2

Потолок моей спальни был исчерчен красными и чёрными полосами.

Полосы на нём появились оттого, что лучи утреннего солнца косо пробивались через модерновые жалюзи на окнах с чередующимися полупрозрачными красными и непроницаемо чёрными вертикальными пластиковыми ламелями. Правда, эти полосы не были такими яркими, какими казались в моём сне.

В моём сне?

Значит, это был всего лишь сон!..

Я редко видел сны, а когда всё же видел, то никогда не мог вспомнить того, что секунду назад рисовалось в сознании, бодрствующем и скучающем от безделья сознании спящего человека.

Этот сон я помнил до самых мельчайших подробностей.

Я встал и отправился в ванную комнату, надеясь, что мой непонятный и совсем не приятный сон бесследно исчезнет после душа, смоется вместе с ночным потом. В ванной я взглянул в зеркало, увидел своё отражение, и оно мне сильно не понравилось. Что-то было в глазах…

Что-то не так было в глазах. Я понял, что не так. Во взгляде не было той уверенности в собственных силах и убеждённости в своей правоте, которые сразу же замечали все, с кем мне приходилось контактировать. Если эти люди стояли выше меня на ступеньках иерархической пирамиды, то практически сразу начинали мне верить, и доверять то, что не доверили бы кому-то другому, стоящему рядом со мной, то есть находящемуся на том же самом уровне. Эти люди, я имею в виду тех, кто принимает решения, выделяли меня из массы других бизнесменов. Естественно, предварительно изучив моё досье. А те, что стояли ниже меня на ступенях пирамиды, тоже верили мне, и охотно подчинялись, потому что чувствовали и понимали: Николай Петрович Якушев – это тот, за кого надо держаться, за кем надо идти, авось и нам что-то обломится. И обламывалось. Некоторым очень даже неслабо обламывалось. Кое-кто меня даже любил, кое для кого я был почти богом. Правда (я же не идиот, понимаю), богом я был для них временным, не тем, кому молятся всю жизнь, и их любовь ко мне была не вполне искренней.

В общем-то, я их тоже не особенно любил. И тех, и других. Просто максимально использовал потенциал каждого, при этом не забывая регулярно выплачивать – кому оклады через кассу и премии в конвертах из личного сейфа, а кому бонусы и гонорары в пластиковых или даже кожаных кейсах. Конверты шли вниз, кейсы – наверх. Все были довольны…

Я принял сначала тёплый душ, чтобы немного привыкнуть, потом горячий, а потом резко – холодный. Растираясь жёстким полотенцем (я специально приобрёл такое жёсткое), я снова взглянул в зеркало. Выглядел я намного лучше, чем до того, как залез под душ, уверенность во взгляде вернулась. Я критически осмотрел своё тело, и, в общем-то, остался доволен. Для сорока четырёх я выглядел совсем даже неплохо. Всё-таки занятия спортом в юные годы и тот образ жизни, которому я следовал всю остальную – взрослую – жизнь, играют свою роль.

Я напряг мышцы и втянул и без того впалый живот. Вполне…

Брился я обычно перед сном (тоже нормальная привычка, женщинам нравится), но, потрогав отросшую за ночь щетину, решил побриться ещё раз. Побрившись, смыл остатки пены холодной водой, вытерся, нанёс на лицо крем после бритья, и, приблизившись к зеркалу, массируя лицо, внимательно осмотрел каждую морщинку. Они были. А куда без них? Не мальчик, чай! Я оттянул нижние веки, высунул язык и констатировал, что никаких признаков скрытых заболеваний у меня нет. Правда, я не врач, но розовый язык, румянец на щеках и отсутствие желтизны на белках глаз успокаивали. Мой ночной посетитель сегодняшнего сна предсказывал мне скорую смерть. Бред! Лет тридцать я ещё проживу. Как минимум! А может быть, и больше. В моей семье все члены по мужской линии были долгожителями. Дед в девяносто семь ушёл. Прадед (дед рассказывал) только на восьмом десятке в пятый раз женился, а помер, когда ему за сотню перевалило. Отцу моему уже семьдесят шесть, а на него ещё девушки заглядываются.

Отец, Пётр Иванович, мужик импозантный – борода и голова не седые, с проседью. Глаза чёрные, как угли, за семьдесят шесть лет ни грамма не выцвели. У меня глаза светло-карие, а у него чёрные. Трубку курит. У него их целая коллекция. Бегает трусцой по утрам, на рыбалку на водохранилище ходит, сам машину водит. Правда, автомобилем редко пользуется, всё больше ножками. Белая десятка, которую я подарил ему шесть лет назад на семидесятилетие взамен старого «Москвича», стоит в гараже, как новенькая.

– А куда мне на ней ездить-то? – говорит отец. – До водохранилища двадцать минут ходу, на рыбалку я и пешком схожу. Магазины тоже все рядом, да и ты молодец – не забываешь старика, продукты подбрасываешь… Была бы Альбина жива, мы бы съездили с ней куда-нибудь. За грибами хоть.

Альбина – это мама. Она умерла четыре года назад, в эту пятницу годовщина, отец вчера звонил, напоминал. Ей тогда только-только семьдесят исполнилось. Сердце прихватило, до телефона мама добраться не смогла. Отец на рыбалке был, а я в Питере с финнами контракт подписывал. Некому было неотложку вызвать. Отец винил себя за то, что его в ту минуту рядом с мамой не оказалось. А я себя. Хотя, если бы я и не поехал тогда в Питер, разве бы изменилось что? Жили мы уже тогда не вместе, да и случился приступ в двенадцать дня. Я в это время либо в офисе, либо в цехах нахожусь. Всё равно я не смог бы ничего сделать. Разве что случай помог бы…

– Один по грибы съезди, – предлагал я.

– А зачем они мне? Ты же знаешь, у меня от грибов…

Я знал. Кстати, у меня та же особенность – как грибы поем, так со стулом проблемы. Странно: всегда эти грибы ел, а как сорок стукнуло, так у меня те же симптомы, что у отца, проявились.

На стене моей кухни висит календарь. Отрывной. Такой, какие раньше имелись на каждой кухне. Сейчас их почему-то перестали делать, во всяком случае, я их давно в продаже не видал. А может, их по-прежнему продолжают делать, просто я по магазинам ходить перестал? Этот календарь мне подарила Вика на новый 2004 год. Его изготовили по её индивидуальному заказу в типографии газеты «Полыноградский вестник», и она за него заплатила наверняка немалую сумму. Впрочем, что бы она считала мои деньги? Зато наполнением этого календаря можно было гордиться. В нём не было кулинарных рецептов и полезных советов, как в обычных отрывных календарях, вместо этого обратные странички были заполнены моими изречениями, которые Вика запомнила или записала куда-нибудь. Наверное, дневник вела, а потом решила использовать свои записи для издания этого календаря. Ещё там были описания того, как в тот или иной день мы славно проводили с ней время, с кем встречались, что заказывали на ужин. Все выходные дни были не красными, как в обычных календарях, а синими и зелёными. Суббота – синие цифры, воскресенье – зелёные. Красными были особо памятные даты, дни, которые следовало помнить. Те, о которых надо было помнить, по мнению Вики.

На страничке стояла дата – двадцать девятое февраля 2004 года. Цифры были зелёные, а это означало, что вчера было воскресенье.

Я потянулся к календарю рукой, но вдруг моя рука замерла в сантиметре от листочка. Я знал, что, оторвав листочек с датой двадцать девятое февраля, я увижу листочек с датой первое марта. Я знал это, потому что не далее как вчера вечером я переворачивал лист календаря, чтобы подглядеть, не случилось ли год назад или два года назад (мы с Викой вместе уже два года) кое-чего такого, о чём я должен был помнить? По мнению Вики, разумеется… Кроме того, первое марта – первый день весны, и цветы завтра с меня так и так.

Я прекрасно знал, какую дату увижу, но вдруг подумал: «А если там тридцатое февраля?»

Бред какой-то!

Я решительно оторвал листик, тихо прошуршавший перфорацией.

Первое марта.

А кто бы сомневался!

– Человек Без Тела! – громко произнёс я. – Ты – плод моего воображения. Ты – мой ночной кошмар.

И подумал вдруг:

«А почему это я решил, что умру от болезни или от старости?..»

Но дальше развивать свою мысль не стал.

Оторванный лист я скомкал и выбросил в мусорное ведро, хотя Вика просила меня не выбрасывать оторванные листы. Она хотела изготовить какой-то коллаж к моему дню рождения, к сорокапятилетию, и для этой её задумки они ей были нужны. Перебьётся. Не уверен, что наши с Викой отношения не закончатся до моего дня рождения.

Признаюсь, Вика мне уже изрядно поднадоела. Она вела себя как потенциальная невеста, а ведь я ей предложения не делал. И в мыслях не было, даже в первые сумасшедшие дни. И вообще, спустя два года после нашего знакомства, я стал замечать в Викином характере черты, которых раньше либо не было, либо она их тщательно скрывала, либо я, ослеплённый страстью, сам их не замечал.

Мне не нравилось её отношение к деньгам вообще, и к моим деньгам в частности. Вика не просто любила тратить деньги, это бы ничего – многие девицы, находящиеся на содержании у обеспеченных и успешных мужиков страдают этой болезнью. Да что там многие? Все. Вика хотела иметь собственные деньги для того, чтобы пользоваться ими бесконтрольно. Для чего ей большие деньги, и как она ими желает пользоваться, я не знал точно, но догадывался. Вика о своих планах не рассказывала. Или рассказывала, но я видел, что она мне врёт, небылицы всякие сочиняет. А иногда говорила просто: хочу, и всё! Хотеть не вредно, а деньги она могла заработать единственным способом. Точнее, несколькими, или ещё точнее, многими, но все они относились к сфере сексуальной. Такими способами больших денег не заработать.

Вика часто спрашивала меня:

– А этот контракт, с которым ты носишься, как с писаной торбой, он на сколько тянет? Больше миллиона? А какой процент чистой прибыли?

Или:

– Интересно: сколько зарабатывают твои менеджеры?

Или:

– Если твои менеджеры зарабатывают так много, сколько же получает твой главный бухгалтер?

Или:

– Дорогой, а у тебя деньги лежат только в российских банках, или в зарубежных тоже?

Или самый откровенный вопрос:

– Милый, а если продать весь твой бизнес, сколько за него можно получить бабок?

Мысль о финансовой независимости в её красивую, но не очень умную белокурую головку стала приходить всё чаще и чаще.

– Колюня! Купи мне какой-нибудь салон или ресторанчик, – канючила Вика. – Или хотя бы кафе, а, Колюня?.. Я устала сидеть дома без дела и ждать тебя целыми днями. А так я буду при деле, и денежку к тому же буду зарабатывать.

– Тебе мало тех денег, что я тебе даю? Извини, но давать больше у меня нет возможности.

У меня была возможность тратить на удовольствия более крупные суммы, но я с молодых лет привык планировать свои расходы, и не платить за вещь или услугу больше, чем она того стоит. Я не жадный. Просто убеждён, что деньги счёт любят…

Завтрак мой, как обычно, состоял из стакана свежевыжатого сока, маленькой чашечки кофе со сливками и йогурта. Второй завтрак будет через два часа, и съем я его в комнате отдыха, находящейся за стенкой моего кабинета, после того, как проведу короткое совещание и получу информацию от всех руководителей отделов и служб, и от начальника производства.

Я ещё не успел допить кофе, как зазвонил телефон.

– Я приехал.

– Жди. Буду через пять минут.

– Хорошо.

Это звонил мой водитель, Саша Пономарь.

Саша работал у меня уже более двух лет. Мне нравилась его исполнительность, а особенно то, что ни разу за эти два с лишним года он не сказал мне: «Извините, шеф, машина неисправна». Автомобиль всегда был технически исправен, вымыт, отполирован и блестел, как новенький, словно только что из автосалона. Но более всего мне нравилась Сашина немногословность. Когда я спрашивал его о чём-то, он отвечал чётко, без ненужных подробностей и строго по существу. Такого ответа, как «не знаю», я ни разу от него не слышал. Когда я давал ему какое-нибудь задание, он отвечал коротко: «Хорошо», редко задавая мне уточняющие вопросы. И я знал, что моё указание будет исполнено действительно хорошо, и в тот срок, который был установлен. Если я его ни о чём не спрашивал и не давал никаких заданий, он молчал, не надоедал разговорами во время поездки, как делают большинство водителей-телохранителей.

Кстати, Сашу на работу принимали как водителя-телохранителя. Опыта телохранителя у Саши не было, но в его досье, составленном серым Готлибом, значилось, что срочную Саша служил в ВДВ, принимал участие в боевых операциях в Чечне, и даже имеет медаль за боевые заслуги. Кроме того, у Саши второй дан по каратэ, и в свободное время он посещает спортзал, продолжая повышать мастерство. Спортивный парень. И неиспорченный, меня такой устраивал. Своё знание боевых искусств Саше пока продемонстрировать не пришлось, так как я уже давно обошёл всех конкурентов, никому по-крупному не мешал, а с местной братвой у меня установлены прочные деловые отношения. Я им платил исправно и щедро, а бандиты не только не мешали мне, напротив – помогали.

Наши направления деятельности – мои и бандитов – не пересекаются. Я не лезу ни к оружию, ни к наркоте, ни к игорному бизнесу. Я не занимаюсь спиртным и автомобилями, близко не подхожу к поставкам на отечественный и зарубежный рынок живого товара.

Чем я занимаюсь?

Покупаю идеи.

Технические идеи.

Я покупаю их, делаю опытные образцы новой продукции, провожу рекламную компанию, и, сформировав стартовый портфель заказов, запускаю в производство. А потом продаю. Недёшево. Рентабельность до ста процентов дотягивает. Правда, бывают и проколы, но… бизнес есть бизнес.