По пути он шуганул летучих мышей, занятых ловлей насекомых. Две совы, очевидно пара, тоже недовольно заухали, когда он пересек зону их ночной охоты. На подлете к караванам Крылан промчался так низко над холмом, заваленным старым мебельным хламом, что какая-то шавка, дремавшая тут, залилась истерическим лаем, решив, очевидно, что кто-то покушается на ее территорию, ее мебель или ее саму.

Крылан тогда развернулся, не дав шавке очухаться, схватил ее за холку и поднял в воздух. Несчастная собачка завизжала, затем описалась, а потом стихла, возможно, вообще потеряла сознание. Хулиган поднялся выше, долетел до караванов и опустил шавку на ремонтную площадку высоченного радиотелефонного ретранслятора – пусть ее завтра оттуда снимают. Порезвившись, Крылан отыскал себе нужный телефон-автомат, убедился, что поблизости никого нет и, набрав все нужные коды и заветный номер телефона, приготовился к разговору.

Как она там? Обижается, наверное, сходит с ума? Материт его почем зря?

Странно, долго никто не снимал трубку, а когда уже не осталось никакого терпения ожидать, недовольный мужской голос вдруг заорал:

– Ало-о-о! Междугородняя? Какого черта, ночь на дворе!

Крылан было растерялся, решив, что он, очевидно, ошибся номером, но потом ответил пожилым женским голосом:

– Простите, что так поздно, еще раз извините, это Берта Моисеевна, мы с Верой Николаевной вместе работаем, а Верочка… извините, Вера Николаевна, она что, спит? Можно ее на секунду к телефону, у нас в лаборатории небольшая проблема возникла… извините…

– Послушайте, вы! Моисеевна! Уже два часа ночи, мне в пять тридцать вставать! Вы не могли до утра подождать?

– Да, да, конечно, – забормотал Крылан. Он совершенно не ожидал услышать мужчину, ведь Верочка жила с дочерью-десятиклассницей и больной матерью! Откуда же там мужчина? Он теперь был почти уверен, что ошибся номером.

– Понимаете, у нас в лаборатории неприятности… – быстро соображая, какие же именно могли возникнуть неприятности и, может быть, вообще пора уже вешать трубку, пробормотала новоявленная Берта Моисеевна. – У нас автоклав взорвался, я хотела бы с ней посоветоваться.…

Вдруг он услышал где-то в отдалении приглушенный женский голос:

– Лева, кто это? Дай-ка мне трубку…

Крылан угадал в родном приглушенном голосе тревогу, испуг, надежду.

Это она, это она!

– Алло! – нервно позвала Верочка. Лева чем-то загремел, выругался и заявил, даже не снижая голоса:

– Берта Моисеевна! Даже дома нет покоя! И от кого? От своих же, евреев! Три часа спать осталось! Да какой тут сон! Вот увидишь – там еще хуже будет! Там вообще одни евреи! И чего тебе там надо? Только ради тебя еду, только ради тебя…

– Алло, что случилось? – стараясь заглушить его ругань, повысила голос Верочка.

– Здравствуй, ты что, уже замуж успела выйти? – уже своим голосом спросил Крылан.

– Да! А что именно случилось? – она мгновенно сориентировалась и включилась в конспиративный разговор.

– А Левочка – он еврей?

– Естественно, – ответила она. – Я же говорила, что я должна это сделать! Вы не хотели мне помочь, вот вам результат!

Верочка называла его на Вы, и это было ужасно смешно.

– Ты так говоришь, как будто я действительно не хотел тебя вывезти, или как будто я хотел, но мой личный самолет временно был неисправен, или как будто ты действительно решила это сделать, а не валяешь дурака! Ты ведь все время валяешь дурака – то хочешь, то сомневаешься! Где ты этого придурка откопала, он что, действительно еврей?

«Как она смела скрыть от него, ее сына, такое важное в жизни событие, как замужество? Когда она успела выти замуж?» – лихорадочно соображал Крылан.

– Пожалуйста, не разговаривайте со мной в таком тоне! – Верочка начала заводиться. – Мы уже подали документы на оформление!

– Да, быстро это у вас получается! А что будет с клоноидами, со всеми твоими подопечными, кто ими займется?

– А их уже нет, я их уничтожила… – помолчав, ответила Верочка. Голос ее дрогнул.

– Вер, кончай, я щас с ума сойду! – почти заорал Лева.

– Я все улажу, – официально заявила Верочка. – Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Крылан вдруг вспомнил желто-зеленую водоплавающую белку – результат первого удачного эксперимента по созданию фотосинтезирующих животных. Неужели и ее больше нет?

– Ты что, серьезно? Ты действительно все уничтожила? Всех-всех-всех? И белку?

– Всех! – отрезала Верочка.

Крылан вдруг страшно разозлился:

– А это было обязательно? Нельзя было как-то по-другому? Я же просил тебя отдать их мне, если они будут больше не нужны. Ты хотя бы сохранила образцы их клеток? Нет? А с чем ты тогда поедешь сюда? Будешь начинать все заново?

– Я возьму Гидру… – почти шепотом сказала она.

Это был шок. Крылан был ошарашен. Он лихорадочно пытался собраться с мыслями и просто не знал, что сказать.

– Ты ее уже рассчитала? – осторожно осведомился он.

– Да… Почти…

– Это именно то, о чем ты говорила?

– Да…

– Она будет думать?

– Да.

– Она будет сапиенс, как я?

– Да.

– Она будет реплицировать интеллект?

– Надеюсь…

– Она будет телепатировать?

– Надеюсь… Но мне нужна будет ваша помощь, мне нужно помочь с анализом, кое-что досчитать…

– Ты с ума сошла, как ты ее повезешь через границу?

– Никак, я спущу ее в унитаз, уничтожу, она ведь пока модель… Она на бумаге.

– Но все же?

– Технология! Я повезу технологию! Она у меня в голове.

На другом конце провода Крылан услышал тревожное дыхание.

– Будь осторожна. Я буду тебя ждать. Я как раз здесь, – подумав, сказал он.

– Как это? Вы сейчас где? Здесь – это там?

– Вера, что ты несешь? Что ты несешь? Ну пожалей ты меня! – взмолился невдалеке несчастный разбуженный Лева.

– Да, я звоню из Израиля.

– Не может быть, так хорошо слышно!

– Вера, ну хватит! – Лева почти захныкал.

– Понимаешь, – вдруг начал оправдываться Крылан, – я полетел по работе, весь мой проект на этом держится, должен же я был посмотреть все своими глазами. Отследил заодно несколько своих подопечных… Отдохнул немного… Красиво здесь…

– Извините, Берта Моисеевна, – ответила Вера, – не волнуйтесь, я буду в лаборатории в семь, нет, в шесть сорок пять утра, опечатайте, пожалуйста, мои боксы и ждите меня… Лева, ты меня подбросишь?

Лева не ответил.

– Он меня подбросит. До свиданья.

– Ты что, уже скоро летишь сюда? – заволновался Крылан, пытаясь угадать, о чем она говорит. – Вы уже были в посольстве? Вы уже оформляетесь? Вы были в «Сохнуте»?

– Да.

– Когда? Когда вы летите?

– Говорила же я вам – шестнадцать ноль три!

– Шестнадцатого марта? Через пять месяцев?

– Да.

– Тогда слушай: я назад не полечу, останусь здесь. Буду тебя ждать в Беэр-Шеве, это на юге, здесь неплохой университет…

– Я знаю, знаю…

– Я тебя сам найду! Вернее, нет, ты меня! Я оставлю тебе записку с телефоном – приклею несколько штук прямо к колоннам у входа в беэр-шевский Мисрад Апним, ой, извини, в МВД. Вы через пару дней по приезде туда обязательно пойдете заказывать удостоверения личности. Тогда позвонишь мне как-нибудь ночью. Ладно? Ой, у меня телекард заканчивается, слышишь – уже пиликает, сейчас отключится!

– Хорошо, – сказала Верочка, – спокойной но…

Пошли короткие гудки. Телекард выскочил из щели телефонного автомата.

Крылан медленно оторвал трубку от уха, так же медленно повесил ее на рычаг и замер: спиной он почувствовал, что сзади кто-то есть. Радары подсказывали, что это человек. Крылан стал медленно поворачивать голову, внутренне собравшись, напрягшись, приготовившись прыгнуть или увернуться от возможного удара или выстрела.

Он тысячи раз представлял себя в такой ситуации, был абсолютно готов, но в реальности это оказалось достаточно трудно. Поворачивая голову, он медленно отцепил одну лапу и чуть отвел в сторону крыло. Это дало бы ему в случае необходимости возможность одним взмахом отпрыгнуть по крайней мере на несколько метров, даже если он окажется ранен.

Первым, что он увидел, обернувшись, был сильно затертый и мятый листочек бумаги в клеточку. Он почему-то оказался у него почти перед самым носом, на нем его же, Крылана, корявым почерком было выписано: «Поздравляю!» Листочек дрожал, дрожала и рука, его держащая. Крылан хмыкнул и как можно спокойнее и веселее сказал по-русски:

– Привет!

Арик опустил руку с листочком и осторожно протянул Крылану правую руку, будто для рукопожатия. Глаза его горели восторгом и страхом. Крылан протянул ему крыло, вложил в холодную потную ладонь Арика три длинных когтистых пальца и как можно дружелюбнее пожал протянутую ему руку.

– Ну вот, будем знакомы! – заявил он и добавил: – Ма нишма?^[3]

– Бе… – Арик поперхнулся, закашлялся, застучал себя по груди, прочистил горло. – Беседер гамур. Ма шлом ха?^[4]

Они как будто пытались похвастаться друг перед другом своими первичными познаниями в новом для них, но старом как мир языке.

– А ты чего здесь делаешь? – как ни в чем не бывало поинтересовался Крылан.

– Мне тоже позвонить надо. Жена сейчас с детьми на Алтае у родителей. У них как раз утро уже. Часов девять. А я к родителям приехал. В гости. Первый раз.

– Ясно. – Крылан перелез на пластиковый прозрачный козырек телефона. – Я тебя видел на пароме.

– Ты за мной следишь? – вдруг спросил Арик. – Ты заглядывал ко мне в окно. В Москве. Помнишь? Ты вообще-то кто? Ты инопланетянин?

– А никто… Я просто Крылан… – нехотя отозвался Крылан, делая вид, что занят почесыванием задней лапой своего загривка. Ему казалось, что так он сейчас выглядел более естественно, как какая-нибудь зверюшка.

– Ты… земной? – будто чего-то стесняясь, переспросил Арик.

– Самый что ни на есть! – шутливо ответил Крылан, выкинул вверх крыло и схватил на лету зазевавшуюся летучую мышь. Мышь заверещала, пытаясь вырваться. – Такой же земной, как она. Пардон, как он, это самец. Мерзкий! Весь в блохах… – он отпустил летучую мышь. – А ты земной?

– Я? В каком смысле? – Выпучил глаза и замотал головой ничего еще не понимающий Арик.

– А я в каком?

– Но ты ведь говоришь… Как человек. Таких, как ты, нет… Не должно быть. То есть я не видел никогда. Извини…

– Любые есть! Всякие есть! – делая вид, что ему не нравится тема разговора, отрезал Крылан.

– Ну что будем делать? – засуетился Арик. – Мне позвонить надо.

– Звони.

– А ты?

– А я подожду. Вон там, на детской площадке. У тебя сигареты есть? – Крылан свесился сверху и попытался изобразить улыбку.

– Ты что, куришь? – Арик протянул ему пачку «Лаки Страйк» и зажигалку.

– Это ты куришь, а я так, балуюсь!

Крылан перелетел на детскую площадку и уселся на качелях.

Арик, часто оглядываясь, но не видя Крылана в темноте, долго набирал номер и все-таки дозвонился.

Минут пять говорил с женой, обещал перезвонить через пару дней. Она не могла долго говорить, торопилась, так как укладывала детей спать.

Крылан дождался Арика на детской площадке, и они вместе покурили, поговорили, да так запросто, как будто всегда были старинными приятелями.

Потом Арик, неловко попрощавшись, отправился на другой конец караванного поселка в домик своих родителей, а Крылан, пообещав поддерживать связь, улетел в город, где скоро нашел себе убежище в кроне старого кипариса, который давно уже приглядел.

Собравшись спать, Крылан вдруг подумал, что ведь не будет теперь Арику покоя.

Впрочем, как и всем людям, имевшим счастье или несчастье познакомиться с Крыланом. Все они так или иначе меняли свою жизнь и оказывались прямо или косвенно втянуты в осуществление проекта «Ковчег».

А на Арика у Крылана вообще были планы. Арик был романтик и врач, скрытый философ и гуманист. А Крылану нужны будут помощники.

Главное, чтобы все, кто узнал Крылана, молчали. А эту установку он им внушал с самого начала, ненавязчиво, но доступно. Он это умел делать, у него была прекрасная, совершенная методика нейролингвистического программирования. Он очень гордился своими гипнотическими способностями. Только Верочка была невосприимчива.