Читать книгу «Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год» онлайн полностью📖 — Владимира Броневского — MyBook.
image
cover



 



Гибралтар прежде называется Мон-Калп, потом сарацины, построив на горе сей крепость, назвали по имени одного из своих генералом Жибель Тариф, то есть гора Тариф, а от сего произошло нынешнее название Жибралтар. Сия крепость попеременно была во власти испанцев и мавров, наконец взята от первых соединенным английским и голландским флотом под командой Георга Руке в 1704 году, не силой, а нечаянным случаем. Принц Гессенский, вышед с войсками на перешеек, уверился, что нападение с сей стороны было невозможно. Флот, сделав 15 000 выстрелов, не причинил и малейшего вреда укреплениям. Одно оставалось средство – принудить к сдаче крепость голодом, но оная досталась англичанам гораздо скорее. Партия матросов, выпивши лишнюю порцию грога, в двух или трех шлюпках приблизилась к Новой Моле, осмелилась выдши на берег и напала на малое число испанцев, тут находившихся. Со флота тотчас посланы были все люди, и как крепость с сей стороны еще не имела стены, то и принуждена была сдаться. В 1713 году Утрехтским миром Гибралтар утвержден во владении Англии. Испанцы несколько раз покушались возвратить его. Последняя осада соединенных сил Испании и Франции с моря и сухого пути прославила генерала Елиота, который с малым гарнизоном отразил осаждающих с великой потерей. Принц Нассау, будучи тогда генерал-лейтенантом испанской армии, построил выдуманные им плавучие батареи, но они были потоплены и 300 больших пушек достались англичанам. Гибралтар, находясь на пути от Англии в Мальту, служит главным сборищем купеческим и военным флотам, защищает левантскую торговлю и наблюдает Кадикс и Карфагену, где испанские эскадры содержатся в блокаде.

Плавание Средиземным морем

17 декабря вся эскадра, кроме брига «Аргуса», отставшего у Сан-Винцента, снялась с якоря. Невзирая на малый ветер, попутное из океана течение помогало ходу, и мы плыли по 10 верст в час. Гибралтарский пролив имеет два течения. У африканского берега вода стремится из океана; а у европейского из Средиземного моря. Океанское течение посреди пролива столь сильно, что при легких ветрах корабли относит назад. Течение океана далеко входит, не смешиваясь с водой Средиземного моря, оно сохраняет свой цвет более черный, и потому многие Средиземное называют белым морем. На сто верст западное течение действует почти с одинаковой силой. В проливе наиболее дуют восточные и западные ветры, ибо в море, с которой бы стороны они ни были, приходя к узкому, высокими берегами окруженному каналу и отражаясь обеими сторонами, берут направление пролива и дуют в нем сильнее, нежели в море. По сей причине бури бывают крепче и чаще во всех заливах и при выдавшихся мысах, нежели в открытом море.

18 декабря прекрасный день, какой у нас бывает в мае, украшался еще более приятным плаванием близ берега. Каждый час новые предметы приближались, проходили мимо и скрывались. Там вдали, на краю горизонта, отдаленный берег показывается тонкой синей чертой, чрез несколько минут вид его изменяется, а чрез час он представляется высокой горой. Счастливое плавание в хорошую погоду недалеко от берега приятнее и покойнее земного путешествия. В первом, прогуливаясь на палубе, переходишь великое пространство без усталости и в большем обществе проводишь время с удовольствием; в последнем, будучи заключен в карете, поджав руки и ноги, сидишь в принужденном положении, между тем как пыль, набившись в нос, в рот и ослепив глаза, препятствует наслаждаться видами.

19 декабря восходящее солнце позлатило светлую лазурь неба; ни одно облако не помрачало ясного свода его. Легкий ветерок едва колебал море, и скоро наступила совершенная тишина. Морская тишина (штиль) для простого путешественника спокойна; но мореплаватель не любит ее потому, что она препятствует успехам его намерений. Три дня у небольшого, пустого и голого камня Аборана томились мы мучительным, беспокойным ожиданием ветра, думая, авось-либо с которой-нибудь стороны он повеет. Каждое облако, каждая пестринка на небе казалась нам предвозвестницей оного; но надежды наши были тщетны: зеркальная поверхность моря пребывала в неподвижной гладкости. После ученья из ружей в цель и примерно у пушек, люди, чтобы не быть в бездействии, иные пели, другие занимались своей работой или ловили рыбу. Юнги[18] едва успевали закидывать уды, как вытаскивали по две и по три рыбы вдруг; на уду же, пустив приманку, плавающую на воде, ловили они чаек. Множество сих морских птиц вились вокруг кораблей, отнимая с криком одна у другой куски хлеба, которые мы им бросали, или дрались за пойманную рыбку, то в беспорядке садились на воду, то вмиг взвивались на воздух. Как день был очень жарок, то людям позволили купаться; для сего спустили шлюпки и у бортов для не умеющих плавать растянули на веревках парусы, на которых мылись они точно так, как в ванне.

Оставя отечество при наступлении осени, в несколько дней перешли мы в южную Англию, где прекрасная погода еще продолжалась; когда же и тут начались дожди и туманы и когда растительная сила природы и там начинала мертветь, то в бурном декабре перенеслись мы в жаркий климат Европы. Там прекраснейшее лето вновь нас встретило. Все творение исполнено было жизни, все цвело, все одето зеленью, и тысячи насекомых шумели в воздухе. И так, не видав снегу, инеев, холода и зимы, не должны ли российские плаватели совершенно быть очарованы? и свежесть воздуха и необычайная теплота не должны ли быть разительны для людей, привыкших жить в суровом севере? Прекрасный день сопровождался еще прекраснейшей ночью, но сии ночи довольно холодные и сырые от падающей росы, вредят здоровью. Скорый переход от жара к холоду производит простуду и скорбут, но, поступая по данным нам наставлениям о сохранении здоровья людей, служители наши не были подвержены сим болезням. Трюм[19] корабля, наиболее зараженный спершимся воздухом, очищался чрез проветривание. Палубы ежедневно окуривались уксусом и порохом. Чистота и опрятность, как корабля, так и экипажа, во всей точности наблюдалась. Более же всего смотрели, чтоб на воздухе с открытой головой и в мокром платье не ложились спать. Недостаток свежей воды, испортившееся мясо и другие провизии умерщвляют людей иногда более, нежели сражение, беспрестанный труд и беспокойство. Вода в бочках, стоящая на низу трюма, особенно в жаркие месяцы, обыкновенно на четвертый день начинает портиться и скоро делается вонючей. Цедильный камень и машина для очищения воды не могут на каждый день для 800 человек приготовить достаточного количества. Все другие средства и изобретения для производства их на корабле найдены вовсе неудобными и не соответствующими своей цели, и посему-то недостаток свежей воды есть главное неудобство морской жизни. Но, переменяя часто воду и имея свежие запасы, мы на кораблях не имеем ни в чем нужды. Благодаря крайнему старанию главнокомандующего о довольстве людей, во все продолжение кампании ни на одном корабле не было тех заразительных болезней, которые происходят от гнилой пищи и подобно кровавой войне свирепствуют между морскими служителями.

После штиля, при тихом восточном ветре 20 декабря ночью, у мыса Гато близ Армии встретились мы с английским флотом из 15 кораблей под начальством вице-адмирала Коллингвуда, от кого уведомились мы, что он идет в Вест-Индию искать Брестскую эскадру, на которой Иероним [20], брат Наполеона, находится. В Карфагене же, блокированной сим флотом, стоят 8 кораблей, из коих три стопушечные. Приняв все меры осторожности и быв в готовности к сражению, с свежим попутным ветром прошли мы Карфагену, 27-го числа подошли к Сардинии, а 29 декабря, лавируя при крепком северном ветре, стали на якорь у Калиари.

Калиари

Бедная столица короля Сардинского лежит на крутой горе, обнесенной двойной каменной стеной, и окружена низкими местами, солеными озерами и болотами. Внизу города небольшая гавань. Высокие горы, пересекающие весь остров, стоят в некотором расстоянии. К северу видна длинная плотина, отделяющая большое озеро от рейды. Калиарский залив, имеющий направление от юга на север, неудобен в зимнее время по причине жестоких порывов, находящих из-за гор от севера, с моря же не будучи ничем прикрыт, подвергает корабли, на оном стоящие, волнению от юга. Фертоинг, должно становиться, кладя один якорь на северо-запад, другой на северо-восток. Хороший иловатый грунт и глубина от 4 до 18 сажень делают рейд в другое время года довольно безопасным.

Едва заметили в городе наши большие корабли, несколько испачканных лодок или, по крайней мере, не так чистых, какие доселе мы привыкли видеть, наполненных музыкантами и нищими, пришли к кораблям; и те, и другие просили милостыни, одни за поздравление с благополучным прибытием, другие за труды, которые они приняли для умилостивления нас своим шутовским криком и вместе смешными и жалкими кривляньями. Босые ноги, всклокоченные, никогда не чесаные волосы, лохмотье, покрывающее закоптелое от нечистоты тело – словом, вся наружность сих сардинцев приводила в сострадание. Мы должны были выдержать трехдневный карантин, в которое время ездить на берег и сообщаться с стоящими на рейде судами строго было запрещено. Впрочем, все нужное доставляли нам на лодках. Дешевизна плодов нас удивляла: за десять апельсинов платили мы копейку, а за два пуда миндалю – талер.

Карантин кончился, всякий спешил на берег. Выходим на пристань, толпа народа, снявши свои красные колпаки, с почтительным видом следовала за нами. Куда ни оборотимся, чернь приветствовала поклоном. Спрашиваем по-итальянски, где лучший трактир? И множество голосов, доселе позади вполголоса говоривших, вдруг отвечали: «Вот самый лучший!», протянув каждый обе руки и показывая на дом против стоящий. Входим: в темной комнате стоял пошатнувшийся пыльный бильярд, никого нет. Идем во второе жилье, хозяин в засаленном фартуке, с изумленным видом, сорвав с себя колпак, спрашивает, что угодно? торопится, просит садиться, уверяет, что у него трактир самый лучший и что все иностранцы у него только были довольны. Заказав обед, пошли мы в город прогуляться, несколько маклеров предложили нам, не угодно ли что покупать? Наперед хотим видеть город, сказал один из нас. Как прикажете, ваше превосходительство! (так обыкновенно величают здесь иностранцев) и тотчас один из них большими театральными шагами пошел впереди, а другие в почтительном отдалении следовали позади нас.

Прекрасно выстроенные дома с плоскими крышками, обнесенные решеткой, уставленной вазами цветов, составляют разительную противоположность с нечистотой улиц. При первом взгляде на итальянский город, леность, нерадение и подруга их нищета повсюду представляются. На каждом шагу встречали мы нищих, едва покрытых изорванным куском холстины. Они, окружив и преследуя нас неотступно, просили милостыни, уверяя, что уже несколько дней ничего не ели; с уничиженным видом показывали на небо, говоря, что оно только служит им покровом, что они не имеют никакого убежища от суровости погод. И так не благорастворение воздуха и плодородие земли доставляют благоденствие народу. Трудолюбивый норвежец в бесплодной земле достает себе лучшее содержание, нежели ленивый итальянец в стране, облагодетельствованной всеми дарами природы. Нижние ярусы домов заняты лавками ремесленников. Там портной, тут резчик, столяр, кузнец, бочар сидят за работой при открытых окнах и дверях. Итальянец хочет видеть людей и беспрестанно быть на открытом воздухе; оттого-то кажется, они и не брегут о чистоте домов. Из узких промежутков, отделяющих дом от дома, исходит смердящий запах; замаранные стены, отвалившаяся штукатурка, красные пятна по окнам и лестницам, помои, выливаемые из верхних ярусов, мертвые кошки и собаки, истлевшие на улицах – все вместе столько заражает воздух, что мы, заткнув нос платком, спешили взойти на гору в надежде найти там лучший воздух. По ступенькам, высеченным в горе, вошли в крепость, находящуюся на вершине горы внутри города. Здесь показали нам глубокий колодезь, из коего весь город довольствуется свежей водой. Колодезь находится внутри здания, покрытого столь толстым сводом, что кажется, бомбою пробить его не можно. Крепостные стены с сухопутной стороны неисправны, с моря же бастионы вооружены тяжелой артиллерией. Впрочем, Калиари лежит на высоте, обороняющей окрестности, и посему долго может сопротивляться.

Вошед в собор, мы удивились великолепию и богатству украшений. Темные своды, хорошая живопись и огромные столпы, поддерживающие тяжесть здания, внушали благоговение к сему древнему храму. Монахи водили нас по всем переходам церкви и на одном алтаре показали в золотом ковчеге голову святого Сатурнина. Мы к мощам сим приложились с благоговением и на блюдо, тут стоявшее, положили несколько монет. Удивленные францисканцы взглядывали друг на друга, казалось, хотели что-то сказать; но, посмотрев на праздный народ, за нами ходивший, смирено опустили вниз глаза, поклонились и, обратя умоляющий взор к небу, не сказали ни слова.

Дурной запах в комнате, в которой мы должны были обедать, отнимал у нас позыв на пищу. По стенам и окнам везде были пыль и паутины; кирпичный грязный пол не выметен, а только обрызган водой. Вместо скатерти послана была толстая тряпка; кушанье, даже жаркое и пирожное, на деревянном масле, и потому мы довольствовались только салатом, плодами и тем, что не было в руках повара. Едва ли можно себе представить что-нибудь неопрятнее итальянских трактиров; только в лучших городах можно найти хорошие.

После обеда привели нас на шелковую фабрику. И здесь виден народный характер итальянцев. Зала уставлена несколькими десятками самопрялок, на коих сучат и разматывают шелк. Отгадайте, кто их вертит так скоро? Индейки, петухи и куры. Она развязаны между двух рычагов, вставленных в ворот, который помощью шестерни обращает самопрялку. Индейка, опустя хвост, распустя крылья, с криком бегает по поддону, так скоро и до тех пор, пока, закружась, падает вверх ногами. Мальчик и девочка впрягают другую, а загнанную отправляют в трактир и говорят, что она от того бывает вкуснее убитой. Далее собаки, белки, зайцы, сурки и множество маленьких животных, разинув рты, с лаем, визгом, щелканьем, во всю силу скачут в средине колес; оные вертятся и бедное животное, боясь упасть на спину, поневоле прибавляет бегу, а самопрялка работает между тем наилучшим образом. В другой зале вываривают шелк, в третьей основывают на станки. На сих стальных станках помощью механизма, обращающего челнок, один работник отделывает в день две дюжины чулок; несмотря на смешное движение самопрялок, работа успешна, прочна и дешева. Заведя машины, производство работ и содержание стоит весьма недорого.

От фабрики прошли мы в гавань, где стояла галера и две полугалеры, составляющие всю морскую силу короля. Доходы его столь малы, что он имеет три или четыре тысячи солдат, и те так бедно одеты, что если бы не знамя и шляпы, пробитые пулями, то их узнать бы нельзя. В гавани нечего было смотреть; итак мы пошли за город. Проводник снял башмаки и, накинув фуфайку на одно плечо, гордо выступал пред нами. За городом ничего, кроме огородов и худых хижин, взору не представлялось; песчаная земля, солончаки и болото скоро нам наскучили, и мы, дошед до одной развалившейся церкви, воротились в город. Узнав же, что после зари ворота в крепости запираются, и притом наслышась, что опасно оставаться на дороге, ибо нищие за несколько копеек иногда убивают иностранцев, мы немедля поехали на корабль.

Несмотря на леность жителей, Сардиния весьма плодоносна. Кроме вина, масла, плодоносна. Кроме вина, мала, плодов, всякий хлеб родится в изобилии. В горах находят серебряные, железные руды и мрамор. Соль доставляет королю важный доход. У берегов ловятся кораллы. Торговля, кроме сих произведений, состоит из шелковых чулок и красных шерстяных колпаков, по всей Италии употребляемых чернью. Воздух на сем острове от множества болот нездоров. Сардиния во времена римлян и при нынешнем короле, когда он имел Пьемонт, была местом ссылки. Сардинцы говорят испорченным наречием из смеси итальянского с испанским. Остров сей, уверяют, не имеет ядовитых пресмыкающихся гадов, и кроме лисиц нет других хищных зверей. Небольшое животное, подобное лягушке, называемое мафроне, принадлежит собственно Сардинии.

В древние времена греки, по сходству острова с башмаком или следом ноги, называли Сардинию Сандалиотисом и Ихнузой. Нынешнее имя, как утверждают некоторые, произошло от Сарда, сына Геркулесова. Первые обитатели жили рассеянно, скитаясь в лесах. Греки, поселившись в Сардинии, построили города, и с тех пор коренные жители были подвластны чужим владельцам. Карфагеняне, чрез 400 лет господствуя на Средиземном море, владели сим островом до окончания первой Пунической войны. Римляне во время мира, под предводительством Гракха, разграбили Калиари, тогда известный под именем Кавалиса