Завтрак дома у Георгича в виде пары бутербродов с сыром и кофе с молоком, которое Георгич брал с местной фермы, быстро усвоился у меня. Я чувствовал, что начинаю хотеть есть, а не было еще и десяти утра. Сказывалось: волнение и эта вот утренняя «пробежка». Шли мы быстрым шагом насколько позволяла местность. Лес был просторный и в основном из сосен, перемежавшихся с елками. Про елки я читал, что они семь лет растут никого не трогают, а вот потом начинают сосать из почвы влагу так что окружающим ее деревьям перестает хватать и они засыхают. Не знаю на сколько это правда, но сосны вполне хорошо себя чувствовали рядом с раскидистыми зелеными треугольниками. Шли мы судя по всему звериной тропой, еле угадываемой на покрытой вперемешку с иголками и листьями земле.

От подступающего чувства голода я стал вспоминать, что у меня в рюкзаке из еды. По совету Георгича с собой я взял еды где-то на пару дней. Две банки говяжьей тушенки. Свиную не брал, так как в ней много жира и могла быть изжога. Риса и гречи – в сумме грамм пятьсот крупы. Вместо хлеба Георгич дал мне завернутые в тряпку сухари. Не знаю сколько уж там грамм, но они были явно легче буханки хлеба, насколько я понимаю. А вес рюкзака немаловажный фактор в походной жизни. Еще я захватил пару банок рыбных консервов. Так на по-быстрому перекусить если. Еще две плитки шоколада и чай в пакетиках, так экономичней в плане воды. Да, еще у меня была восьмистамиллилитровая фляжка с водой и два литра в бутылке. К воде у Георгича особое внимание и он всегда в первую очередь спрашивал достаточно ли я взял ее, если мы собирались куда-то вглубь леса на несколько дней поохотится. Еще в городе я прикупил орехов лесных, грецких и кешью. Вот о них я сейчас и думал. Я так и планировал, что будет чего пожевать на ход ноги. Решаясь было их достать, как сурово сосредоточенное лицо Георгича, меня останавливало. Темп нашего хода был таким быстрым, что я рисковал серьезно отстать и я конечно не хотел выглядеть перед капитаншей некомпетентно. А ведь мне пришлось бы скорее всего им кричать, чего Георгич вряд ли одобрит. Опять же шуршание пакетами и вот эта вот возня, выглядела бы по меньшей мере несолидно. Эта Олеся явно бы подумала про меня: «Вот! Не может потерпеть, поесть ему захотелось. Охотничек!»

«С другой стороны, да плевать мне на ее мнение! Ну захотел я перекусить, какое ее дело?! Я вообще ее сегодня вижу, а завтра уже забуду о ее существовании!»– думал я и свободной рукой пощупывал рюкзак на спине примерно вспоминая куда я положил орехи.

Грай убежал и его уже долго не было. Георгич снизил темп, так что я даже успел снять свитер прямо на ходу дав подержать ружье участковой. Палатку она несла в руках и мне было ее немного жаль потому что ей все время приходилось менять руку. Я же, повесив ружье на плечо, вполне себе спокойно отодвигал ветки обоими руками. Она шла за мной, и я каждый раз ей говорил придерживая оттянутые ветки, чтобы она увеличила дистанцию! Что друг за другом впритык не ходят! И если она боится, то лучше ей вернуться пока не поздно.

–Тихо! – вдруг остановившись прошипел Георгич, подняв палец вверх и водя глазами вокруг не поворачивая головы.

В этот момент, рация оттопыривавшая карман куртки капитанши неожиданно пшикнула. Георгич сдвинул брови и подойдя к нашей «не с кем дома оставить!» как я ее называл про себя, выкрутил «барашек» включения рации до характерного щелчка обезмолвив ее. При этом он ничего не сказал, а лишь внимательно посмотрел в Олесины глаза.

«Неужели не было куртки ее размера?!» – думал я, поглядывая на Олесю утопающую в просторном ВВЗ.

–Грая давно нет! – тихо сказал Георгич,– днем медведь не особо активен, но «движуха» на месте происшествия и наш шум мог поднять зверя и он ушел далеко. Обычно, они охраняют свою добычу и должен быть поблизости. Тело почти целое, особо не поедено. Сытый значит. Дождется пока подтухнет. С душком любит. Не прикопал, значит либо помешал кто, либо не понятно. По осени они вообще в принципе не шибко голодны, чтобы на человека напасть.

Спустя несколько секунд, вдалеке послышался какой-то звук, похожий на металлический грохот и вроде как лай собаки.

–Тут впереди река Ваня. Значит сделаем так. Вы по этой стороне так вдоль реки и пойдете тут берег хороший, высокий. А я на ту сторону, Грай вроде как туда свалил, но молчит, значит свежего следа пока нет. Сутки прошли, чего уж тут. Может и потерять, не найти. Тем более если «потап» реку перешел и на той стороне не сразу вышел, а еще поплавал или вдоль или назад. У них перед спячкой всегда такой хаос в перемещениях. Это они следы путают, чтобы от берлоги увести. Даже по стволам деревьев ходят, чтобы на земле след не оставлять. Умное и хитрое животное! Тут правда поневоле хитрым станешь, если тебя столько тысяч лет выслеживают, загоняют и убивают! Как только, что-то изменится и я начну уходить от реки, я откричусь! – добавил Георгич вытаскивая рацию из рюкзака и фотографируя на телефон участки карты которую я забрал у Олеси.

Как вы уже поняли мой дорогой читатель я еще не был опытным охотником. Это Георгич в период моего семейного кризиса приобщил меня к этому делу. До этого я был настолько сентиментален, что даже избегал рыбалки. Охотничий билет я получил четыре года назад и на сегодняшний день из моих жертв числился рябчик, которого я подстрелил, преследуя зайца. Косой попрыгал от меня в чащу старой «делянки», а «боровой свистун» вылетел на меня. Ружье было на изготовку и расстояние не оставили рябчику шансов. Потом был тетерев которого поднял Грай. Все было сработано как по нотам, иссиня-черная краснобровая птица села прямо надо мной на верхушку березы. Точнее пыталась сесть зависнув на какое-то время у безлиственной кроны дерева. Ну а потом были зайцы их я уже не считал, там нужно было лишь хорошенько прицелится, когда Грай их загонял под ружье. Осенью до снега, зайцы еще сохраняли подвижность и вертлявость. А уже когда снег становился глубоким и плюс ко всему и рыхлым, то тогда держись «косой». Георгич в свою очередь увлекался охотой еще до выхода на пенсию. Он сам признавался, это были одни сплошные пьянки до тех пор, пока он не стал ходить один, а потом уже с Граем и мной. Георгичу довелось участвовать в разного рода облавах, в том числе и на волка. Стоял на номере, загонщиком был и выжидал кабана на приваде. У него было чему поучиться, поэтому я не спорил с ним в вопросах охоты. Как это было, когда я пришел в отдел и после некоторого времени устроил ему «райскую жизнь» и саботаж. Он поначалу даже запил, а потом в ультимативной форме перевелся в «главк». Потом Георгич мне признался, что это хорошо, что я такой гонористый попался, что проблемы ему создавал, а то бы он так и не сменил бы обстановку. В главном управлении уголовного розыска бухать возможности уже не было, надо было пенсию зарабатывать. Коллектив новый да и взяли по обещанию отбатрачить как следует. Потом «гуляй рванина», что называется. Вот Георгич «подшился» и отрубил в «главке» свои полтора года, ну а потом уж на пенсию ушел. Георгич спокойный по характеру. Редко, когда из себя выходил. Читал много. Надя жена его все причитала в шутку, что из книг можно новый дом сложить, но исправно привозила из города ту что он заказывал. Она еще не вышла на пенсию, поэтому жила в городе и приезжала на выходные. У Георгича была дочь, но я ее ни разу не видел. Она уехала куда-то за границу работать и вроде как там вышла замуж, так что лишь изредка звонила Георгичу. Он в такие моменты вставал и уходил в комнату закрыв при этом дверь. Видимо он не хотел, чтобы я видел насколько его трогает общение с дочерью, которая так далеко. Потом он возвращался и говорил: «Давай еще по одной!» и мы продолжали играть в шахматы выпив еще по одной. Эти моменты случались редко, потому что в основном мы конечно брали палатки, ружья, еду и ехали охотится, куда нибудь вглубь Карелии. Бывало, что мы выбирались и на южную сторону Ленинградской области, а то и в Новгородскую и Псковскую области. Этим планированием занимался Георгич. Он и карты местности подбирал и занимался предварительным изучением угодий. Бывало, что он выбирал какой-то участок угодий, где происходили исторические события. В основном это конечно места боев в Великую Отечественную Войну. Вечером у костра он рассказывал о событиях, которые здесь когда-то происходили, о людях, которые здесь жили или погибли. Порой он был такой душевный, что я думал не мой ли он отец?! Бросивший меня в младенчестве…

–Георгич не понимаю, зачем нам разделятся? Это как в американских фильмах получается! Сейчас мы разделимся и нас по одному… – шутливым тоном спросил я, останавливаясь и сбрасывая наконец рюкзак уже порядком резавший плечи.

–Потому что от нас всех слишком много шума! Я не слышу собаку. Если она на той стороне реки, то меня найдет, если на этой, то вас попусту услышит… Втроем это целый отряд марширует. А так я буду слышать получше и когда Грай нащупает «мишку», я вам «откричусь» и мы все вместе его… – с этими словами Георгич глотнул из своей плоской фляжки из нержавейки которую все время носил с собой.

Я украдкой глянул на Олесю, пытаясь уловить ее реакцию, что она думает по поводу того, что Георгич пьет, вот так вот без закуски и не за столом. Но она казалось даже не обратила внимания, а сняла кепку и достала телефон. И тут я увидел наконец-то ее лицо полностью. Лет тридцати. Темно-русые волосы двумя волнами ниспадали почти до груди, так что погоны опять стало не видно. Чистый без единой морщинки умный лоб, с тонкими словно заостренные косы бровями вразлет. Карие миндалевидные глаза с какой-то хитринкой. Нос какой-то непонятной формы, то ли курносый то ли наоборот, но что-то похожее как у кукол. Алые выделяющиеся на слегка бледном лице губы, не пухлые, но большие отграничивающие нежный полуовал подбородка.

«Еще бы родинку и она была бы вылитая Мерлин Монро!» – подумал я.

–Связь есть! Три палки! У меня МТС! «Инета» почти нет, «ешка»! – комментировала Олеся информацию с экрана своего телефона.

А я в это время смотрел на ее маникюр. На тонких пальцах красовались аккуратно срезанные ноготки, покрытые глянцевым нежно розовым лаком и по краю подведенные белой тонкой полоской.

«Да уж, – снова подумал я, – и вот с такой красотой она пошла в лес продираться сквозь бурелом за медведем!»

Из-за мешковатого ВВЗ я не мог понять какой она комплекции. Ростом участковая была где-то с меня-среднего, может чуть ниже. А вот худая или нормального телосложения я пока не мог понять. Заправленные в берцы штаны «полевки» подчеркивали стройные ноги, но нельзя было с точностью сказать насколько была стройна их обладательница выше.

–Все, я пошел! – произнес Георгич закидывая обратно на плечи рюкзак.

Потом он взял в руки ружье и рацию и сказал:

– Проверим связь! Я отойду немного. Канал у тебя тот же? – обращаясь то ли ко мне, то ли к Олесе.

–Добро Георгич, – проговорил я, перестав наконец исподволь разглядывать вспотевшую от ходьбы капитаншу и включив рацию.

Я тоже порядком взмок. Ружье еще с непривычки как не родное было. Тяжелым неповоротливым казалось. Хоть по весу оно было три шестьсот, но этот вороненый ствол постоянно норовил за что-нибудь зацепиться или выскользнуть из рук. Потом конечно привыкаешь, но поначалу. Лишь на второй, третий день интенсивной носки, начинаешь чувствовать его как нечто неотъемлемое. Как телефон, что ли. Но нужно было время. Пока оно мешало идти и наслаждаться видами, да и вообще смотреть по сторонам.

–Чего ты все меня изучаешь? – спросила Олеся, когда Георгич ушел. Ее красивый лоб поблескивал на солнце, от испарины и она сидя на поваленном дереве и держа в правой руке кепку уставилась на меня. Она намеревалась все решить, раз и навсегда как я понял, – Я не солдат Джейн,⁵ конечно! Но чего я такого не могу чего можешь ты? МР-43⁶ правильно держать?

–Откуда ты знаешь, что это МР? – поразился я.

–Да потому, что прежде чем стать участковым, я три года в лицензионке отработала! Внимательно относилась к своим обязанностям! – раскачивала Олеся, помахивая кепкой и расстегнув куртку ВВЗ.

Солнце нещадно палило, было градусов двадцать с чем-то это уж точно.

«Жаркое вышло «бабье лето!» – промелькнуло у меня в голове.

Ссорится и выяснять отношения у меня не было сил. Да и очень хотелось уже, чего нибудь пожевать. Поэтому я примирительно спросил:

–Да я так. Маникюр у тебя красивый просто! Ты поесть, чего нибудь хочешь?

–Пойдем! Василий Георгиевич не говорил привал делать, а то отстанем. – махнула она кепкой словно прогнала надоедливую муху или комара и встала с дерева.

Время было уже два часа. А Грай все не давал о себе знать. Последний раз он прибегал с полчаса назад и теперь было тихо. До реки получалось метров сто, но ее пока было не видно из-за деревьев. Олеся пошла впереди, сняв свой ВВЗ и уложив его между ручек сумки от палатки. Фигура у нее была прям таки как у балерины, ничего лишнего. Верхняя часть полевки была заправлена в штаны и на упругой ягодице лежала кобура с пистолетом. Я невольно поглядывал на капитаншу, но потом поймал себя на мысли, а не специально ли она вот так вот меня обогнала и куртку свою скинула. Слабые места прощупывает. Вскоре начался подъем и уклон стал таким, что гора казалось падала сверху. В какой-то момент мне пришлось буквально идти на четвереньках. Возвышенность была покрыта мягким мхом, так что надо было высоко поднимать ногу, чтобы поставить ее дальше. Казалось подъем никогда не закончится и когда наконец вершина была достигнута, я повалился на бок, обняв ствол ружья. Я не видел, как поднялась, Олеся. Она была где-то в стороне. Последний раз я видел ее когда хотел ее обогнать при подъеме, но потом у меня уже не было сил смотреть в ее сторону. Передохнув лежа не земле, я наконец встал и огляделся. Вершина была покрыта сухими до бело-серого состояния елками, торчащими прямо из мха. Под ними отсутствовали иголки. Выходило, что елки высохли уже много лет назад и иголки разметало ветром настолько ярко зеленым и чистым был под ними толстый слой мха. По левую руку я словно какой-то великан мог наблюдать верхушки елок и сосен стоящими теперь внизу подо мной. Сразу за ними открывался живописный вид на реку Сестру вьющуюся серебряной змеей меж деревьев. Чтобы идти дальше надо было спускаться. Спуск был очень крутым, и я крепко хватаясь за стволы деревьев, двигался зигзагом опасаясь просто свалиться и покатится кубарем.