Читать книгу «Эта короткая счастливая жизнь» онлайн полностью📖 — Виталия Вавикина — MyBook.

Глава четырнадцатая

Ночь. Фанни останавливается и награждает Лаверна пытливым взглядом. Сколько нужно слов, чтобы рассказать историю своей жизни? Сколько нужно жизней, чтобы они сложились в одну историю?

– Презираешь меня? – спрашивает Фанни, с каким-то отрешённым безразличием.

– С чего бы это? – пожимает плечами Лаверн.

– Ну, как же, – она вспоминает сына. – Мои родители, например, презирают.

– Нравы меняются.

– Дожить бы до этого, – она достаёт сигарету и закуривает. – Так ты говорил, что умираешь от рака?

– В своём мире.

– Как это?

– Если бы я знал, – Лаверн замолкает, подняв голову к звёздному небу.

«Странный, очень странный мир», – думает он, прислушиваясь к далёкому голосу Фанни. Она разговаривает со своей подругой о нём. Разговаривает о человеке, которого не должно быть здесь…. Но он есть.

– Эй, – осторожно, словно боясь напугать, Фанни берет его за руку. – Майк? – она ждёт, пока он не оторвётся от созерцания звёздного неба и не посмотрит на неё. – Майра сказала, что ты можешь остановиться у неё.

– Майра? – ему снова начинает казаться, что это всего лишь сон.

– Моя подруга. Помнишь? – зелёные глаза Фанни пытливо вглядываются в его лицо. – Ты уверен, что с тобой всё в порядке?

– Нет, – Лаверн заставляет себя посмотреть на дом Майры. В голове мелькают странные, усталые мысли. «Сон. Сон. Всё это сон. Всего лишь сон».

– Майк, – голос Фанни выводит его из оцепенения.

Нетвёрдые ноги несут вперёд. Заспанная, не первой свежести женщина торопит его недовольным взглядом. Запах корицы и плесени вгрызается в ноздри. Кажется, ещё пахнет жареной картошкой, но Лаверн не уверен. Сейчас он уже ни в чём не уверен.

Майра проводит его в комнату, протягивает старое одеяло и сальную подушку. Тишина усиливает чувство нереальности. Майра не говорит ни слова. Её шаги кажутся лёгкими и воздушными. Словно сошедший с небес ангел, она проплывает мимо него в темноту дверного проёма. Закрывает дверь.

«Это просто сон», – снова думает Лаверн, пытаясь вспомнить подробности.

Старый диван призывно раскрывает пасть, обещая сладостные грёзы. А утром вернётся боль. Мысль об этом заставляет Лаверна цепляться за эту реальность, учиться наслаждаться каждым мгновением. «Как жаль, что нельзя остаться здесь навсегда, – думает он, засыпая. – Как жаль, что утром всё закончится, изменится, возвратит в суровой мир реальности». Но когда наступает утро, всё остаётся по-прежнему. Он сидит на кухне с Майрой и пьёт чай. Сон отступил, а ночь вернула сознанию трезвость и ясность.

– Так откуда ты? – спрашивает Майра, которой утро придало какое-то скромное очарование.

– Балтимор, – отвечает Лаверн первое, что приходит в голову.

Майра удивлённо поднимает брови, рассказывает о знакомом художнике родом из Балтимора.

– Он всё повторял, что Балтимор самый лучший город, – говорит Майра.

Её глаза тускнеют. Пелена воспоминаний бросает тень на её свежее лицо. Что-то тяжёлое и грустное. С каким-то безразличием, скорее для того, чтобы отвлечься, чем чтобы поддержать разговор, она спрашивает Лаверна, чем он собирается заняться в Чикаго и чем занимался в Балтиморе. Вопрос ставит его в тупик, заставляя говорить правду.

– Фотограф?! – оживляется Майра. – Хочешь открыть здесь свой салон?

– Салон?

Новая жизнь опять начинает казаться Лаверну сном, но тяжести от восприятия странного мира нет. Ничего не меняется: формы, вкусы, запахи. С грустью и смутной надеждой Лаверн говорит, что неплохо будет найти хоть какую-нибудь работу. Взгляд Майры становится колким и пытливым.

– А ты чем занимаешься? – спешит сменить тему разговора Лаверн.

– Да всем понемногу, – Майра улыбается. – В основном натурщица, а так, кем придётся.

– Натурщица? – Лаверн невольно вспоминает свою прежнюю работу. – Я когда-то делал подобные фотографии.

– Фотографии? – брови Майры хмурятся. – Как-то раз мне предлагали нечто подобное… – она пытливо вглядывается Лаверну в глаза. – И почему нам с Фанни всегда достаются подобные мужчины?! – её губы изгибаются в улыбке. – Хотя, так даже забавнее!

Детский задор, который звучит в её голосе, заставляет Лаверна улыбнуться вместе с ней. Страхи отходят. Он здесь, в этом мире. Среди странных людей, которые, кажется, ничуть не отличаются от тех, рядом с которыми он жил прежде.

– Думаешь, я смогу найти здесь работу? – спрашивает он, когда завтрак закончен. – Любую, лишь бы на первое время заработать себе на жизнь.

– Любую?! – Майра оживляется и долго вглядывается ему в глаза, словно ожидая подвоха. – Попробуй обратиться в газеты, – говорит она, наконец.

И вот Лаверн идёт по шумным улицам родного-чужого города. Как много он знает о фотографии, но как мало это значит в этом мире! Робость превращает его в мальчишку. Как же сильно хочется остаться здесь! Как же сильно хочется получить второй шанс. Лица, которые он видит, кажутся самыми приветливыми. Голоса – самыми милыми. Хочется объясниться в любви каждой девушке. Пожать руку каждому прохожему, назвав его лучшим другом.

– Ну, как успехи? – спрашивает вечером Майра.

– Кажется, меня берут в «Требьюн»! – говорит Лаверн с детским энтузиазмом.

Да. Он снова живёт. Снова строит планы на будущее. И снова смеётся над трудностями. Теперь нужно лишь вернуться в дом Фанни, пройти сквозь старую дверь, и, попав в свой мир, уладить пару технических вопросов. Сделать себе новые документы, сходить в библиотеку и почитать о фотографии тридцатых.

Глава пятнадцатая

Боль. Она вернулась сразу, как только Лаверн оказался в своём сером неприглядном мире. Сколько дней ему осталось здесь?

Пройдя в свою комнату, Лаверн лёг в кровать. Где-то далеко хлопнула входная дверь, оповестив о возвращении Синтаса. Скоро, очень скоро, он уйдёт отсюда навсегда. Боль и улыбка застыли на лице Лаверна, позволив забыться тихим сном. Тридцать два года он жил, не зная, насколько может быть прекрасной жизнь. Не деньги, не женщины и не слава – а просто жизнь. Жизнь в своей непорочной чистоте и невинности. Жизнь, когда можно радоваться каждому новому дню, ценить каждое мгновение.

Проснувшись утром, Лаверн ни на мгновение не усомнился в том, что мир, рассыпанный сотнями фотографий на полу комнаты, так же реален, как и тот, что окружает его сейчас. Синтас ещё спал, и Лаверн мысленно поблагодарил его за это. Общаться в этом мире ни с кем не хотелось. Да и спазмы становились настолько сильными, что приходилось ценить каждое мгновение.

Подойдя к двери, Лаверн испугался, что, открыв её, снова окажется в тридцатых годах. Грань, которую раньше перейти было так сложно, теперь казалась хрупкой и ненадёжной. Вот он смотрит на новую дверь в мир, где прожил всю жизнь, но стоит лишь присмотреться, и дверь становится старой и грязной, дверь, ведущая в тот мир, где он прожил всего лишь пару дней. И голос. Голос Фанни. Он звучит где-то у плиты.

Лаверн поймал себя на мысли, что, несмотря на разочарование, он благодарен этой женщине, за шанс попасть в её мир.

Заставив себя слушать лишь тихий храп Синтаса, он подошёл к двери и, повернув ручку, вышел на улицу. Железный автомобильный поток девяностых показался фантастически монолитным по сравнению с тем, что он видел в тридцатых.

Лаверн шёл по тротуару, удивляясь, насколько же сильно он проникся другой жизнью. Даже в библиотеке, прикасаясь к старым газетам, он испытывал какой-то благоговейный трепет.

Цветной принтер и пара должных компьютерных программ помогли Лаверну создать себе документы. Предполагалось, что процесс займёт не более четверти часа, но Лаверн подошёл к нему с воодушевлением, словно талантливый художник к созданию своего самого выдающегося шедевра. Особенно волнительным оказался выбор имени и даты рождения.

Выкурив с десяток сигарет, Лаверн решил, что самым лучшим будет оставить всё, как есть, изменив лишь год рождения. Особенное внимание он уделил выбору бумаги, на котором будут созданы его новые документы.

Бегая по магазинам, он забыл о болезни. Она отступила, словно испугавшись подобного напора. Он жил. Жил для того, чтобы продолжить жизнь в другом месте, другом мире. До позднего вечера он просидел в библиотеке, изучая историю фотографии. Скоро, очень скоро он оставит этот мир. Уйдёт из него навсегда.

Лаверн купил ещё одну пачку сигарет и попытался вспомнить, что ещё планировал сделать здесь. Вспомнил семью и почувствовал, как возвращаются боль и спазмы, хотя возможно, они были и прежде, просто он не замечал их. Эти воспоминания поубавили его пыл. «Но разве я могу что-то изменить? – подумал Лаверн. – Единственное, что сейчас можно, так это навестить Кипа и попрощаться».

Поймав такси, он назвал адрес, и, расплатившись, вышел на север Уолкот-авеню. Джесс встретила его гневным взглядом и потоком упрёков, которые, однако, угасли, как только на пороге появился Кип.

– И кто она? – спросила Джесс, после того, как с приветствиями было покончено. – Я её знаю? – она увидела, как Лаверн покачал головой, и гнев её вспыхнул с новой силой. – Так вот, значит, как?!

Джесс ещё что-то кричала, но Лаверн уже не слушал её. Кип переоделся, и вышел из комнаты. Ссора родителей заставила его вздрогнуть, но обещание отца сводить его на вечернюю игру «Блэк Хоукс», тут же вернули хорошее настроение.

– Мы ещё поговорим! – заверила Джесс Лаверна.

Сидя на трибунах, он смотрел на сына, и понимал, что не может ничего изменить. «Если бы получить хоть один шанс…» – убеждал он себя, но усиливающаяся боль кричала, что шанса нет. Если только остаться с семьёй и умереть у них на глазах. Но разве от этого им станет легче? Боль скручивала тело и подчиняла себе. Лаверн боролся с ней рьяней, чем местные игроки боролись с приезжей командой. Кип что-то говорил, но голос его был далёким и нереальным. Лаверн сидел, закрыв глаза, и старался ни о чём не думать.

Когда игра закончилась, и они, взяв такси, поехали домой, он едва отдавал себе отчёт в происходящем.

– Ну, как игра? – спросила Джесс, решив, очевидно, сменить тактику.

Кип пожаловался, что отец проспал всю игру, и Джесс, разгневанная подобным невниманием, завелась с новой силой. Лаверн согласился со всем, прошёл в спальню и лёг на кровать.

– Мне нужно всего лишь несколько часов, – попросил он Джесс сквозь пелену забытья.

Когда сон отступил, было уже утро. Джесс спала рядом. Её лицо было таким знакомым. Лаверн прикоснулся пальцами к её щеке, вдохнул запах её волос.

Закрыв глаза, он снова попытался заснуть. «Таблетки, – думал Лаверн. – Если начать снова принимать их, то можно будет скрыть на какое-то время болезнь. Провести с Джесс и Кипом неделю, может быть, месяц».

Проснувшись от нового приступа, он понял, что лежит один. Джесс что-то готовила на кухне. Лаверн поднялся, стараясь не обращать внимания на боль. Нет. Он не может оставаться здесь. Не может делиться болью с близкими людьми.

– Останешься на завтрак? – примирительно спросила Джесс, словно и не было вчерашней ссоры.

– Мне нужно… – Лаверн замялся, проклиная себя за то, что оставил таблетки в квартире Синтаса. Джесс обернулась и, показав глазами на Кипа, качнула головой. – Мне нужно на работу, – нашёлся Лаверн.

Он вышел на улицу, зная, что Джесс смотрит на него из окна. Остановился возле телефона-автомата и позвонил ей, решив, что раз уж не может рассказать о болезни лицом к лицу, то сделает это по телефону.

– Джесс, я… – начал было он, но нарвавшись на новый поток нелицеприятных оскорблений, замолчал. Достав пачку сигарет, Лаверн закурил. Джесс ещё оскорбляла его и несуществующую женщину, на которую он променял свою семью. Эти слова приносили немоту и пустоту. От вчерашнего хорошего настроения не осталось и следа.

Повесив трубку, Лаверн поймал такси и поехал в квартиру Синтаса. По дороге боль, кажется, отступила, но когда он расплачивался с водителем, новый спазм подчинил себе его тело с такой силой, что он не смог устоять на ногах.

Такси уехало, но Лаверн не заметил этого. Пара ребятишек пробежала мимо, потешаясь над ним. «Нет. Нельзя возвращаться к Джесс», – решил для себя Лаверн. Он не сделает ей приятно, лишь принесёт страдания и боль.

Заставив себя подняться на ноги, он поплёлся к квартире Синтаса. Остановился возле двери и, обернувшись, посмотрел на оставленный за спиной город. Нет. Он не может остаться. Не может. Лаверн открыл дверь и перешагнул через порог. Прошёл в свою комнату и лёг на кровать.

1
...