Тан уже давно обещал преподнести мне эту неземную красоту, ведь просьба волчицы для ее волка закон, и именно на это время, как назло, выпало его дежурство по охране периметра заповедного леса. А значит, от желанной добычи меня отделяет еще месяц ожидания и нетерпения.

Поэтому я решила сама их добыть сегодня, или придется тосковать по ним еще одну луну. У меня слишком много планов на эти цветы, чтобы отказаться от них.

В наше логово не попадает солнечный свет. Если цветок закутать в ткань и принести в пещеру, он сможет долго простоять, воткнутый во влажную землю, не увядая и не теряя лепестков. А может быть, даже пустит корни и прорастет. Куст призрачных роз в пещере – красота!

– Вот неугомонная! Не хочет в пещере сидеть как добропорядочная оборотница! – поприветствовала меня старая седая волчица недовольным надтреснутым лаем. Она лежала возле соседней пещеры и грелась на солнышке.

– Доброго дня, бабушка! – кинула я старухе и устремилась вниз по тропинке. Никого нет, все на охоте или на дежурстве, в пещерах остались только дети и старики, можно незаметно утечь из логова.

Раскинув руки в стороны, я бежала с холма, огибая дыры и пещеры в скалах. Из некоторых выглядывали любопытные мордочки волчат и лица оборотней. День был солнечный и чудесный, я сдерживала себя изо всех сил, чтобы на радостях не завопить на всю долину и не перебудить спящих волчат. Если маленькие дети, с таким трудом уложенные родителями на тихий час, проснутся, я огребу по полной.

Спустившись с холма, по привычке оглянулась и последний раз кинула взгляд на гору, в которой жил наш клан. Возвышенность, покрытая зеленью, так же безмолвно таращилась на меня сотнями темных провалов-глаз.

Полдень, жара, все перевертыши спят в прохладной тени своих пещер. Ни с высоты птичьего полета, ни отсюда, снизу, не скажешь, что эти пещеры обитаемы. Оборотни умеют заметать следы и прятать концы в воду, именно поэтому нас еще не нашли. Для их вымирающего вида искусство быть незаметными и скрытными, присутствовать, но не быть замеченным, сродни жизни. До заката было еще несколько часов раздолья, лесов, озер и трав.

Свобода! Выбраться из логова, пусть и комфортабельного, выстеленного теплым магическим мехом и имеющим все удобства, – это настоящая радость. Потому что любая тюрьма хоть за золотой решеткой это все-таки тюрьма. Долгие часы я не спеша гуляла в сторону плато, чтобы растянуть удовольствие и насладиться одиночеством.

В лагере оборотней мы с Танатосом жили, как в осаде. За нами постоянно следили приспешники Ши. В последнее время мне доводилось выходить из пещеры только в сопровождении Тана или шамана Ки.

Верчелф очень за меня боялся, я для него как драгоценность, завоеванная и с боем отобранная у противника вервольфов – вампира. Я являлась трофеем. Оберегаемым, защищаемым, но по правилам волков-оборотней не имеющим своего голоса. Одна из самок, одна из гарема. Тан владел абсолютным правом привести в пещеру еще волчиц. Это привилегия зверя, я признавала ее за ним.

Толпы молодых и гибких волчиц вальяжно прохаживались мимо, лежали у входа в пещеру, якобы греясь на солнышке. На водопое, на охоте, в лесу, на поляне у логова, везде мы натыкались на них. Внезапно я стала очень популярна среди женского населения. Мне притаскивали лечебные травы, лучшие куски мяса, и через каждые пять минут приходили с какими-нибудь просьбами: то полечить порезанную лапу, то посмотреть навернувшегося с обрыва волчонка. Я стала популярней шамана и готова была взвыть от обилия внимания к моей персоне.

Мы опасались, что среди них могут быть шпионы претендента на место альфы клана. Поэтому от подарков я отказывалась, плату за лечение не брала, если случай был серьезным, настойчиво вела пострадавших на осмотр к Ки.

Иногда мне казалась, что Танатосу действительно надо взять еще одну волчицу в логово. Потому что с увеличением потока посетителей в нашу пещеру я уже не справлялась с приготовлением еды, уборкой и прочими ненавистными для всех мужчин делами. Узкий замкнутый мирок клана, шпионов и опасности, поджидающих на каждом углу, домашние обязанности и прочее. Я не могла больше терпеть и вырвалась на свободу.

Когда тоска, разъедающая мое сердце, становилась невыносима, Тан сжимал меня в своих крепких объятьях. Сильно, до боли, целовал, любил, и она отступала, но только на одну ночь, наутро неизменно вновь воцаряясь в сердце. Режуще, тянуще, непереносимо. Так болеть может только что-то, разбитое вдребезги. Лекарство теряло свою силу с каждой неделей и уже не помогало.

Я была безмерно благодарна за помощь Танатосу, за его неустанную заботу и грубую ласку, спасение и избавление, но я просто задыхалась в замкнутом пространстве. И когда подвернулся шанс – убежала!

Мне было плевать на то, что Танатос разозлится и будет бушевать, снося сталактиты в пещере одним ударом лапы. Что ж, в нашем логове будет просторней, щебень и камни я вымету.

Восхождение на плато далось мне с трудом.

Поэтому на вершине я оказалась к самому закату. Отсюда простирался обалденный вид. Широкое пространство, все заросшее колючими кустами. И лес, зеленый, полный жизни, тянулся до горизонта.

Небо окрасилось в пурпур, солнце послало прощальный луч, и сразу стало темно. Свод из багрового приобрел цвет густо-фиолетового свежего синяка.

Плато помрачнело, на лес опустились семерки, с последним лучом птицы оборвали свои трели, насекомые спрятались в траву. Природа уходила на заслуженный покой.

Я села на камень и принялась ждать, с нетерпением поглядывая на колючие клубки веток вокруг себя.

Призрачные розы. Они цветут в полной темноте. Скоро взойдет луна, но ее не будет видно. Абсолютная тьма.

Новолуние.

На выгнутых дугой стеблях, среди острых, как иглы, шипов набухли остроконечные бутоны, глянцевые, чернильно-черные среди темной, жучиного цвета листвы.

Все произошло очень быстро: только-только были почки, и вдруг голые ветки покрылись листьями. Это означало, что взошла луна.

Магия. Я дотронулась до зазубренного края и тут же отдернула руку: с пальца упала крупная капля крови. Я вспомнила слова одного человека: «Без своих шипов роза превращается в рабыню». Действительно, я видела, как иногда в играх волчицы показывали клыки своим самцам, мучая их и не даваясь им в лапы, от этого жар, полыхающий в оборотнях, разгорался жарче. Только надо быть осторожнее – может полыхнуть и тогда погибнешь в сверхновой, сметенная безумием чувств.

Так и эти розы. На отвратительных, невзрачных кустах растет сама нежность, олицетворение красоты. Но если бы цветы не прятались в переплетение острых игл, они бы не выжили и были бы уничтожены.

Бутон на ближайшей ветке щелкнул и приоткрылся, я приготовилась. Луна скоро будет в зените, и тогда поляну зальет отраженный призрачный свет.

Кто-то подкрадывался. Я обернулась инстинктивно не потому, что услышала звук, а потому, что почувствовала угрозу.

Трое. За моей спиной. Все девушки, знаки клана – ожерелья из волчьих зубов на груди, выкрашенные в красный цвет, открытые, выставленные напоказ девичьи прелести и пышные, торчащие во все стороны волосы, а сквозь них горят страшные нечеловеческие глаза.

Красные клыки – оборотни из клана Ши. Некоторое время назад все, кто присягнул ему на верность, нацепили эти побрякушки, – мимоходом отметила я.

Что им надо? Зачем они за мной шли? Поиздеваться хотят? Неужели они не понимают, что если я пожалуюсь Тану, от них не останется даже ушей и хвостов?

Одна девушка упала на колени, выгнулась и обернулась.

Я сделала шаг назад. Это уже не шутки, они принимают боевую форму!

– Если вы посмеете причинить мне вред, вам достанется на орехи! Будете отвечать и перед своим вожаком, и перед Танатосом!

– Глупая, твоему мертвому оборотню недолго осталось бродить под луной, в лесу его ждет засада. Заговоренный клинок против нежити в спину, так, чтобы он больше не поднялся и не восстал. Он не придет к тебе на помощь, не жди и не зови, это бесполезно!

Я узнала волчицу Аи по черной шерсти. Не сумев заполучить внимание Тана, тварь примкнула к Ши.

Оборотница громко рассмеялась каркающим смехом, огромная волчья пасть, полная зубов, не давала смеяться и говорить четко. Две другие самки ударились оземь и тоже перекинулись.

– Мы убьем тебя и съедим, хоть и противно жрать что-то подобное, но останков или улик не должно сохранится. Ты исчезнешь без следа, от тебя не останется даже костей.

– Я уже ела человечину, там, у реки, стояла сторожка рыбака, – проговорила левая волчица. – Пованивает, но жрать можно, потом все превратится в… – Волчица скорчила презрительную рожу.

– Человеческую вонь потом можно заесть пряными кореньями. Никто и не почует, кого мы съели – оленя, кабана или маленькую крысу. Пронырливую тварь, возомнившую себя невесть кем! Ни вожак, ни шаман не узнают правды. Но прежде чем есть, мы нагуляем аппетит и поиграемся! Беги, крыса, беги!

Мрак! Меня убьют, выпотрошат, раздерут на отдельные кусочки и съедят так, чтобы Тан никогда не узнал, что случилось со мной.

Первый раз в жизни моя душа ушла в пятки. Все вокруг было настоящим, построенный вокруг меня сказочный эфемерный мирок спокойствия рухнул. Клыки, когти, лес, тьма и смерть вокруг.

Никто не поможет, не придет на помощь. Танатос тоже в опасности, возможно, его сейчас так же, как меня, пытаются убить. Черные хищные тени набрасываются из-за кустов, прыгают на него, наваливаются всей кучей, не позволяя дать отпор.

Но у него хотя бы есть чем обороняться, а я безоружна.

Мелькнуло воспоминание: широкая спина, быстрые крылья, кровавый в свете луны меч, горящий взгляд и сокрушительная безжалостность. Оружие, защита, единственная, которая была у меня в этом мире, не считая Тана. Мой фамильяр.

«Не думать, – приказала я себе, – не сейчас!»

Я встала на месте как вкопанная, примороженная страхом и неверием. В моем мозгу крутилась одна мысль: они не сделают этого, не посмеют. Если когда-нибудь подобное всплывет на поверхность, им и их волчатам не жить. Оборотень клана не убивает оборотня клана.

Изгоняют – да, но не убивают. За уничтожение своего только одно – смерть рода на корню: всех, кто связан родственной кровью, не жалея ни детей, ни женщин. Неужели они пойдут против своего клана? Взгляд скользнул по окрашенным в кровь клыкам – знаку отличия.

Пойдут.

Потому, что это больше не их клан!

Правая волчица прыгнула. Инстинктивно, на одних рефлексах, я побежала. Острые клыки оторвали полоску меха от набедренной повязки, за моей спиной послышался заливистый разноголосый вой.

Погоня началась.

Мышцы работали на износ, страх гнал меня вперед быстрее ветра, дробный топот лап, рычание и смешки слышались прямо за спиной.

Самки, задрав морды к небу, издали сигнальный протяжный вой: добыча скоро будет поймана.

Далеко за лесом я услышала ответный зов. «Тан, – мелькнула мысль. – Его сейчас так же, как и меня, пытаются убить».

Богиня! Не допусти!

Мимо мелькали колючие кусты. Странное дело, показалось, или ветки с приоткрытыми бутонами расступались впереди и смыкались за моей спиной, чтобы задержать преследователей? Айя и ее наперсницы продирались сквозь шипастые заросли, оставляя за собой клочки шерсти и капли крови.

Плато кончалось, впереди ущелье, круто уходящее вниз, я знаю, там тупик. Резко затормозив на краю, я обернулась. Преследовательницы выдрались из колючек и остановились.

Главная волчица, свесив на сторону язык, усмехнулась и облизала морду, предвкушая парное мясо. Она знала, что это ловушка, оборотни гнали меня именно в эту часть, внизу в туманной сырости меня ждет смерть. Узкое ущелье, острым клином спускающееся вниз с плато, гладкие, высокие стены, тихое, укромное место, где не будут искать.

«Один раз. Один только раз, ради спасения своей жизни, да простит меня пресветлая Богиня», – молилась я.

Потянувшись сознанием к светящимся искоркам внутри волчиц, приготовилась потушить их. Я собиралась отнять у них жизнь, всю, до последней капли. Совершить зло, сознательное, запрещенное непотребство и умереть самой, предав себя. Потерять новообретенную силу, дарованную Богиней, совершив этот грех.

Энергия выглядела, как призрачная рука, протянутая от меня и вонзающаяся в тело черной волчицы.

Айя даже не видит этого, не чувствует, не ощущает, она не знает, что смерть уже держит ее сердце в своей ладони. И эта смерть я.

Испуганная до полной остановки мыслей в голове, до онемения чувств, но готовая сражаться не на жизнь, а на смерть. Я сама стала чувствовать себя животным. Хищным. Безжалостным. Какое мне дело до тех, кто слабее меня? Они всего лишь второсортные самки, им легко найдется замена! А я – альфа вожака! И если они посмеют тронуть меня, что ж, я не так беззащитна, как они надеются, смогу за себя постоять, у меня найдется для них сюрприз в рукаве!

Эти мысли пробудили в моей душе дремучие звериные рефлексы, даже волоски на руках, и те встали дыбом. Меня загнали в угол.

– Кр-р-рыса! – прорычала волчица. – Хочешь шмыгнуть от нас в норку? Надеешься спрятаться?

– Я не крыса, я человек! – выкрикнула я, а про себя добавила: «Самое опасное и смертоносное животное, способное на подлость, гадость, предательство и… Холоднокровное убийство».

Что-то внутри жаждало этого, просило, надеялось и ожидало, предвкушало мое падение.

В моих зрачках отразились тысячи раскрывающихся бутонов, призрачные лепестки пропускали сквозь себя невидимый отблеск черной луны. Поляну залил яркий свет, и это стало сигналом.

Зарычав, волчица прыгнула, я сжала ее душу в своей призрачной руке, готовясь рвануть на себя, впитать до капли, напиться вволю жизненной энергией ее непрожитых лет.

«Нет! Стой! – приказала я себе. – Нельзя, остановись, прекрати! Ты погубишь и себя и Тана».

«Жизнь – это драгоценный дар. Не ты дала, не тебе отнимать. Адепты пресветлой Богини могут только созидать», – звучали в ушах набатом мудрые слова шамана, возвращая сознание.

Ты не должна, а то станешь, как тот черный маг, отступник от всего человеческого, от всего истинного. Тело твое трансформируется, душа скукожится, ссохнется, как паук, попавший в пламя свечи. Так и будешь ходить с горелым нутром, пачкая гарью все, чего коснешься, сжигая и опаляя души людей своей злобой и ненавистью, мучимая вечным голодом и страхом быть пойманной и наказанной за свои деяния.

Зубы Айи нашли мою шею. Тело с гладкой, лоснящейся, как смоль, шерстью повалило и прижало к земле, не давая дышать.

Капля крови скатилась по ключице и впиталась в каменистую почву.

Внезапно поляна преобразилась: тысячи тысяч Лунных Роз вспыхнули кровавым заревом и закурились призрачными струями. Это было похоже на каплю крови, попавшую в воду и медленно спиралями расползающуюся в ней. Розы плакали кровавыми слезами.

Оборотни заскулили, почуяв неладное. Черная волчица, не отпуская шеи, стиснутой зубами, зарычала. Она чувствовала приближение чего-то опасного. У самок шерсть на загривках разом встала дыбом, теперь и я ощутила это. Холод, просачивающийся в душу, миазмы тоски и безысходности.

Нечто быстро, неукоснительно надвигалось.

Оно здесь.

Все замерло.

Метнулась тень, и с визгом волчица отлетела в сторону. Кубарем прокатилась по земле, послышался хруст ребер, удар был нечеловеческой силы, способный нанести урон оборотню.