Зубы

У маленького Антошки утро началось не со сборов в школу, ибо щеку его посетил знатный флюс, а юное тело – температура. Батя внимательно осмотрел сына и выдал свой вердикт: «Ну тут с работы надо отпрашиваться, дело пахнет керосином!»

Из деревни до города ехать всего-то двенадцать километров, минут двадцать по убитой дороге, и все. Антошка знал это, как свои пять пальцев, ибо каждый день ездил по сему маршруту на школьном автобусе. На чашу весов против прогула встали зубные муки детской стоматологии. Жуткое место, где ничего кроме слез и боли получить было нельзя. И вот этот час настал.

Антошка томно ожидал своей очереди, пока мама разглядывала медицинские плакаты, развешанные на издавна выкрашенных синей краской стенах в коридоре поликлиники. За дверями кабинета врача страшно гудела бор-машинка и раздавались девчачьи вопли. Резкие. Умоляющие. И полные страданий. От них становилось еще страшнее.

– Ну, ты же у нас мужчина, не будешь плакать, да? – добро сказала ему мама.

– Угу! – единственное, что смог выдавить из себя Антошка, в горле его пересохло.

Рыдающая девочка с маленьким хвостиком вышла из кабинета, следом ее мама.

– Машенька, ну все-все! Поболит-поболит и перестанет, а вечером мы тебе чего-нибудь вкусненького купим! – вышедшие скрылись за поворотами цитадели здоровья.

– Следующий! – холодно раздалось из-за двери кабинета.

– Пойдем, Антош!

– Не пойду! – мальчик крепко вцепился в деревянную ручку дивана, – Давай в другой раз. Уже и не болит. Может, и само пройдет. Я чувствую уже, как проходит.

– Так! – мама уперла своя руки в бока, – Я кому говорю? Не позорь меня перед всей больницей!

– Не пойду! Говорю же, уже не болит. Подорожник надо приложить, и щека станет такой же, как и раньше. Бабушка Нина мне на коленку подорожник лепила, когда я с велосипеда упал, и все прошло.

– Следующий! – снова раздалось из кабинета.

Мама схватила Антошку за шиворот и буквально втащила его к стоматологу. Мальчик замер, с ужасом оглядывая кресло и приборы, что были вокруг. Ноги отказывались идти дальше, ужас пронизывал его еще маленькое тело.

– Здравствуйте! А кто это у нас тут такой, непослушный мальчик! – наигранно затарахтела врачевательница, – Садись, мы тебя сейчас посмотрим! Больно не будет, ты не переживай.

– Вот! – мама указала рукой на флюс сына.

– Вижу-вижу! Как зовут этого хорошего мальчика?

– Антошка! – сквозь слезы, выцедил пациент.

– Так не позорь меня! – завелась мать, но сразу же осадила свой пыл, – Послушай доктора!

Врачевательница усадила Антошку в кресло, подняла до нужной высоты и начала археологические исследования.

– Нужно рвать! – обратилась та к маме Антошки.

– Рвать, так рвать! Что уж тут делать-то?

– Да вы не переживайте, это ж молочные, вырастут еще.

– Как это рвать? – возмутился осознавший величину проблемы мальчишка.

– Доктор сказала рвать, значит надо рвать! Потерпишь, ты же мужик! Ты же мужик?

– Не надо рвать! Можно не рвать? – по щекам Антошки полились горькие слезы.

– Малыш, если не рвать, то флюс не пройдет, – залепетала врачевательница, – Ты же хочешь, чтоб он прошел? Да не переживай, вжух, и все пройдет.

– Не хочу!

– Как это не хочешь?

– Не хочу, и все тут! – мальчишка попытался сбежать с кресла.

– Антон, не позорь меня! – заревела мама, отчего тело ее сына уселось обратно, а рот автоматически открылся.

Несколько мгновений и ротовая полость мальчика лишилась больного зуба, гноя и всего лишнего, чего там быть не должно.

– Завтра флюс пройдет! – констатировала врачевательница и попрощалась с пациентами.

Антон вместе с мамой вышли из кабинета.

– Следующий! – снова холодно раздалось из-за двери кабинета.

– Сынок, все-все! Скоро все пройдет. Пойдем!

Только вот не прошло. Флюс вырос еще, а температура не спадала. Следующим утром батя внимательно осмотрел сына и выдал свой вердикт: «Ну тут с работы надо отпрашиваться, дело пахнет керосином! Петрович будет в бешенстве, но куда деваться? Дети ж!»

И снова путь в город, слезы преддверия мальчика, теперь-то он уж точно знал, чего ожидать.

– Следующий! – холодно раздалось из-за двери кабинета.

– Лучше бы в школу пошел! – рыдал Антошка, – Мам, может все-таки подорожником?

– Зубы подорожником не лечат.

– А бабушка Нина говорит, что все можно подорожником вылечить.

– Она просто неумная, не слушай ее.

– Она про тебя то же самое говорит.

– Чего?

– Следующий! – снова холодно раздалось из-за двери кабинета.

– Ой! Пойдем уже, доктор ждет.

– Дома расскажешь при папе, чему тебя бабушка Нина учит.

– Ой, как болит! Как болит! Не могу!

Врачевательница осмотрела рот пациента.

– Странно, очень странно! Значит не тот!

– Как это не тот? – возмущенно выдала мама.

– Так бывает! – Да вы не переживайте, это ж молочные, вырастут еще.

И прогнали Антошку по тем же кругам боли вновь.

– Следующий! – холодно раздалось из-за двери кабинета вслед ревущему Антошке.

– Мам, мне теперь все зубы выдерут?

– Плохо себя вести будешь, все выдерут.

– Я не хочу быть, как дедушка Толя.

– А при чем тут дедушка Толя?

– Ему все зубы выдрали, потому что он плохо себя ведет.

– А дедушка Толя себя плохо ведет?

– Да, он самогонку пьет.

– Это кто тебе такое сказал?

– Бабушка Нина!

– Все-то она знает, все-то она видит, твоя бабушка Нина.

– Мам, я буду себя хорошо вести, чтобы мне больше ни одного зуба не выдрали. Правда-правда!

– Пошли уж! Как все заживет, я тебе шарлотку испеку.

– Правда? – сквозь слезы улыбнулся Антошка.

– Правда-правда!

Батя стоял у машины и курил.

– Ну что все зубы выдрали или завтра снова поедем?

– Пап! Я больше сюда не поеду! Я обещал маме, что не буду вести себя, как дедушка Толя! – завыл мальчик.

– Дедушка Толя, да, тот еще фрукт!

– Поговори мне еще! – занервничала мама, – Дома поговорим, что ему ваша бабушка Нина рассказывает.

– И что же?

– Ему еще один выдрали! – сменила тему мама.

– А вчера пробный был? – басовито расхохотался батя, решивший не развивать диалог о старших поколениях их родовых гнезд.

– Вот, что ты ржешь?

– А я чего, я ничего!

– Пап, а мама сказала, что шарлотку испечет, как у меня зубы пройдут.

– Да? Это хорошо! Может еще зуб выдерем, так и до «Наполеона» дойдет?

Мечты

Суббота. Шикарный семейный вечер Гриши и Яны. Дети спят. Любимый сериал про китайский квартал в Сан-Франциско. Диван. Журнальный столик. На нем два бокала с журчащим пенным и большие глубокие пластиковые тарелки с ништяками. Чипсы. Сухарики. Сушеная рыбка. Кальмары. Идеально.

В одной из сцен главный герой знатно получает от толпы бандитов из враждующего тонга, но вот он находит нунчаки, которыми мастерски начинает крошить своих недругов.

– Дорогая, мне нужны нунчаки! – без замедления выдал Гриша.

– Ты – дурак?

– Я серьезно. Мне срочно нужны нунчаки!

– Зачем тебе нунчаки? Еще отобьешь себе ненароком чего. С твоими-то руками.

– Это какими такими «твоими-то руками»?

– Кривыми.

– Ничего не кривыми! – Гриша начал изображать, как машет невидимыми нунчаками, – Ну вот представь! Мы идем с тобой домой ночью, а на нас во дворе бандиты нападают.

– Такие что ль? – Яна указывает на телевизор.

– Ну почему же? Наши родненькие. В спортивных костюмах и лысые. И такие: «А закурить не найдется?» А я им: «Извините, не курю!» А они мне: «Спортсмен что ль?» И изобьют, а тебя того…

– Чего это того?

– Ну того!

– Тебе хватит! – Яна взяла стакан Гриши со столика и убрала его на пол.

– Я, может, этого момента всю жизнь ждал, чтоб проявить себя. Готовился, тренировался! – Гриша продолжает махать невидимыми нунчаками, сопровождая звуковыми эффектами рассекания палками воздуха, – А тут раз-раз и все бандиты побеждены. Я их еще потом и в полицию отведу, мне, может, грамоту какую дадут.

– Какую? – расхохоталась Яна.

– Как это какую? Картонную. В рамочке деревянной. От начальника ОВД. Может, даже от мэра. За самоотверженную борьбу с бандитизмом. Может, по телевизору вообще покажут по местному каналу, а может, и по федеральному. Лучше, конечно, по федеральному. Страна должна знать своих героев. Только глаза надо пикселями закрыть, мол, герой скромен и не хочет раскрывать свою личину.

– И все! Слава прошла мимо.

– Ничего не прошла. Кто надо, будет знать, что за я за герой. Ты вот, например, будешь знать. Будешь всем рассказывать, какой у тебя муж – защитник, – Гриша резко замолкает и чешет затылок, – Слушай, а ты мне петельки на куртку пришьешь изнутри?

– Зачем?

– Как это зачем? А как я нунчаки буду носить? Не в штаны же пихать, они падать постоянно будут, а мне их поправляй, это неудобно. А если они упадут в штаны как раз в тот самый момент, когда на нас преступники нападут? Как я тебя защищу? Как защищу общество? Поколотят и еще посмеются надо мной, мол, ниндзя недоделанный.

– А ты доделанный?

– Ну вот ты мне петельки пришьешь и буду доделанный.

– А костюм черный не надо, где глаза одни только видно? Ниндзя так ходят.

– Ты вон посмотри, – Гриша указывает на героя из фильма, – он не ходит, и я не буду. Пусть боятся и знают, что со мной шутки плохи. Если у людей, кроме силы, нет аргументов, то у меня для них плохие новости. Всегда найдутся ребятки, чей кулак крепче. Чем тогда крыть? Я уж молчу про уголовный кодекс. Примитивизм идет напролом, но получает в ответ, а затем саркастическая улыбка, мол, не на того напали, доходяги, и потом я мастерски вставляю нунчаки обратно в петельки, которые ты мне пришьешь. Получается, ты тоже часть моей победы над бандитизмом.

– Господи, где ж я так промахнулась, когда мужа выбирала? – вздохнула Яна.

– Когда жизнь ебет со всего размаха, душа крепнет, но и черствеет. Я – глава семьи вообще-то. Я должен ее защищать и поэтому мне нужны нунчаки.

– Ты собак и темноты боишься! Через подъезд, как дитяте маленькое, бегаешь.

– Это другое.

– И высоты.

– И это другое.

– Ну-ну.

– Ну ты представь, эти бандиты мне такие: «Спортсмен, что ль?» – а я срываю с петелек нунчаки, кручу ими, колочу всех, они лежат, захлебываясь в своей крови и молят у тебя прощения, а ты такая: «Ну я еще подумаю! Гриша, может, добавишь им, ведь мои душевные раны еще не получили ту цену, способную их залечить!».

– Ты по башке себе дашь, мы вместе посмеемся, а потом еще и в больницу тебя, дурака, везти.

– Не надо тут! Я найду себе сенсея, и он обучит меня таинствам владения нунчаков. Я – защитник.

– Какого еще сенсея?

– Как какого? Монаха буддийского! Он сделает из меня воина света, защитника семьи, общества. Я вообще всем оружием овладею. И мечами. И ножами.

– А ты ножей охотничьих накупил, которыми я колбасу режу, чтоб учиться, да?

– Это все для защиты, ты не понимаешь женщина. А вдруг на наш дом нападут?

– Кто?

– Бандиты! В спортивных костюмах и лысые.

– Ага, и ты им колбасу порежешь?

– Вот, как до дела дойдет, посмотрим.

– Надо противогаз еще себе купить. И тебе. И детям. Ты не знаешь, бывают детские противогазы?

– Гриша, ты головой сегодня не бился?

– Надо быть готовым ко всему, я же защитник. Это ты, женщина, ни о чем не думаешь, а я думаю. Вдруг ядерная война…Ты телевизор вообще смотришь? Там такое происходит, ух!

– Чего-о-о? – расхохоталась Яна.

– Того. Ты посмотри что-нибудь, кроме своих желтых передачек. Мир стоит на пороге ядерного апокалипсиса, а к нему надо подготовиться. Основательно готовиться.

– Мне тушенку с гречкой идти покупать? – женщина решила подыграть своему дурному мужу.

– И это тоже, но сначала надо пережить первый удар. Нужны противогазы. И пистолет. Люди, знаешь ли, в таких ситуациях агрессивны.

– Нунчаки уже не нужны?

– Женщина, давай я не буду тебе объяснять разницу между ближним и дальним боем. Все пригодится. Надо будет в тир еще походить.

– И где ж ты пистолет купишь? Их без разрешения не продают.