А к Параскее нимфу не допускал Индрик Змей. Он был очень недоволен присутствием Персефоны. Но терпеливо молчал, ужасно боясь гнева Зевса.

Люто ненавидел отец зла повелителя Тартара и дочь Деметры. Пусть и были они его кровными родичами. Обитель Аида находилась глубоко под землёй, но была намного больше и светлее, чем Подземное Царство. Один Стикс, по которому угрюмый Харон перевозил души, пробуждал в Индрике Змее неугасимое пламя зависти. Ведь в Подземном Царстве даже капли воды на глазах высыхали от его тлетворного дыхания. Да и не был правитель Царства Мёртвых таким одиноким, как он. Одна Персефона стоила тысяч, так ненавистных Индрику Змею, людей. И красива, и мудра, и… Только она могла успокоить вздорного мужа. Иметь такую жену, значит обрести счастье. Да и Зевс относился к Аиду намного мягче, чем Сварог к нему. Хотя правитель Тартара, по мнению Индрика Змея, этого ну никак не заслуживал. Злой, завистливый, беспощадный… Совсем как он сам. Сварог всегда только гневался, а Зевс говорил с Аидом по душам. Персефону же Индрик Змей люто ненавидел за то, что она наотрез отвергла все его ухаживания. Тогда отец зла в первый и единственный раз побывал в Тартаре по любезному приглашению Аида, который всегда восхищался своим родичем. И отказала богиня вовсе не из-за пылкой любви к повелителю Тартара.

Сказать по правде, дочь Зевса относилась к правителю Царства Мёртвых только как к тюремщику. Не по своей воле она осталась в Тартаре, а из-за его коварства. Если к Калллигенейе (стражнице своей) богиня относилась с добром и пониманием, то к Аскалафу (пятидесяти пастьтному садовнику Аида) никогда ничего, кроме ненависти, не испытывала. Хотя это чудовище ни разу не причинило богине зла, ибо очень и очень её любило. Голло, ведьма-мучительница (даже Аид относился к ней опаской), завидев богиню, или невидимой становилась, или, одевая на лицо милую улыбку, принималась осыпать свою госпожу самой сладчайшей лестью. Но Персефона всегда делала вид, что ничего не видит и не слышит. Больше всего на свете она ненавидела лесть. Да и сама ведьма богине была очень ненавистна. Когда-то Голло попыталась один единственный раз причинить ей вред и сожалела потом об этом до самой своей погибели от рук Геракла. А Цербера и вовсе не замечала. Страшно ужасен был трёхголовый страж Тартара, но при появлении Персефоны тотчас же превращался в щенка. Даже родив от Аида Евменид (богинь-мстительниц) и Макарию (богиню блаженной смерти), богиня так и не смогла его полюбить. И всякий раз покидая Царство Мёртвых, навестив Деметру (несчастная мать, не видя дочь, всё время пребывала в чёрной печали) и Зевса (хотя Гера падчерицу никогда не жаловала), отправлялась на поиски своей любви. Но… даже самые красивые из мужчин не могли утолить тоску богини.

Поняв, что добровольно Персефона никогда не станет его, отец зла попытался околдовать несговорчивую, но еле ноги унёс от молний разгневанного Зевса. Да и Геракл, прибыв на зов отца-громовержца, внёс свою лепту. Легендарный герой преследовал Индрика Змея до самого Буяна, угрожая мечом былинным и дубиной из цельного ясеня. Только оказавшись в кромешной тьме родного Подземного Царства отец зла почувствовал себя в полной безопасности. Да и, сказать по правде, Геракл вовсе не собирался в его обитель. Как только Индрик Змей скрылся в подземелье, он тотчас же полетел обратно на Олимп, приказав крылатым сандалиям (подарку Гермеса) лететь быстрее мысли. После случившегося, отец зла затаил огромную обиду на всё и вся, ещё больше невзлюбив Аида, Персефону и всех, не имеющих, по его мнению, права на жизнь, людей. Хоть и люто он ненавидел Сварога и Зевса, но…

– Что-то я не о том сейчас говорю, – прервав свой рассказ, сказала бабуля, вспляснув руками, – совсем из ума выжила, старая.

Подняв пряжу с вечнозелёной травы, я положил её на стол. Потом снова сел на стул и задумался:

«Бабушка-то моя совсем и не изменилась. Такая же требовательная к себе, как и прежде. А о её любви к окружающему миру можно былины слагать. Никогда не стремилась ни к богатству, ни к власти. Ибо они всего лишь пшик.

Сколько бы ни было злата, его всегда будет не хватать. А значит человек будет стремиться обогатиться ещё больше и больше, забыв про всё на свете. Пострадают невинные люди. Да и самому богатею его сокровища добра не принесут. Ведь он будет, словно Кощей, над ним денно и нощно чахнуть, опасаясь всех и вся. Даже родные в его глазах в одночасье превратятся в алчных чудовищ и одиночество станет юдолью. Неужели не знает, бедолага, что с собой в иной мир ничего не заберёшь. А что может дать власть кроме желания владеть Вселенной и постоянного страха за свою жизнь? Ничего!

Никогда никому не завидовала. Всё люди получают по заслугам своим. Зависть порождает злобу. А злоба, целиком поглотив естество человека, превращает его в ненавистника всего и вся. Даже войны и ужасные преступления происходят по вине зависти. Никогда никому не льстила и говорила правду в лицо. Зачем уверять труса, что он просто очень осторожен? Глупого в том, что он мудр, потому что сыпет зря словами? Разве сладкая ложь кого-то до добра довела? Все невзгоды воспринимала с улыбкой.

«Христос терпел и нам велел», – говорила мне не раз она.

Даже к самому отъявленному негодяю испытывала жалость. И я никак не мог её понять.

«Он не ведал, что творил, – говорила мне тогда бабуля, – ярость затуманила ему рассудок. Все мы дети божьи и имеем право на снисхождения за грехи наши. Даже самый ужасный убийца, покаявшись искренне, может получить прощение Творца. А вымоленные души грешников покидают Ад».

Любила всё и вся. Думаю, что она, подобно легендарному Данко, вынула бы своё сердце из груди и осветила им путь страждущим и потерянным…»

– Да ладно тебе, Ниночка, – тотчас же успокоил бабулю дед, вернув меня из царства мыслей, – от пояснений твоих повествование становится более интересным и поучительным. Думаю, и Виташа со мной согласен.

Я улыбнулся и кивнул головой. Тогда бабушка, поцеловав меня в щёчку, вновь взяла в руки пряжу и, поправив, сползшие на кончик носа, очки, продолжила свой рассказ.

Геката стала даже бояться собственной дочери! Да, яды бы не убили богиню. Но зелья Параскеи могли даже ей причинять нестерпимую боль. Всякий раз, завидев старшую дочь, Геката вздрагивала всем телом. Она бы и рада была отказаться пить принесённое вино, но… Индрик Змей постарался на славу. Параскея умела так заговорить зубы, что богиня полностью теряла всю свою великую волю.

А Кощей и Баба-Яга, услышав осторожные шаги сестры, тотчас же сливались со стенами мрачного подземелья.7 Они до самой крупной дрожи боялись её. И было за что.

Как-то раз, Кощей и Баба-Яга, сильно заигравшись в кости, даже и не заметили, как Параскея вошла к ним в самый дальний угол огромной подземной пещеры.

– Привет, роднюшки мои, – состроив самую милую улыбку, сказала старшая дочь Гекаты, – вижу, вы тут не скучаете. А давайте и я с вами тоже поиграю? Жуть, как обожаю кости!

Кощей и Баба-Яга согласились. И игра началась. Когда у Параскеи выпадало «3—3», у них лишь «1—1». Но игра есть игра. Везёт далеко не каждому. Но когда у Параскеи шесть раз подряд выпало «6—6», Кощей почуял неладное.

– А ну-ка, сестричка, -сказал он, злобно на неё посмотрев, – покажи-ка свои кости.

– Пожалуйста, – состроив, самую невинную из всех невинных, улыбку, произнесла зловредица.

Кощей внимательно рассмотрел кости, даже понюхал и на зуб свой золотой попробовал, но ничего подозрительного так и не нашёл.

– Ладно, – сказал он, – продолжим игру.

Сначала у всех игроков было по «1—1». И Кощей немного успокоился. Затем «4—4» четыре раза подряд лишь у него.

«Ух, везуха попёрла!» – подумал тогда старший сын Гекаты.

Потом было «5—5» пять раз подряд у Бабы-Яги.

«Везёт же, дурочкам!» – завистливо подумал тогда Кощей.

Но когда у Параскеи девять раз подряд выпало «6—6», он взъерепенился:

– Обманщица!

Старшая дочь Гекаты, нацепив на лицо самую блаженную улыбку, тихо произнесла, махнув на него рукой:

– Окстись, Кощеюшка. Хочешь, посмотри снова мои кости. Я бы никогда не стала обманывать роднюшек своих.

Старший сын Гекаты бросил на сестру гневный взгляд. И снова, самым тщательнейшим образом, осмотрел её кости. Но опять ничего подозрительного не нашёл.

– Странно… -произнёс он и игра вновь продолжилась.

«1—1», «2—2», «3—3»…Всё сначала было у всех по мелочам. И Кощей снова успокоился. Потом лишь у него восемь раз подряд случилось по «4—4». Долго скакал после этого как безумный старший сын Гекаты вокруг сестёр. Затем у Бабы-Яги выпало «5—5» аж двенадцать раз подряд. Младшая дочь Гекаты бегала как безумная вокруг брата и сестры, громко голося:

– Я везучая! Я везучая! Я везучая!

«Ну, ведьма!» – гневно подумал тогда Кощей.

Но вдруг у Параскеи целых тридцать раз выпало «6—6» и она громко закричала:

– Я выиграла! Я выиграла! Я выиграла!

– Бесстыжая! – тотчас же заорал громогласно Кощей, да так, что Индрик Змей проснулся, хотя его и пушкой было очень трудно разбудить.

Старший сын Гекаты сотворил из воздуха стопудовую палицу и, замахнувшись ею, хотел было ударить обманщицу. Он давно уже мечтал избавиться от любимицы Индрика Змея. Но Параскея вдруг обернулась огромной змеёй и, гневно зашипев, набросилась на него. То Кощей, превратившись в великана, скручивал сестру в бараний рог. То Параскея, опутав своим страшно длинным телом брата с головы до ног, дышала на него ядовитым дыханием. Баба-Яга, поначалу очень даже испугавшись, наблюдала, не мигая, за происходящей битвой.

Сказать по правде, младшая дочь Гекаты не любила ни саму богиню, ни брата, ни сестру. Лишь к Каллигенейе питала нежные чувства. Да и то только потому, что нимфа всякий раз потакала ей. Баба-Яга считала себя самой-самой-самой. И что все и всюду должны ловить её желания на лету.

«Да, Геката дала мне жизнь. И что с того?! – размышляла зловредная ведьма (Да, она именно ею и являлась, хотя и была совсем юной. В отличие от сестры и брата, она получила свои сверхспособности вместе с кровью Абаддона, которого, хоть и ужасно боялась, но… как не странно… любила всей своей чёрной сущностью) – Лучше бы я родилась у Персефоны. Дед – Зевс. Бабки -Гера и Деметра. Отец-Аид. Сёстры – Евмениды и Макария. Совсем рядом Мойры. Орфей часто заходит. Чего ещё желать-то?! Захотела бы, тотчас бы на Олимп вознеслась.

Как-никак, родной дед там самый-самый-самый главный! Да, Гера зловредна, но… Неважно! Зато Деметра сама доброта! Правда, Евмениды и Макария – безумны. Но разве это плохо?! Там подпоёшь, здесь подпоёшь, глядишь, и самыми добрыми подругами тотчас бы стали. И о грядущем вовсе перестала бы беспокоиться. Зачем?! Мойры загодя бы обо всём предупреждали! Жаль, Орфей любит лишь свою Эвридику. И что он в ней нашёл?! Бледная, как поганка! Да и живёт у Аида вечность. То ли дело я! Э-э-эх… А Геката?! Подумаешь, богиня вселенского зла! Э-э-э-х, не повезло же мне с матерью! Отец и то в тысячу раз могущественнее её будет! Хоть и изверг он окаянный, но… Да ладно, у кого родилась, у того родилась… А Кощей с Параскеей?! Один страшен, как сама Смерть! Другая вовсе безумна! И чего только в ней нашёл Индрик Змей?! Чую, не чисто здесь! Он на неё смотрит не как отец на любимое дитя или дед на обожаемую внучку, а как муж на сильно вожделенную жену! Кстати об Индрике Змее… Почему он меня с братцем так сильно ненавидит?! Мы же ему совсем ничего плохого не сделали! Не понятно… Кто бы знал, как мне эта кромешная тьма уже ужасно осточертела! Хочу на свет белый! Ну и что, что отец хотел нас всех со свету сжить?! Он всегда был немножко ни в себе! Я бы быстро нашла с ним общий язык, уж не сумлевайтесь!»

Вконец вымотавшись, Кощей, всё-таки, сумел ударить со всей своей безумной силы Параскею стопудовой палицей прямо по гигантской змеиной голове. Старшая дочь Гекаты, тотчас же став прежней, громко взвыла от ужасной боли. Но вдруг, схватившись за голову руками, она быстро-быстро завертелась юлой. Передалась старшей дочери Гекаты от Абаддона способность к быстрому заживлению любых, даже очень глубоких, ран. Прямо на глазах, сильно расплющенная от удара стопудовой палицы, голова, стала прежней, как будто бы ничего и не произошло. Прошло всего лишь несколько мгновений и Параскея полностью пришла в себя.

– Ты долго будешь жалеть об этом! – воскликнула старшая дочь Гекаты и стала произносить самые ужасные заклятья.

Сначала Кощей почувствовал, как ломаются все его кости и громко взвыл от нестерпимой боли. Потом у него потемнело в глазах и на чёрной душе стало очень и очень тоскливо.

– Горе мне горе! – заголосил он – Уродом уродился, несчастным и умру!

Но вдруг новая волна нестерпимой боли заставила его упасть плашмя на каменный пол подземелья и завертеться волчком. На этот раз у зловредца огнём пылали лёгкие и ему было страшно трудно дышать. Но Параскея никак не унималась. Нависнув над братом, она стала руками водить на ним. И Кощей стал, быстро-быстро, менять свои облики. То пятидесяти пастьтным, как Аскалаф, становился, взирая на сестру умоляющим взглядом. Но Параскея была неумолима. То двенадцатиголовым, как Гидра Аида, становился и всеми пастями молил о пощаде. Но Параскея была беспощадна. Видя страдания старшего брата, Баба-Яга, поначалу жутко испугавшись, вдруг почувствовала к нему огромную жалость (чего с ней никогда доселе не было) и, вскочив на ноги, набросилась на сестру с кулаками. Но Параскея лишь щёлкнула пальцами и на младшую дочь Гекаты упала огромная, жутко липкая, паучья сеть, крепко опутав несчастную по рукам и ногам. И чем больше пыталась освободиться Баба-Яга, тем больнее ей становилось. Разбуженный Кощеем, повелитель Подземного Царства сразу же поспешил на выручку Параскее, но, увидев как его обожаемая малютка ловко издевается над старшим братом и сестрой, замер, как вкопанный, и стал очень громко хохотать. Лишь вмешательство Зевса, внезапно появившегося из яркого света, спасло Кощея и Бабу-Ягу от разъярённой фурии. Громовержец, сотворив молнию, бросил её под ноги Параскее и зловредица, тотчас же взвыв от нестерпимой боли, совершенно позабыла про Кощея с Бабой-Ягой. На крики детей прибежала Геката. Увидев страдания старшей дочери, она сотворила, лёгкое как пёрышко, покрывало которое упало на зловредицу и избавило её от ужасных мучений. Гневно посмотрев на громовержца, богиня воскликнула:

– Никогда, слышишь, никогда не смей причинять боль никому из моих детей!

Геката очень сильно любила Кощея, Бабу-Ягу и Параскею, несмотря на их нелюбовь. Если бы понадобилось, то она, не задумываясь, пожертвовала бы ради кровиночек своей бессмертной жизнью.

Параскея, как и Баба-Яга, больше любила Абаддона, нежели богиню. Хоть и ужасно боялась отца. Но, в отличие от младшей сестры, была целиком и полностью согласна с Индриком Змеем, которого уже давно считала своим самым-самым-самым любимым другом, учителем и заступником. Ненавидела всё и вся, но больше всего Зевса, Аида и Персефону. А к Кощею с Бабой-Ягой, поначалу, относилась даже очень великодушно, считая юродивыми. Но, впитав как губка, презрение повелителя Подземного Царства, стала и их люто ненавидеть.

Зевс тотчас же умерил вой пыл и тихо произнёс:

– Геката, твоя старшая дочь целиком и полностью похожа на Абаддона. Ты это и сама прекрасно знаешь. Параскея очень опасна и для тебя, и для Кощея с Бабой-Ягой. Пойми…

– Совсем позабыла, – всплеснула руками бабуля, – имена-то всем детям Гекаты и Абаддона дали Зевс со Сварогом. Отец всего сущего часто навещал брата своего. Старшего сына, за его ужасную костлявость, бессмертие, полученное с кровью отца, и отвержение любой святыни, будь то талисман Гекаты или подарок громовержца, назвали Кощеем Бессмертным. Старшую дочь, за властолюбие и не желание признавать ничьей власти над собой – Параскеей. А младшую, за любовь к самым ужасным заклятьям и умение общаться с гадами ползучими, передавшуюся с кровью Абаддона, назвали Ягой. Откуда появилось Баба-Яга, не знаю точно. Быть может, это из-за того, что чем старше становилась дочка Гекаты, тем больше походила на старую вздорную бабу с обвисшими ниже пояса сосцами. Хотя… встречала я один раз старушку. Обычная, как и мы с тобой. А насчёт обвисших сосцов… полнейший бред. Да, нос горбатый с огромной бородавкой на кончике. Страшно?! Ничуть. Видала я и поужаснее. Да, нога одна костяная. Но ведь не из-за того, что голая кость. Просто когда-то Баба-Яга сильно ушиблась и стала прихрамывать. Ест гостей?! Да нет. Ведь после… Ой, снова я не о том говорю!

– Ниночка, – вновь бросился её успокаивать дед, – всё в порядке. Продолжай, моя дорогая.

Я поднял упавшую в вечнозелёную траву пряжу и протянул рассказчице.

– Ну, так вот, – улыбнувшись, произнесла бабуля и рассказ вновь полился рекой.

– Она моя дочь! – прервала громовержца богиня.8

Зевс, поняв, что Геката непреклонна, махнул рукой и хотел было уже войти в яркий свет, но вдруг вспомнил, зачем явился в Подземное Царство.

Хлопнув себя по лбу, он произнёс:

– Можешь возвращаться в Карию. Абаддон больше никогда не потревожит ни тебя, ни детей твоих.

Услышав это, Геката, поначалу, очень даже обрадовалась. Ведь ей так осточертел Индрик Змей вместе со своим, четырежды проклятым, Подземным Царством. Но, посмотрев на Параскею, тотчас же вновь погрузилась, в ставшую уже привычной, печаль.

Как-то раз, богиня, наводя порядок в тёмной подземной пещере, случайно услышала разговор отца зла и своей старшей дочери.

– Я никогда-никогда-никогда не хочу покидать тебя, Индрик, – сказала Параскея, – ты мой самый-самый-самый любимый друг, добрый учитель и мудрый советчик.

– Милая моя малышка, – послышался голос повелителя Подземного Царства, – я никому не позволю отобрать тебя у меня. Мы встретим вечность, идя по жизни рука об руку. Ты веришь мне?

– Да, – ответила Параскея.

Громовержец что-то ещё хотел важное сказать, да только никак не мог вспомнить, что именно. Он почесал бороду и, даже не попрощавшись, исчез, войдя в яркий свет. Кощей, с трудом поднявшись с каменного пола подземелья, злобно посмотрел на Параскею, погрозив ей кулаком и, обернувшись летучей мышью, полетел прочь из Подземного Царства. Геката, всплеснув руками, покачала недовольно головой и, дабы отвлечься от невесёлых дум, принялась за уборку, хотя всё вокруг и так сияло чистотой.

В отличие от сестёр, Кощей очень сильно любил свою мать, но никогда этого не показывал.

«Зачем, – думал он, – этим я только покажу свою слабость».

Любил ли зловредец Бабу-Ягу и Параскею? Нет, и ещё раз, нет. Наоборот, люто ненавидел.

«Ну и семейка!» -подумает кто-то.

Отец – злыдень беспощадный. Мать – богиня вселенского зла. Сын – страшный, как сама Смерть, и ужасный привереда. Старшая дочь-отцу под стать. Младшая-ведьма проклятущая. И будет прав, но… и не прав… Да, Абаддон-чудовище. И с этим не поспоришь! Но Геката-то, как я уже говорила, творит не только зло. Но и добро. Хоть что-то да должно было хорошее передаться от неё детям. Но… не случилось… И кощей, и Баба-Яга, и Параскея впитали лишь всё самое худшее…

Так бывает не только в сказках и былинах, но и в обычной жизни. Из непослушных детей вырастают равнодушные взрослые, которые бросают своих родителей на произвол судьбы. Такие люди могут спокойно пройти мимо человека, попавшего в беду.

«Моя хата с краю – ничего не знаю!» -становится их девизом по жизни.

Но, попав в беду, они сильно удивляются, почему никто не спешит к ним на помощь. К несчастью, таких людей с каждым годом становится всё больше и больше.

Из сильно избалованных детей вырастают ужасные эгоисты. Такие люди считают, что Земля вертится лишь ради них самих. Они никого, кроме себя, не любят. Злобные, коварные и очень завистливые. Одиночество становится для них обителью.

Из маленьких садистов вырастают, беспощадные ко всему живому, убийцы… Примеров множество…