Когда я вышел из ванной, он мне позвонил и предупредил, чтобы я завтра в четыре вечера, как штык, был в холле: за мной приедет лимузин и отвезет во дворец на церемонию.

Я попросил денег.

Он сказал, что на моей кредитной карточке есть деньги на всю поездку – он давно позаботился об этом, – и положил трубку.

Я тут же позвонил в регистратуру и велел проверить мой счет на кредитке, а распечатку прислать мне.

Когда принесли мой кредитный счет, я приятно удивился – папаша на этот раз расщедрился.

– Ура! – воскликнул я. – Вы будете у моих ног!

И позвонил своей шикарной попутчице.

– Да? – ее голос был приятен, но строг.

Я назвался.

Она сразу сменила тон и даже тембр – заворковала.

– Мы поужинаем? – предложил я.

– А где? – осторожно поинтересовалась она.

– В Bell Air, – предложил я самый дорогой и престижный ресторан этого удивительного города.

Она сразу согласилась.

И даже на расстоянии почувствовал, как мои шансы крепко подросли.

Я взял напрокат смокинг и вызвал двенадцаттиметровый лимузин.

Ресторан, куда мы приехали, был знаменит тем, что именно в нем президент Соединенных Штатов Дж. Ф. Кеннеди познакомился с самой прекрасной женщиной тех времен – Мерлин Монро. Здесь они вместе обедали.

– За каким столиком они сидели? – спросил я официанта. – Он свободен?

– Это очень дорого, – поведали мне.

Брови моей спутницы вздрогнули – она ждала, что я отвечу.

– Ничего нет дороже желания, дружище, – ответил я халдею.

Нас провели в тот самый знаменитый зал, усадили за тот самый столик.

Спутница моя была само очарование: черное воздушное платье, открытые плечи и – каскад драгоценностей.

За соседним столиком сидела группа японцев.

Маленьких, серьезных и богатых.

И все они не отрывали своих узких глаз от моей спутницы. Она им очаровательно улыбалась, а я заказывал самые изысканные блюда.

К полуночи я напился.

Помню еще, что подружился с японцами.

И проснулся в номере моей спутницы – благо, гостиница у нас была одна и та же.

Время было уже к полудню.

Оказалось, мою подругу тоже пригласили на церемонию.

Страдая с похмелья, я побрел к себе.

Но похмеляться не стал, побоялся папаши.

Долго стоял под холодным душем. Аж посинел весь. Зато полегчало.

Потом заказал три порции кофе. Пошарил по карманам смокинга, нашел вчерашний счет. Когда вник в него, стало немного грустно – сумма составляла ровно половину выделенного папой бюджета.

В дверь позвонили – принесли какой-то подарок в коробке, завернутой в розовую бумагу. Я сперва удивился, но потом понял, что это от вчерашних японцев.

Открывать не стал. Отправил своей знакомой. Пусть думает, будто это от меня. Все-таки ночь была очаровательна, да и она сама тоже.

Ровно в четыре я был в холле.

Там было много знакомых знаменитостей.

Отец стоял чуть в стороне ото всех со своей юной и очень красивой женой. К нему то и дело подходили сильные мира того.

Он заметил меня и милостиво кивнул.

Я подошел.

Поздоровались.

– Он сообщил мне, что я еду не с ним: он в первом лимузине, а я в шестом, но в зале сидеть буду рядом с ним. А потом мы вместе поедем на банкет, который устраивает Киноакадемия для лауреатов «Оскара».

– Ты все понял? – спросил меня отец.

– Конечно, па, – уверил я его, хотя ничего не понял кроме того, что я в зале буду почему-то или зачем-то сидеть вместе с ним.

Он дал мне приглашение.

Я поклонился и выбрался из уже плотной толпы, окружавшей моего отца.

Тут ко мне подлетела моя знакомая в сопровождении трех поклонников, отвела меня в сторону и стала шептать мне в ухо:

– Зачем такое расточительство, такой дорогой подарок?!

Я поначалу никак не мог понять, о чем она.

Но когда она стала говорить что-то насчет престижной видеоаппаратуры, я понял, что было в коробке от японцев.

– A-а, пустяки… – небрежно отмахнулся я.

Она на мгновение осторожно прижалась ко мне и уже громче спросила:

– А ты где там будешь?

Я показал свое приглашение.

У нее удивленно взлетели брови – ряд, указанный в приглашении, был зарезервирован для звезд, и все это знали. Она же сидела где-то под балконом.

Я небрежно убрал приглашение в карман и, шепнув ей, что во дворце увидимся, пошел прогуливаться по папиным друзьям.

Все меня встречали очень радушно: кто целовал, кто обнимал, кто мял, а кто просто говорил какой-нибудь затасканный комплимент – мол, так похож на отца, прямо вылитый.

Я на это кисло улыбался – мне почему-то хотелось быть похожим на самого себя.

Наконец стали подъезжать лимузины.

Отец со своей красавицей, как и говорил, уехал в первом. Потом – ведущие актеры и авторы фильма. Следом – композитор и команда отцовой студии. Наконец пришел и мой лимузин, но какой-то весь потертый с шофером лет под сто и пыльными фарами.

Со мной посадили еще троих – двух толстых операторов и сопливую девочку-гримершу.

До дворца, где должна была состояться церемония, пешком тихим шагом идти минут тридцать, но американцы без показухи просто не могут. Они перекрыли все ближние улицы, и ко дворцу со всех концов огромного города со скоростью раненого муравья стали стекаться лимузины, каждый длиной не менее десяти метров – ведь гость должен именно приехать, а не прийти – за этим очень строго следили устроители.

Поехали и мы.

В машине было просторно, но душно.

Мы все сразу же перезнакомились и решили, не откладывая, выпить. Так думали, что сейчас минут через десять будем на месте.

Я открыл бар – виски, джин, мартини, – но воды не было и льда тоже. Вдобавок холодильник не работал, и все было теплое.

Но все равно мы налили и выпили.

Сделалось еще жарче.

Я снял трубку внутреннего телефона и спросил водителя, почему не работает кондиционер. Он улыбнулся и пожал плечами.

Тогда я спросил, почему не работает холодильник и почему нет воды? – он вновь улыбнулся и пожал плечами – старая, мол, машина, нет ничего.

В смокингах и бабочках стало невмоготу. Открыли люк, и я высунулся в него. Мимо бесконечного ряда черных, серых и белых лимузинов, спокойно обгоняя их, беспечно и весело шли люди. Они не без юмора смотрели на мою фигуру в смокинге, а сами были одеты в рубашки и шорты, юбки и блузки.

После виски мне стало хоть и жарче, но зато и веселее. Я от души раздавал всем желающим воздушные поцелуи, а особенно женщинам-полицейским, которых было вокруг великое множество.

Наконец мне надоело торчать в люке, и я спустился опять в салон. Там была парилка. Все мои попутчики уже разделись до возможного предела.

Прошло сорок минут.

Мы утешались мыслью, что терпеть осталось недолго и мы вот-вот приедем на место.

Прошло еще сорок минут. Казалось, мы не едем, а стоим на месте. Восемь рядов длинных раскаленных чудовищ медленно и важно в своей гигантности пробирались ко дворцу.

В других лимузинах сидели радостные люди, у которых, очевидно, работало все – и холодильники, и кондиционеры. Они весело махали нам запотевшими от холода фужерами с минеральной водой и «американским шампанским».

Всей нашей команде уже становилось дурно.

Кто-то предложил выпить еще. Остальных от такого предложения чуть не стошнило.

Наконец к исходу второго часа подъехали ко дворцу церемоний.

С трудом одевшись и приведя себя в порядок, мы выползли на волю.

В глаза ударило солнце, в уши – радостный гул толпы, в душу – магическое восхищение праздником тысяч людей, которые облепили дворец, но внутрь не попали.

Мы сразу очутились в огромном коридоре, где прогуливались, позируя для кинофотоиндустрии, легендарные звезды Голливуда.

Трибуны по обе стороны этого великолепного коридора с красной дорожкой были битком забиты людьми.

Явление каждой новой звезды взрывало трибуны такими воплями, что приходилось зажимать уши.

Я тоже стал прогуливаться.

Поздоровался со Шварценеггером, Сталлоне, Алю Пачино и де Ниро.

Поцеловал ручку Клаудии Шиффер.

Обнял Спилберга.

Поболтал немного с Никитой Михалковым.

Раскланялся с его братом, Андроном Кончаловским, и двинулся в зал.

В фойе зала выпил холодной «кока-колы» и прошел на свое место. Отца еще не было. Мы сидели в седьмом ряду у центрального прохода. Мое место было третьим от этого самого прохода.

Я сел, расслабился, стал оглядываться вокруг. Издалека мне помахала моя прелестница. Я – ей в ответ.

Взял программу, прочитал.

Там ни о каком банкете не было ни слова. И тут меня как током ударило – ведь отец уже был приглашен на банкет лауреатов «Оскара» да еще меня с собой позвал. Что-то тут не так.

Я заерзал.

Постепенно зал начал заполняться. Подошел отец. Посадил рядом со мной свою жену, а сам сел с краю.

Я его спросил про банкет. Он посмотрел на меня, как на ребенка, – впрочем, строго говоря, я и был его ребенком – и спросил:

– А ты что, сомневаешься в моей победе?

Я состроил резко отрицательную мину, хотя так ничего толком и не понял.

И тут началось чисто американское шоу – с размахом, с помпой.

Было интересно. Особенно когда на сцену выехал огромный куб с красным роялем наверху, а маленький Эл Джонс все никак не мог на него забраться, чтобы спеть нам свою знаменитую песню песен.

Наконец началось награждение.

Через сцену продефилировали все звезды.

А под конец пригласили команду нашего фильма.

Отец велел жене сидеть на месте, от чего та надула свои прелестные губки, пошел на сцену, позвав с собой меня.

Всех нас – человек двенадцать – долго благодарили за наш фильм. Но драгоценную статуэтку дали только одну.

Лично я был и этому рад.

«Оскаром» завладел, конечно, я и долго им махал со сцены, пока меня вежливенько оттуда не выдавили.

Дальнейшее было мне уже неинтересно.

Я держал бесценный приз у себя на коленях, а все вокруг тянулись подержать или хотя бы потрогать это сокровище.

Дал я подержать «Оскара» и отцовой жене. Предупредил:

– Осторожно! Он тяжелый.

Она фыркнула, приняла в свои руки и чуть не уронила. Я громко ойкнул. Отец вообще ничего не замечал, он только раскланивался да посылал залу воздушные поцелуи.

На этой торжественной ноте мы и покинули дворец церемоний.

1 2 3

...

Стандарт

(7 оценок)