Цитаты из книги «Своя комната»

Для женщины такое не подошло бы. Шарлотта Бронте при всем ее таланте спотыкалась бы с таким громоздким орудием в руках, Джордж Элиот и вовсе пустилась бы в бесчинства. Джейн Остин, однако, лишь посмеялась и придумала свою манеру повествования, простую и естественную, и более никогда с ней не расставалась. Хотя у нее и меньше таланта, чем у Шарлотты Бронте, сказала она гораздо больше.

Но снимите с них статус «слабых», разрешите им те же дела и нагрузки, позвольте им стать солдатами, моряками, водителями и портовыми рабочими, — и женщины станут умирать раньше мужчин, и рано или поздно слова: «Представляешь, я сегодня видел женщину» будут звучать так же, как в наши дни звучит: «Представляешь, я сегодня видел аэроплан».

Все эти века женщины выступали в роли волшебных зеркал, в которых мужчины отражались настоящими гигантами. Без такого волшебства Землю наверняка еще покрывали бы джунгли и болота. Военные победы не состоялись бы. Мы все так же выцарапывали бы оленьи силуэты на бараньих костях и меняли бы кремень на овечьи шкуры или другую нехитрую утварь, привлекшую наши неразвитые умы. Супермен и «Перст судьбы» не существовали бы. Царь и кайзер так никогда не надели бы корону — и не утратили бы ее. Зеркала необходимы для всякого героического или воинственного действа — как бы их ни использовали в цивилизованных обществах.

Сердце мое заколотилось. Щеки запылали. Меня охватил гнев. В этом нет ничего удивительного. Кому приятно слышать, что его считают неполноценным по сравнению с каким-то одышливым небритым юнцом (я глянула на своего соседа) в дешевом галстуке. Есть же, в конце концов, дурацкая гордость.

Тут я набрала воздуха в грудь и записала на полях: «Почему Сэмюэл Батлер говорит, что мудрые мужчины никогда не выскажут своего мнения о женщинах?» Кажется, мудрые мужчины ни о чем другом и не говорят.

Если судить по этому каталогу, то женщины интересны мужчинам куда в большей степени, чем мужчины — женщинам. Почему? Это было крайне любопытно, и я представила себе мужчин, вся жизнь которых уходит на писанину о женщинах: среди них были старики, юноши, холостяки, отцы семейств, красноносые и горбатые. В любом случае мысль о таком внимании смутно льстила — если оно, конечно, не исходило исключительно от убогих и калек.

сердечности и благородстве, что возможны только благодаря роскоши, уединению и личному пространству. Наши матери не дали нам ничего подобного — они и тридцать тысяч фунтов собрали с трудом, им ведь приходилось рожать по тринадцать детей от священников колледжа Сент-Эндрюс.

Кроме того, я подумала (простите уж!) о дыме, выпивке, глубоких креслах и мягких коврах; о любезности

что бы случилось, если бы и миссис Ситон, и ее мать, и мать ее матери заработали целое состояние и вложили его в колледж и библиотеку, поскольку, во-первых, у них не было возможности зарабатывать, а во-вторых, случись даже такая возможность, закон запрещал им владеть самостоятельно заработанными деньгами. Лишь в последние сорок восемь лет у миссис Ситон появились собственные гроши. Все предыдущие столетия они считались бы собственностью ее супруга. Возможно, эта мысль также удерживала миссис Ситон, ее мать и бабушку от участия в торговле акциями. Все, что бы я ни заработала, — резонно полагали они, — достанется моему мужу, и он будет распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению — например, назначит стипендию или звание в Бейли Олл-колледже или в Кингсе. Поэтому меня не очень интересует возможность зарабатывать деньги — даже если она бы у меня и была. Пусть этим занимается муж.

свобода. А женщины всегда жили в нищете: не только последние двести лет, а с самого начала времен. У женщин было меньше интеллектуальной свободы, чем у сыновей афинских рабов. Таким образом, у женщин не было ни малейшего шанса создавать литературу