2. Гости из прошлого

Этот день для Виктора Степановича начался раньше обычного. Пара рюмок нового самогона, принятых накануне в качестве снотворного, легли не особенно удачно, подарив наполненный кошмарами сон и ощутимое похмелье с утра. Организм настоятельно требовал принять чего-то ответного в качестве контрмеры. Взвесив все «про и контра» между огуречным рассолом и опохмелочной стопкой и не придя к консенсусу, выбор был доверен интуиции, которая явно склонялась в пользу последней.

Значительное улучшение самочувствия и подъем духа убедили Виктора Степановича, что решение довериться подсознанию было правильным. Часы показывали всего лишь шесть утра, но досматривать ночные кошмары желание уже пропало. Однако и полюбоваться на рассвет тоже не удалось – за окошком словно натолкали ваты, да так густо, что, казалось, открой форточку, и ее будет полный дом. В этот раз туман явил себя во всей красе и, судя по его плотности, отступать не собирался.

– Погода меняется, – потер виски Виктор Степанович, – Вот и потому и давит голову, а я, по-дурости, на самогон грешу…

Рекламацию свояку он решил не предъявлять. Для убедительности выводов относительно плохого качества напитка требовались дополнительные экспериментальные исследования. В принципе, можно было этим и заняться, но Виктор Степанович, прежде всего, был человек дела. Ведь как-никак, а встречать московский скорый кому-то надо.

Чтобы не смущать себя оставленной на столе бутылкой, он выглянул за дверь. Раскинувшийся повсюду туман сразу же лизнул его в щеку холодным влажным языком, дарую предрассветную бодрость.

«Даже умываться не надо», – подумал он, захлопывая дверь перед носом этого утреннего зверя.

Взгляд его снова уперся в бутылку, но теперь он уже решительно подошел и убрал ее в ящик под столом. Подумал. Достал, налил стопку и, после этого, снова спрятал ее под стол. «Теперь правильно», – заключил Виктор Степанович и, в предвкушении, открыл холодильник, чтобы поискать что-нибудь на закуску.

Длинный паровозный гудок прозвучал подобно грому от ударившей из холодильника молнии. Виктор Степанович замер, не сколько оглушенный, сколько ошарашенный, и не верил своим ушам. Он некоторое время тупо смотрел в холодильник, а потом резко захлопнул дверцу, как будто это могло заставить замолчать резкий басовитый звук.

Его сознание не могло взять в толк появление такого гудка. За все время службы на железной дороге, Виктор Степанович мог различить по звуковым сигналам не только марку тепловоза, но и разницу в буксируемом составе. Но то, что он услышал, не соответствовало никакой современной категории. Нет, по молодости ему не раз и не два приходилось слышать что-то подобное, но сейчас это могло быть вызвано разве что странностью рассудка, повернувшегося от реальности в мир воспоминаний.

Поэтому, абсурдная мысль хлопнуть дверцей холодильника, чтобы унять звуковую волну неизвестной природы, в тот момент показалось совсем не абсурдной.

Только когда дверца уже была закрыта, а звук продолжал терзать барабанные перепонки, Виктор Степанович сообразил, что источник его, чтобы это ни было, на железной дороге, а вовсе не в его доме.

Накинув по привычке служебную куртку, он выскочил из дома в чем был – в вытянутых на коленках трениках и шлепанцах на босу ногу.

Разрывая ватную перину тумана, расшвыривая ее остатки шумным дыханием, в клубах пара, на него шел, замедляя ход, самый настоящий паровоз. Рельсы гудели, передавая земле дрожь многотонного колосса, пар валил из трубы и из-под огромных черно-белых колес, по которым двигались длинные стальные дышла, словно жвала гигантского насекомого. Стальная махина надвигалась с неотвратимостью пародышащего дракона.

– Бог ты мой… – прошептал Виктор Степанович и непроизвольно сделал шаг назад.

Шлёпанец зацепился за выступающий из земли камушек и съехал с ноги. По инерции, голая ступня ступила на мокрую холодную траву, что, впрочем, осталось незамеченным.

Наконец паровоз встал, окутавшись паром, а паровозный свисток издал три коротких пронзительных свистка. Дым из трубы потащило на землю, и вокруг сразу распространился характерный запах костра.

За черным цилиндром парового котла виднелась будка машиниста, за ней тендер с углем, а еще дальше в белой завесе проглядывали несколько вагонов. Было непонятно – то ли вагонов всего несколько, то ли остальные были скрыты в залатавшем свои прорехи тумане. Конструкцией они были незнакомой, похоже, под стать раритетному паровозу. Над крышей одного из них развевалось сразу несколько флагов, разной расцветки.

«Праздник что ли какой? – подумал Виктор Степанович, присматриваясь к полотнищам. – Так непохоже… Белое полотнище с красным солнцем – это Японский флаг, – сообразил он, – Триколор неправильный – это Французский, со звездно-полосатым понятно. Какой там еще, Британский? Куда же без него!»

– Международная делегация какая в Иркутск едет? – предположил он и вспомнил о желтом флажке.

Извлек его из кармана, расправил плечи… И только сейчас до него дошло, что ниже форменной куртки вид у него, как бы помягче выразиться… не деловой.

– Ах ты ж, незадача какая, – раздосадовано почесал он флажком в затылке, – Так перед иностранцами опростоволоситься!

Виктор Степанович хотел дать деру и скрыться от позора в своем доме. Хотя бы на время, чтобы переодеться. Но изменившаяся ситуация такой возможности ему не предоставила.

– Эй, любезнейший! – со стороны вагонов уже успел спуститься первый пассажир и бодрой походкой шел к нему, придерживая рукой фуражку.

Был он среднего роста, не худощав, но весьма подтянут. Шашка на боку и кобура на поясе выдавали в нем человека военного – они, да фуражка с черным околышом сразу бросились в глаза Виктору Степановичу. Уже успокоившись, он отметил зеленый френч с погонами, бордового цвета галифе и черные сапоги. Все это сидело ладно на владельце, выдавая его неустанную заботу о своем внешнем виде. Вот только форма выглядела странновато. В бытность своей армейской юности ему тоже довелось поносить сапоги и галифе. И пусть сапоги были кирзовые, а не яловые, но галифе малиновым не было никогда. Еще смущал черный околыш на фуражке и шашка – прямо персонаж для «Свадьбы в Малиновке».

Но разве сейчас уследишь за военной модой? Вот взять, к примеру, только такой атрибут военной формы, как погоны. Погоны были в царской армии, при Советской власти трансформировались в кубари на воротнике, потом вернулись на свое место, недавно переползли на пузо, а сейчас, говорят, снова вернулись на плечи. Чего уж удивляться всей прочей амуниции?

Процесс созерцания эволюции военной моды был прерван самим военным:

– Любезнейший, – повторил тот, приблизившись, – Где я могу отыскать начальника станции?

– Какой станции? – опешил Виктор Степанович.

– Как какой? – удивился военный, – Здесь же должна быть станция… Или мы ошиблись местом? – он растерянно оглянулся в сторону паровоза, пытаясь разглядеть кого-нибудь в будке машиниста. – Все этот чертов туман!

Было видно, как из вагонов выгружались люди в форме, подобной той, что была на собеседнике. Даже до сюда долетал их громкие слова и смех. Видно было, что остановка планировалась не на пять минут.

«А как же скорый? – Виктору Степановичу хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что перед ним не сон. – Тут же такая трагедия будет!»

– Прошу прощения э-э-э…

– Поручик Климов, Сергей Яковлевич, к вашим услугам, – козырнул офицер.

– Очень приятно. То есть не очень… Нет, я не то хотел сказать. Здесь должен пройти пассажирский скорый из Москвы! Уф-ф, – выдохнул Виктор Степанович.

– Не беспокойтесь, – отмахнулся поручик, – Дальше Нижнеудинска никого не пропустят. Да и какой скорый из Москвы? Бронепоезд от атамана Семенова прорвался бы, да что-то не торопятся казачки наши.

– О чем речь? – к ним неспешно подошел коренастый военный с красным лицом и загнутыми на гусарский манер усами.

– О станции, господин штабс-капитан! – доложил поручик.

– Что с ней не так?

– Ее нет.

– Как это нет? А что я буду докладывать Верховному? Вы хорошо подумали, поручик?

– Хорошо, господин штабс-капитан. Можете сами убедиться.

– Не понял… – штабс-капитан прошагал мимо и выглянул вдоль рельсов, пытаясь рассмотреть что-нибудь вдали. Тщетно. Ватная перина тумана легла плотной завесой, скрыв пути через сто метров.

– Странно, – он потрогал навес, под которым встречал поезда Виктор Степанович. – А это что такое? Разве не здесь дежурный по станции встречает прибывающие составы?

– Я, конечно, извиняюсь, – подал голос Виктор Степанович, – Но это место для меня.

Ему ужасно не хотелось встревать в разговор двух офицеров, но, что поделать! До него так или иначе они бы добрались в своих поисках.

– А вы кто таков будете? – штабс-капитан наконец обратил внимание на невзрачного седого человека рядом с ними.

Виктор Степанович гордо выпрямился и отчеканил:

– Станцион… Тьфу ты! Дежурный по переезду, Виктор Степанович Анисимов!

– Поди ж ты! Так значит должность ваша при станции, а станции, говорите, нет! Признавайтесь, что с ней произошло? Партизаны?

– Какие еще партизаны? – простонал Виктор Степанович.

– Полноте, господин штабс-капитан, – рассмеялся поручик, – Партизаны унесли станцию? Или нет – разобрали на дрова?

– А это мы сейчас и узнаем! Извольте отвечать, господин дежурный!

– Я не дежурный, – попытался возразить Виктор Степанович.

Он вдруг почувствовал холод в оставленной без обуви ноге. Пропитавшая носок влага неприятно окутала ногу мокрым компрессом, отчего пятка уже стала деревянной, пальцы наполовину потеряли чувствительность. Он поджал ногу и провел ступней по второй, еще не замерзшей ноге.

Военный с подозрением осмотрел с ног до головы собеседника:

– Что происходит? Что у вас за вид? Вы находитесь при исполнении, подберитесь!

Виктор Степанович хотел сказать, что он не ожидал появление незапланированного поезда, потому и вышел, как по тревоге, но видно было, что собеседник понимать это не намерен – с таким видом назначают виноватых, а не выслушивают оправдания.

– Я не дежурный, – обреченно повторил Виктор Степанович.

– Да что вы заладили одно и то же! – штабс-капитан подошел ближе и втянул носом воздух, – Да вы пьяны, господин дежурный! Свинья!

Штабс-капитан коротким, хорошо поставленным ударом, сбил Виктора Степановича с ног.

– Как вам такое, поручик? В то время, когда солдаты проливают кровь за веру и отчество, этот недоумок позволяет себе быть пьяным на службе!

– Может быть и так, господин штабс-капитан, – возразил поручик. – Но если это не мешает выполнять свои должностные обязанности, то не вижу в этом ничего предосудительного!

– Я не пьян, – пробормотал Виктор Степанович, пытаясь встать на ноги, – А станции здесь отродясь не припомню.

– Вот видите, поручик, – вздохнул штабс-капитан, – А если мешают? – он дернул кобуру и в лоб Виктора Степановича уставился черный зрачок револьвера.

Никогда он так ясно не представлял себя на краю жизни. Этот усатый военный был весьма убедителен. Убедителен даже был не он сам, не взведённый курок револьвера и головки пуль, которые можно было различить в открытой части барабана, что явно говорило о полноценном боевом заряде. Убедителен был его тон, спокойный – можно сказать равнодушный и чуточку уставший. Такой будничный тон палача, утомленного повседневной работой.

– Что здесь происходит? – строгий спокойный голос принадлежал невысокому подтянутому человеку в френче защитного цвета с широкими витиеватыми погонами на плечах. Три крупных значка на каждом занимали почти все поле погона. То, что это были не звезды – факт, больше они напоминали раскинувших крылья птиц. Загипнотизированный прямым взглядом незнакомца, Виктор Степанович рассмотреть точнее не смог.

Судя по тому, как вытянулись поручик и штабс-капитан, властью этот человек обладал немалой. Тонкий прямой нос и холодный взгляд из-под нахмуренных бровей делали его взор, что называется, орлиным. Виктору Степановичу показалось, что ему гораздо уютнее под дулом пистолета, чем под этим леденящим душу взглядом.

– Измена, господин Верховный главнокомандующий! – доложил штабс-капитан.

– Вот как? В чем же?

– Пропала станция, господин Верховный главнокомандующий. Единственный свидетель – дежурный, но он пьян и несет чушь.

– Здесь не было станции… – Виктор Степанович решил, что молчать в сложившейся ситуации чревато.

– Партизаны, – не отступал штабс-капитан, – Очень возможно, что это засада, а дежурный есть их сообщник, или просто невменяемый служащий по причине пьянства.

– Позволите? – подал голос поручик, – Мне кажется, штабс-капитан сгущает краски. Здесь всего-навсего банальная ошибка машиниста, что в таком тумане весьма неудивительно.

– Действительно, если здесь замешаны партизаны, мы бы так просто тут не разговаривали. Иначе, зачем им эти фокусы со станцией?

– Мон шер, мы надолго встали? – на плечо Верховного легла тонкая кисть в белой перчатке. Красивая женщина встала у него за спиной и положила голову на другое плечо.

– Зачем ты остановил поезд на лесном полустанке, ты же говорил про станцию?

– Дорогая, беспокоится не о чем. Ну зачем нам станция?

– Не знаю, ты сам о ней говорил.

– Лучше посмотри на нетронутый человеком край. Сколько вокруг земли и это все Россия! А ужиться на ней не получается. Друг с другом воюем, да еще и иностранцев в распри втянули.

– Ну для нас же война в Иркутске закончится?

– Закончится… если верить союзничкам. Господа, – Верховный обвел взглядом офицеров, – У нас мало времени, через десять минут сворачиваемся. Перестаньте искать черную кошку в темной комнате. Ее там нет. А вам, голубчик, – он строго посмотрел на старика, – Требуется проспаться. Идите с глаз долой.

Виктор Степанович беспомощно оглянулся, не понимая шутка это или нет. Но все вокруг разом потеряли к нему интерес. Штабс-капитан уже галантно целовал даме руку, а поручик побежал в сторону вагонов, что-то крича.

Оставшись в одиночестве, он сразу вспомнил про мокрую и окоченевшую ногу, про то, что по утрам у него болит поясница и про тяжелое похмелье с утра. Виктор Степанович торопливо засеменил в дом, а там согрелся под верблюжьим пледом и неожиданно для себя уснул, провалившись в крепкий сон без сновидений.