Но я была рада приехать домой и почувствовать, что моя настоящая жизнь вернулась – жизнь с Л., я имею в виду. Одиночество – не совсем верное слово; кажется, что личность человека эхом разносится по всему пространству, когда рядом нет того, кто может вместить в себя эти вибрации. Написано не очень вразумительно, но и само чувство странное, словно брак – это завершение игры музыкальных инструментов, и звук одного-единственного проникает в душу, точно скрипка, лишенная своего оркестра или фортепиано. Скучная сырая ночь, так что я буду спать. В наше отсутствие, разумеется, произошел налет.

3 – 5 ноября, суббота – понедельник.

На самом деле налета не случилось, но с учетом состояния наших нервов (то есть нервов Лотти и Нелли) отключение электричества было воспринято как знак, и, когда это произошло, я, стоя на кухонной лестнице, вдруг поняла, что именно отключение света в будущем станет для нас сигналом. Однако, открыв входную дверь, я услышала обычный шум и голоса жителей пригорода, возвращавшихся домой, а затем мою уверенность подкрепил вернувшийся свет. Мы легли в постель и уснули. Я проснулась без пяти минут семь утра, прислушалась, но ничего не услышала и уже была готова распрощаться со всеми своими ожиданиями, когда поняла, что за дверью стоит Л. Он прокрался в дом словно мышь и уже позавтракал. Мы проговорили так долго, как только смогли: темы перетекали одна в другую, внезапные паузы и всплески, – божественное удовольствие от восстановления нашей гармонии. Л. ехал домой всю ночь. Наиболее пикантным для меня стал его рассказ о спорах, расспросах и экспериментах. Миссис Экхард³³⁷ втягивала Л. в обсуждение всевозможных тем, пока он подрезал ее деревья. Его ладони до сих пор черные от сажи манчестерской коры. Мы гуляли у реки и довольно рано легли спать. Отрицая свою усталость, Л. провалился в сон и спал, пока его не разбудили.

В воскресенье я закончила с Аксаковым; преимущество писательства в том, что оно превращает выходной день в будний, несмотря на рев военной музыки и церковных колоколов, почти всегда начинающийся около 11 часов утра, – шум, на который другие люди не имеют права. Поскольку был прекрасный день, мы прогулялись вдоль реки и через парк, вновь встретив нашего Уолтера в компании мужчины, похожего на школьного учителя. В нижней части парка, где растут кедры, оленей не было. К чаю пришел Перера, и я оставила его наедине с Л., опасаясь получить еще какие-нибудь кружева. Однако я полагаю, что, благодаря успеху цейлонского бизнеса³³⁸, Л. теперь грозят золотые часы. «Daily News»³³⁹ в трех разных местах разразилась негодованием.

Сегодня мы были в Лондоне, только что вернулись и сидим в ожидании ужина. Предвкушая интересные события и остроумие автора, я потратила 8 пенсов на журнал с любовными письмами миссис Асквит³⁴⁰, а они оказались такими же плоскими, слабыми, вульгарными и безграмотными, как если бы их написала миссис Глин³⁴¹, – есть что-то высокомерное, словно она снисходила до писанины. Мы, как обычно, пошли в Лондонскую библиотеку, а на выходе столкнулись с мрачной дамой без шляпы, секретаршей Л. – Аликс³⁴². Она шла искать факты, которые глаз Л. обычно находит гораздо быстрее. Мы заметили, что дыра на Пикадилли почти заделана, но стекол в окнах универмага по-прежнему нет. Леонард пошел в издательство «Williams & Norgate» по поводу своей книги и задержался там настолько, что, сидя в чайных комнатах Клиффордс-Инн, я успела основательно возненавидеть миссис Асквит. Разговор был жарким: Л. обвинили в подлости только из-за того, что он предложил свою книгу Беллам (с подачи Маргарет³⁴³). Возможно, удастся договориться, но их человек – некомпетентное и глупое существо, которое никогда не уступит и продолжит качать права. В метро за верхний поручень держался Малкольм Макнатен³⁴⁴, седой, элегантный и с виду явно преуспевающий.

6 ноября, вторник.

Печальный факт заключается в том, что на текущий момент, 5:30 вечера, Тинкер пропал. Его выпустили в сад, он прокрался в соседний дом и, по-видимому, обнаружив открытую калитку, сбежал. Пропажу заметили после обеда. Л. безуспешно искал его по округе. Мы сели на автобус до Кингстона и в последний, будем надеяться, раз посетили призывной пункт. После ожидания в уже знакомой комнате с двумя деревянными лавками, висящим полотенцем и серым пальто цвета хаки Л. выдали бумагу, в которой сказано, что он «полностью и перманентно освобожден от военной службы». За продажу такого документа, вероятно, можно выручить £500. Мы были очень расстроены пропажей спаниеля, который нам так понравился, и сообщили в полицейский участок. Их огромная доброта и здравый смысл произвели большое впечатление. После подачи заявления они позвонили в Кью, и сержант полиции сказал: «Премного вам благодарен, сэр». Как грустно снова искать потерянного пса. После истории с Тимом³⁴⁵ даже мне трудно сохранять оптимизм.

10 ноября, суббота.

Еще одним печальным фактом является то, что я пропустила несколько дней: среду и четверг – из-за поздних возвращений домой, а пятницу – из-за мрачного настроения и серьезных споров с Л., явно не способствующих писательству. Однако нужно разобраться с разгулом, хотя я и не признаю, что именно он стал причиной нашего уныния. Несса не спала, а я провела день в Блумсбери. Сначала отнесла свои часы мастеру на Поланд-стрит³⁴⁶, и он сказал, что их нужно только почистить; потом пошла в «Omega», где в полутьме Роджер водил трех болтливых француженок по выставке и, как обычно, делал вид, будто французские манеры и язык вызывают у него особый восторг. Картины мерцали в полумраке; особенно меня впечатлил Гертлер³⁴⁷; работы Ванессы тоже очень хорошие, а у Дункана, как мне показалось, они милы и лишь претендуют на красоту. Фейт³⁴⁸ нервничала и тряслась, пытаясь заставить меня посмотреть ее показ платьев, ведь это был день частных просмотров. Мы пили чай в швейной комнате, ходили взад-вперед, поедая сухой пирог, пока Мэйбл пришивала подкладку в углу, а Роджер писал письма на коленке. Потом появилась Несса, и мы ушли; по дороге домой я купила пальто абрикосового цвета. Пила чай на Гордон-сквер; меня постоянно озадачивает обновленное соглашение, из-за которого там нет гостиной³⁴⁹. Несса обдумывает какую-то новую схему образования³⁵⁰: 6 мальчиков, репетитор и гувернантка – все это она планирует на следующее лето. Мисс Эдвардс стала регулярно встречаться с солдатами на холмах, и, боюсь, ее сил на воспитание детей не хватит. Это была прелюдия к вечеринке на Гордон-сквер 46, куда я отправилась в сырость и слякоть ради двух часов жизни, которые, впрочем, принесли удовольствие. Обычные гости и привычное ощущение пребывания в знакомой, но возбуждающей атмосфере, где все люди, о которых мы привыкли думать, были во плоти. На полу сидело множество лохматых молодых женщин в янтаре и изумрудах. Молли, Ванесса и я являлись воплощением почтенной зрелости. Оливер казался нашим дружелюбным и веселым дядюшкой. Рэй походила на бабушку, очень властную, упитанную и авторитетную. Большую часть времени я провела с Оливером, а когда часы пробили десять, то встала и ушла – пример добродетели, если таковая существует. Потом нас накрыло уныние. Л. был раздражительным, удрученным и холодным. Мы легли спать. Я проснулась с ощущением провала и усталости. Это состояние накатывало на меня волнами целый день. Мы гуляли по берегу реки на холодном ветру и под серым небом. Оба согласились, что жизнь без иллюзий – отвратительная штука. Иллюзии не хотели возвращаться, но все же вернулись в 8:30 вечера, когда мы сидели у камина, и после наших веселых кривляний день подошел к концу.

Сегодняшний день был очень радостным, несмотря на худшее сочетание стихий, которое только можно представить: лютый холод, грозовое небо и дождь. Л. ходил в приют для пропавших собак, но безуспешно. Мы развесили объявления, однако надежда почти иссякла. Уже два дня нет писем.

11 ноября, воскресенье.

Воскресенье, очевидно, становится для нас тем же, чем оно было для наших отцов, – временем бурной светской жизни, и, поскольку исконно это скучный священный день, замысел не так уж плох. Но я все равно не знаю, чем можно оправдать наш обед у Веббов.

[Текст ЛВ] Я опрометчиво дал согласие иногда писать здесь страничку-другую, и теперь В. призывает меня сдержать слово, а, поскольку это отвлечет меня от чтения речей Джозефа Чемберлена³⁵¹, я не вижу причин отказываться. Мы ходили на обед к Веббам, а еще там были мистер и миссис Тоуни³⁵². Ранее я уже встречался с ней, но не с ее мужем. До их прихода Веббы сказали нам, что он идеалист. Теперь, познакомившись, я могу только добавить, что он идеалист с черными зубами. Один из худших обедов с Веббами, на котором мы были. Вирджиния сидела между мистером В. и Т., а я – между их женами. Миссис В. почти сразу начала говорить о Комитете по реконструкции³⁵³, в котором она состоит. Она болтала без умолку, и каждое десятое слово было «комитет». Ей, очевидно удалось изобрести комитеты по делам младенцев, лунатиков, больных, инвалидов и мертвецов, но ее план или Вселенная явно не будут завершены, пока она не придумает комитеты для трудоспособных и безработных. Однако она не теряет надежд. Тем временем Вирджиния сидела в одном углу, а я в другом, и мы оба погрузились в молчание, пока миссис Т. занималась бессмысленными расспросами Веббов о женщине со сломанным бедром из лазарета профсоюза Уолтемстоу. Сразу после обеда мы сбежали и поехали на автобусе от Вестминстера в Хаммерсмит, очень холодном, но освежающем после всех этих комитетов.

Л. был знаком с ними; вернувшись домой, мы обнаружили в гостиной много людей: Розалинду с Арнольдом Т.³⁵⁴ и Кэ Кокс. Розалинда – маленькая, бледная, с темными глазами и копной волос, спокойная и решительная с виду женщина – мне понравилась, чего не могу столь же уверенно сказать о ее муже. Он показался мне гораздо более заурядным и простым, чем о нем привыкли думать. Однако мы оживленно беседовали об искусстве и литературе, а еще я заметила, что Розалинда задумывается, когда с ней говорят, – хороший знак. Насколько можно судить, она так сильно подкована в литературе, что уже почти считается специалистом. Я имею в виду, что если узнать ее поближе, то можно обнаружить некую тщательно выстроенную теорию, объединяющие все ее чувства к литературе. Например, ей не нравится «Король Лир»³⁵⁵. Но (или, скорее, поэтому) она показалась мне весьма выдающейся личностью, во всяком случае, по сравнению с умниками из Блумсбери. И пока мы сидели в полумраке с шерстяными пледами, я все гадала, того же ли она сорта. Время от времени мне казалось, будто полуаристократическое происхождение породило в ней некий старомодный этикет. Ее взгляды на правильное отношение к кухаркам и гувернанткам, несомненно, благопристойны. Наверное, это связано с разницей между образованием Оксфорда и Кембриджа. Странно думать о том, насколько же сильно повлияла эта разница на чей-то разум, даже на мой собственный, полагаю, хотя я там никогда не училась и по своей природе критически отношусь к данным учреждениям. А вот с Арнольдом, как мне показалось, нелегко разговаривать напрямую.

12 ноября, понедельник.

Сегодня, как обычно по понедельникам, Лондон. Мы пошли в «Omega», и, пока осматривались внутри, вошел Роджер, что немного смутило меня, отчасти из-за его собственных представленных там картин, а также потому, что я не люблю говорить об искусстве в его присутствии. Однако он занялся росписью стола и исчез. Потом мы отправились на Гордон-сквер, чтобы забрать мой зонтик, две фотографии и заколку для волос, оставленные там, и кто же мог открыть дверь, как не Клайв? Он пригласил нас войти; в одном из больших кресел сидела Мэри Хатчинсон – жалкая полусонная женщина, на мой взгляд. Она всегда выглядит очень подавленной и покорной. Я выкурила полсигареты с золотистым фильтром и выслушала несколько гарсингтонских сплетен. КМ разорвала отношения с Оттолин в письме, написав: «Ты больше не будешь изображать Графиню перед моей кухаркой», – или что-то в этом роде. Вскоре мы ушли; я отправилась в «Mudie’s», а потом купила «Главную заметку»³⁵⁶, чтобы тщательней изучить Р.Т.; Л. встречался с Эдгаром ради таинственного интервью³⁵⁷. Я вернулась домой со своей книгой, которая после Тургенева³⁵⁸ уже не кажется виртуозным произведением, а если не заострить свое внимание на некоторых моментах, то повествование вообще представляется отрывочным и пустым. Л. в суфражистской организации, а я наблюдаю за тем, как 3 огненных шара раскаляются докрасна.

13 ноября, вторник.

Хочу снова пожаловаться на то, что люди мне не пишут. Я им не пишу, но они-то чего? И книга из «Times» не пришла, чему я, впрочем, даже рада, поскольку хочу заняться романом³⁵⁹. На днях Л. начал свою книгу и уже написал две главы. Он трудится как одна из тех косилок, за которыми я наблюдала из окон Эшема, круг за кругом, без спешки и отдыха, пока, наконец, последний маленький квадрат пшеницы в середине поля не будет скошен, – и все готово. Сегодня днем мы уже начали печатать. Нашим первым важным открытием стало то, что пружины неровные, а шарики разные по весу. Мы, вернее Л., более-менее исправили это и напечатали 300 копий первой страницы³⁶⁰, но, несмотря на в целом очень хорошие результаты, хотелось бы иметь еще один станок. Очень холодный день и, можно сказать, уже начало зимы: на деревьях практически не осталось листьев и резко повеяло морозом. Комната после чая – это, безусловно, маленький участок света посреди глубокой тьмы. Л. готовит лекцию, которую он прочтет в Хаммерсмите, а я буду председательствовать в Женской гильдии³⁶¹.

14 ноября, среда.

Л. прочел свою лекцию, а я председательствовала в Гильдии. Меня всегда озадачивало, зачем туда приходят женщины, если только им не нравится сидеть на чужих стульях, не в своих комнатах, без газа, света и с другими женщинами. Видимо, они не обращают на это внимания; никто из них не мог сказать и слова, за исключением миссис Лэнгстон. Сегодня вечером миссис Аллан – румяная, ясноглазая, проницательная, но не очень просвещенная женщина – целый час выступала на Конгрессе³⁶². Ее речь можно считать докладом, хотя и не слишком интересным. Когда мы обе закончили выступать, вопросов не последовало, и она перешла к еде, но говорила не о продовольствии в стране, а об ужине и чае, которые подают в Торки³⁶³. На эту тему она рассуждала свободно и даже страстно в течение 15 минут. Пороки импортеров и преимущества самоконтроля были подробно проиллюстрированы примерами. Л. вернулся около 22:30 после гораздо более успешного вечера в СДК, где среди слушателей были солдаты и индус. Слуги поехали навестить Берта в больнице Эпсома³⁶⁴, Л. безрезультатно сходил в собачий приют, а мы наконец прогулялись до Кью и заметили, что огромные каштановые деревья стали голыми и черными как чугун. Дюжина мужчин ловили рыбу в тихой воде под шлюзом – радостный признак несокрушимой стабильности. Мы зашли к одному небольшому печатнику, у которого есть два станка и один пресс на продажу, и проговорили с ним около получаса. Трудно принять решение, но, вероятно, мы купим один станок и на время откажемся от тех усовершенствований, который Риддел [неизвестный печатник] считает необходимыми, но, по-видимому, не может обеспечить³⁶⁵. К тому же, эти станки в рабочем состоянии и стоят всего £14 или £15.

И снова день без писем.

15 ноября, четверг.

Еще один день без писем, если не считать выговора от ЛПТ за то, что я сказала или не сказала про поэзию Арнольда³⁶⁶ о природе³⁶⁷. На этот раз меня тянет ответить им, что бессмысленно и бесполезно, но уж очень хочется выразить протест против потока оксфордского высокомерия. Весьма успешно мы отпечатали еще одну страницу, что заняло у нас все время до чая, а затем в полумраке отправились к мелкому печатнику, который вот-вот должен прийти и осмотреть помещение для нашего станка. Ему помогает маленький мальчик ростом с Джулиана. Подвал этого печатника вчера затопило из-за женской бани по соседству. Он очень точен в своих выражениях – возможно, это результат окололитературной профессии.

19 ноября, понедельник.

Мелкий печатник пришел, когда мы доделывали последнюю страницу, и пробыл у нас около часа, пока Лотти не позвонила в колокольчик с целью, оставшейся непонятной для него, как человека, который скорее всего не дает у себя обеды. Мы внесли аванс в £10 и получили за них резак, а также оговорили поставку печатного станка к 14 января. Проблема таких людей – их словесный поток: личные истории они рассказывают очень подробно; полагаю, это некая форма хороших манер. В пятницу мы ходили на концерт³⁶⁸ и, когда заиграла английская часть, вышли в переулок с сомнительной репутацией, примыкающий к задней части Бонд-стрит³⁶⁹, – он напомнил мне место для азартных игр лакеев великих людей из романа Теккерея³⁷⁰. Пила чай в «Spikings» с некоторыми представителями высшего класса, напоминавшими домашних псов, которым грозит холодный душ. Они говорили о нехватке автомобилей. Я купила пару чулок и вернулась домой.

Чулки были частью подготовки к Гарсингтону. Из этого приключения мы вернулись 2 часа назад. Трудно передать полное впечатление, за исключением того, что оно мало чем отличалось от моих ожиданий. Люди, разбросанные по комнате цвета сургуча: Олдос Хаксли, играющий с большими круглыми дисками из слоновой кости и зеленого мрамора – шашки; Бретт³⁷¹ в брюках; Филипп [Моррелл], облаченный в лучшую кожу; Оттолин, как обычно в бархате и жемчугах, – и два мопса. Литтон развалился в огромном кресле. Слишком много безделушек для настоящей красоты, слишком много запахов, шелка и горячего воздуха, которым тяжело дышать. Все воскресенье гости толпами ходили из одной комнаты в другую: из гостиной в столовую, из столовой в спальню Оттолин. Иногда это ощущение ослабевало, но все же день тянулся очень долго. Утром мы принимали Фредегонду³⁷², а затем после чая я провела примерно час у камина с Оттолин. Выйдя на прогулку, мы столкнулись с автомобилем, полным пестрых и не располагающих к себе молодых людей, одного из которых я забыла, но он там точно был, так как я насчитала четверых. Наиболее заметный из них Эван Морган³⁷³ – маленькое рыжее недоразумение с клювом вместо носа и без подбородка, в целом напоминающее хилого бентамского³⁷⁴