Цитаты из книги «Своя комната»

Я шла по усыпанной листьями аллее. За мной деликатно, но настойчиво закрывались ворота. Бесчисленные смотрители вставляли бесчисленные ключи в хорошо смазанные замки; хранилище закрывалось до следующего дня

Удивительно, что романисты заставляют нас верить, будто обеды запоминаются исключительно потому, что кто-то сказал что-то очень остроумное или сделал что-то очень значительное. Редко кто из них уделит внимание еде. Литераторы будто сговорились не упоминать суп, лосося и утку, словно суп, лосось и утка вовсе не имеют значения, а людям никогда не приходилось выкурить сигару или выпить бокал вина. Я возьму на себя смелость нарушить этот обычай и сообщу вам, что этот обед начался с камбалы, утопленной в глубокой тарелке и надежно укрытой белоснежными сливками, тут и там сбрызнутыми коричневыми каплями, похожими на пятнышки с боков олененка. Затем наступил черед куропаток — но если вы вообразили себе пару несчастных голых птичек, вы сильно ошибаетесь. Бесчисленные куропатки сопровождались целой армией соусов и салатов, острых и сладких, тонко нарезанного, но не пережаренного картофеля, а также брюссельской капусты, прекрасной, словно розовые бутоны, но куда более сочной. Когда покончили с жарким и его свитой, молчаливый слуга (возможно, смягченная разновидность того университетского смотрителя) поставил перед нами покрытый салфетками десерт, весь в сахарной пене. Назвать его пудингом — и тем самым поставить на одну доску с заурядным пудингом из риса или тапиоки — значило бы совершить святотатство. Меж тем бокалы переливались алым и золотым, пустели и вновь наполнялись. И где-то там, посередине позвоночника, где кроется человеческая душа, начал разгораться свет — не жесткий электрический проблеск того, что мы зовем остроумием, но мягкий и ровный свет человеческого общения. Нам некуда спешить, нам незачем блистать. Нам ни к чему быть кем-то еще, кроме самих себя. Нас всех ждет рай в сопровождении Ван Дейка. Как великолепна жизнь, как щедра, как незначительны мелкие склоки и горести, как прекрасна дружба и общество себе подобных — и, закурив сигарету, вы опускаетесь на подушки на подоконнике.

Вокруг меня пылала багрянцем и золотом листва, чуть подпаленная на жаре. На дальнем берегу плакали вечно скорбящие ивы, распустив волосы. Река отражала что ей заблагорассудится — то небо, то мост, то пылающие деревья, а когда какой-то студент пересек эти отражения на своей лодке, они снова сомкнулись, будто и не было никого. Можно было сколь угодно сидеть здесь, погрузившись в собственные мысли

Сейчас это кажется непонятным, ведь целомудрие — бессмысленный фетиш, но тогда ценился крайне высоко. В те времена (да и сейчас порой) ему придавалось религиозное значение, и понятие целомудрия было так переплетено с самой женской сутью, что требовалась огромная, редкая смелость, чтобы оборвать эти путы. Чтобы вести в Лондоне XVI века привольную жизнь поэта и драматурга, женщине пришлось бы ежедневно переживать такой стресс, какой мог бы убить ее.

. Теоретически, она наделена безграничной властью, на деле — не имеет никакого значения. Ею наполнена поэзия, но для истории ее не существует. В книгах она властвует над королями и завоевателями, в реальности же она рабыня любого, кто по воле родителей окольцевал ее. Самые вдохновенные строки, самые глубокие мысли слетают с ее уст — в литературе, а в жизни она почти не умеет читать и писать и принадлежит своему мужу.

вдруг в нашем сознании тоже существуют два пола, и чтобы достичь радости и гармонии, им надо соединиться?

без хорошего ужина хорошей беседы не бывает. Если не поужинать как следует, то ни думать, ни любить, ни спать не получается.

Нам ни к чему быть кем-то еще, кроме самих себя. Нас всех ждет рай в сопровождении Ван Дейка. Как великолепна жизнь, как щедра, как незначительны мелкие склоки и горести, как прекрасна дружба и общество себе подобных — и, закурив сигарету, вы опускаетесь на подушки на подоконнике.

а когда речь заходит о вопросах пола, по-другому не бывает, — нельзя и рассчитывать на истину. Можно только показать, как вы пришли к своему мнению.

представится случай и покойная поэтесса, некогда бывшая сестрой Шекспира, вновь обретет тело, которое прежде так часто теряла. Она увидит свет, и опорой ей станут ее неизвестные предшественницы, как это некогда было с ее братом. Но нельзя ждать, что без нашей подготовки и общей работы она родится вновь и будет жить и писать стихи, — это невозможно. Но я уверена, что она вернется, если мы будем работать вместе, а значит, даже в бедности и безвестности надо не прекращать трудиться.