Инопланетянин:
Я так долго тебя искал! И, наконец, нашёл!
Остановись, особенный человеческий индивид, и слушай!
Я должен отрезать твоё ухо!
В.Г.:
Что? Зачем? Почему, сумасшедший дьявол с антеннами
вместо ушей?
Я – художник. И еще опечаленный психопациент!
Эй, если что не так, позови моего врача!
Инопланетянин:
Это желание космоса!
Нам нужен генетический образец человеческой расы!
В.Г.:
А почему моё ухо?
Мне оно нужно для написания автопортретов!
И потом кто-то ещё сказал или скажет – например,
Гертруда Стайн:
«Пиши глазами, но рисуй ушами».
Инопланетянин:
Слова женщины для нас не правило!
Не бойся! Я отрежу тебе ухо, оно же анахронизм
И близко по происхождению к рогам —
Отмершим у членов человеческой расы!
В.Г.:
Нет уж! У тебя твои антенны!
А уши мне нужны! Я слушаю траву,
Шелест звёзд, песню ветра, звуки шагов лесных зверей…
Инопланетянин:
Всё это не серьёзно!
В.Г.:
Я художник!
Почему ты хочешь отнять у меня мои цветные звуки?
Мои картины —
Это моя личная безденежная жизнь!
Я рисую, чтобы рисовать! Для меня это бесплатно.
Никаких денег! Никаких интриг!
Мой брат Тео не в состоянии продать никаких моих полотен!
Инопланетянин:
Мы не собираем искусство. Это скучно.
Деньги в помощь? Нет!
Мы – исследователи и мыслим о своём и твоём будущем.
Ты должен помочь нам
С выполнением секретного задания.
Повернись!
Покажи свой рыжебородый профиль!
Мой космический меч готов!
В.Г.:
О, нет, инопланетянин!
Отрежь-ка что-нибудь другое у другого.
Я – голландец христианин!
Но, может, отрежешь у меня кусочек крайней плоти —
Я уверен, что Господь един.
Так будет как-то естественней,
Хотя христиане гордятся своей крайней плотью.
Но ради сохранения моего великого портретного искусства
Готов ею пожертвовать!
Инопланетянин:
О, нет! Солдат-инопланетянин не может выложить
Весь секрет космического плана!
Расслабься!
Всё – дело сделано!
Я покажу тебе портрет,
Зеркально отражающий твой знаменитый
С повязкой вместо уха.
Благодаря мне ты еще больше прославишься.
Глубокий вдох!
Готово! Рама золотая!
В.Г.:
А-а-а-а! Что ты сделал? А-а-а-а! Кровь-кровь-кровь.
А-а-а-а! О, чёртов антенорогий! А-а-а-а!
Инопланетянин:
Кровь? У тебя есть платок твоей Рашель!
Выслушай моё галактическое пророчество!
Ты особый человек —
Тебя ждет вечная слава!
Люди будут платить миллионы
За твои картины!
После твоей скоропостижной смерти!
Твой самый близкий Друг Гоген тебя предаст,
Забудь о нём —
Вот мой тебе совет!
Ты будешь вечно жить
С твоего искусства тенью —
С Тео, твоим любящим братом!
То, что мы отрезали,
Будет лишь способствовать твоему величию!
Мечте твоей о вечности!
Наш с маху безболезненный укол!
Всё! Готово!
Не завязывай заношенным платком,
Но заживит рану быстро этот —
Белый клочок космического хлопка,
Подарок нашей планеты —
Залечит мгновенно,
Сохранив цвет крови!
В.Г.:
О, исчезни Инопланетянин!
О, лети отсюда, рогатый дьявол! Оставь лишь своё
Отражающее зеркало,
Которое увидят миллионы,
В виде моего безухого портрета безмолвных галерей
С носом фюзеляжа – летящего с тобой снаряда,
Под аккомпанемент
Тихо падающих капель моей крови.
О боль!
О бушующая буря моего труда в приюте Сен-Реми!
Над полотнами, которые никто не купит…
Инопланетянин:
То, что мы отрезали,
Будет лишь способствовать твоему величью!
Мечте твоей о вечности!
Наш с маху!
Безболезненный укол!
Всё! Готово!
Не завязывай заношенным платком,
Но заживит рану быстро этот
Белый клочок космического хлопка —
Подарок нашей планеты —
Залечит мгновенно,
Сохранив цвет крови!
Знаете ли вы их памяти мемориал -
Два белых камня, одинаковых как близнецы?
Горестной печалью они сражают наповал!
Здесь лежат два брата! Знакомы многим их имена,
Врубленные вдавленным в камень шрифтом,
Если небо чисто, то кто они -
присутствующим видно допоздна…
Две забредших в зелень под Парижем
каменные стелы…
Две памяти, причастные к неповторимому искусству,
Фундаментированы крепко -
не страшны им эпох стрелы!
Художника нелепой жизни печального ландшафта,
Влекло изобразить кормилицу-пшеницу
В труде рабочего – ещё не будущего астронавта!
И теперь прямо от Парижа в Уаз автобусы курсируют -
Извилистый исчезнувший путь обоих братьев -
Полотна в рамах Винсента Ван Гога
этот путь цитируют.
И в 20 верстах от грязного Парижа
быть за городом летом -
Мечта! Ещё и у двух святых в искусстве!
Природа выволакивает богатых из кабриолетов
И заставляет – их и всех других -
любить Овер-сюр-Уаз -
С музыкой церкви Успенья Пресвятой Марии
Для слышащих ушей и видящих Ван Гога глаз!
Не отрезай мне ухо – я хочу
Слышать песню завывающего ветра ночью,
Днём царапанье горячих острых лучей солнца,
Вкрадчивый шёпот обнимающихся листьев!
Всегда – пугающий шорох шевелящейся травы,
Мёртвую глухую глубину отражающего зеркала воды -
Где ещё ищут причину или казус прославленного уха.
Однако всё это напрасно:
Ткань повязки плотно охватывает голову, скрывая рану…
Никто не видит уродливый остаток
Органа слуха. И много лет мой напряжённый
Несчастный взгляд – обрамлён и остеклён!
Моё реальное лицо растворилось в космосе,
Являясь призраком в музеях, в которых люди
С любопытством вглядываются в результаты моего
Скандала с бритвой!
И я слышу шёпот:
«Нет! Это не он сделал – а его враг Гоген!
Он был спортсменом фехтовальщиком!»
Что?!
Гоген?!
Ван Гога друг?!
Был фехтовальщиком?
Нет! Он был художник тоже!
Дурные слухи!
Но Ван Гог перестал слышать,
Как Бетховен!
Это ошибка хирурга!
Нет, какая ерунда!
Он сам это сделал!
Все знают, что
Он был сумасшедший!
«Ван Гог – голландец!»
«Зато Гоген – француз!»
А я слышал другую версию.
Всё произошло в борделе.
Проститутка – по имени Рашель – откусила ему ухо!
Ван Гог, благородный человек,
Твердил, что сам ранил себя бреясь!
Но французская полиция заставила её признаться!
Она любила целовать и покусывать клиентам уши,
Однажды много выпила вина
И потеряла меру. Ван Гог просил ее:
«Умоляю, не кусай мне ухо! Перестань, мне больно!
Эй! Дура! Видишь кровь!
Где мое ухо? Ты его съела?»
Я хотел бы слышать другой более правдивый текст,
Другой вангоговский навет
Этой бесславной небылицы -
Больше связанной с полем золотой пшеницы!
Вдова брата Тео – Йоханна, как в сказке – «как-то раз…»
Привезла тело мужа из Парижа,
Чтобы похоронить на кладбище в Овер-сюр-Уаз
Рядом с ним? С безухим братом! И об этом ниже!
Себя освободив от будущего брачного соседства
Из-за опасений, что в Париже знали о сифилисе Тео…
Развеять слух – какое выбрать средство?
Читатель ждёт уж рифму – Казахское Медео!
Не снимайте спортивный боевой клинок
В ЖЁЛТОМ ДОМЕ с жёлтой стены!
Не прячьте шпаги – возможный рассерженный пинок
Гогена, давно без тренинга – это не хоть бы хны!
Гоген – шпажист – приехал навестил Ван Гога,
Увидеть жёлтые подсолнечники под Арли
После Парижа! Эти жёлтые цветы – не так уж много…
Ещё и река Рона… Окей! Ван Гог не на мели!
Сгустки крови сохнут на стенах.
Не убирайте шпагу в Жёлтом доме!
Если нет шпаги, чем ухо удалить впотьмах?
Если нет вёсел, чем грести на Роне?
Не спрятанной ли шпагой на дне лодки?
Или оружие – что рядом – только для защиты,
Если будет ругань? Секунда для его находки!
А крика спора негативные слова предельно ядовиты!
И зная, что один из них должен быть прав
И благодатью озарён свеченья Звёздной ночи,
Мысли одного из них – его упрямый нрав:
«Эй! Терпеть тебя, приятель, уже нет мочи!
Иди к своей в мазуте шлюпок грязной Сене -
Смотри на муть её воды,
Роста подростков – мраморно-нелепые мансарды,
В которых проживать – недолго ждать беды,
Без куполов остроконьковых черепичных крыш,
Без тенистого Арли и радости струистой Роны!
Где Жёлтых – дома и его обоев – тишь…
Жёлтых подсолнухов плантации огромны!
Эй! Не тащи меня, как гондольер в гондолу, -
Мы не в Венеции – прибыл ты ко мне в Арли!
Эй! Вези меня вдоль берега, причалить к молу!
Не маши вместо весла поднятой шпагой на мели!
Не отрезай мне ухо – я хочу слышать
Ночную песню ветра, ласковых звёздных ночей,
Но на моих полотнах дышит
Ночной кошмар – спрятанный в ЖЕЛТОМ – змей:
Съедение горьких лекарственных оков -
Прогулок шуршание, засохших колючих трав,
Металла стук моих бегущих каблуков -
Мой день в Арли! Пока он, слава Богу, не кровав…
«Ван Гог – голландец!»
«Зато Гоген – француз!»
Щель открытой двери,
Крик голой натурщицы Рашель!
Человек толкает меня, выбегая,
Прикосновение шёлкового одеяла – и
Расползающееся кровавое пятно,
От выпавшего из рук мятого
Бумажного пакета, с отрезанным
Приятелем Гогеном – ухом…
Для Шивон Джеймисон[8] к её писательскому дебюту
Под потолком не ярок свет от лампы,
Но поглощать картошки клубни им светло
И запивать еду крепким женевером[9] залпом!
Мелькают алюминиевые ложки голоду назло!
Ближе к блюду этого оркестра ртов
Матери семейства чепчик с рюшками:
«Эй родня! Советую без лишних слов
Очистить дно хлебными краюшками!»
Не все в застолье – Юрген побежал в сарай!
Упитанный друг Юргена – Юрг-поросёнок -
С будущим фермером прилетели в рай -
Рад Юрг! Жуёт, как молния, спросонок!
Хозяин Юрген Юргу рад! Как он его целует:
«Осенью употребим тебя на колбасу!»
Съел Юрг уж всё – лижет руку пустую:
«Радуйся! Месяц и тебя им принесу!»
«А мне?!» – кот Генрик слышит и мурлычет.
«Что, Генрик? Создаёшь хозяину ещё заботу!
Лови мышей!» Завистливый кот Генрик хнычет.
«Эй ленивый кот! Давай – знай свою работу!»
И Юрген, прощаясь с холодом сарая,
Идёт по лесенке, к своей картофельной семье,
И думает, как фермер, сарай хозяйства покидая:
«Юргу картошки бы ещё – моей свинье!»
О проекте
О подписке