Я стояла и смотрела на облаченную в черную рамку фотографию Романа Михайловича, и чувствовала себя так, словно меня только что окунули в ледяную воду. Тело пробила дрожь.
В этот момент за спиной раздались шаги. Смахнув украдкой слезу с уголка глаза, улыбнулась вошедшей в комнату тете Олесе.
– Прости, милая, кроме баранок ничего нет. Просила Демку оболтуса в магазин сходить, так он со вчерашнего дня где-то пропадает, – женщина несла в руках поднос.
Я поспешила к ней, забрала посуду и поставила на стол.
Пока расставляла чашки, думала о том, что этот чайный сервиз помню с самого детства. В него мама Демида всегда наливала нам чай с мятой, когда мы оставались с ночевкой у них в доме. И сейчас, цепляясь за незатейливые цветочные узоры, я лишь ими удерживала себя на плаву.
Если вчерашняя ночь была сущим кошмаром, то сейчас меня словно разбудили. Разбудили резко, вылив прямо в лицо ведро ледяной воды.
Тетя Олеся устало опустилась на стул, а я в очередной раз окинула взглядом пространство комнаты.
– Что? Нравится наша квартира? – засмеялась женщина. Я отчетливо слышала в ее голосе горечь. Она потянулась к чайнику и стала наливать нам напиток. – Вот так, доченька. Жизнь порой меняется слишком круто.
Она поставила чайник на место, и меня удивило, что столь простое телодвижение утомило ее. Мама Демы выглядела очень уставшей.
– Что у вас случилось? Простите, я не знала о дяде Роме. Не знала о том, что вы переехали. Как Мира рассталась с Демидом, так мы и не виделись…
– Так и времени не было позвонить Демке?
В отличие от голоса, в ее глазах не было укора. Только грусть. Мне вдруг так стыдно стало.
– Да в учебе была. Мама в депрессии, Мира заболела.
– Мира болеет?
Мне не хотелось говорить о сестре. Я вообще не знала, о чем говорить. После увиденного здесь, чувствовала себя растерянной.
Сегодня утром, после бессонной ночи я загорелась идеей. Решила найти маму Демида, чтобы… Ох, да и не знаю, зачем. Поперлась с утра в их дом. Тетя Олеся права, мы столько лет не виделись, не общались, глупо все выглядит. Но после того, что произошло ночью, мне вдруг так захотелось увидеть ее! Будто я защиты искала от Демида. Как в детстве не раз было. Надавала бы ремня вредному мальчишке, объяснив, как нельзя себя вести.
Собственные мысли заставили улыбнуться. Да не стала бы я жаловаться ей. Никогда ябедой не была. Просто ночью так плохо было… Мама занята Мирой, сестру сегодня домой выписали. А мне хотелось поговорить хоть с кем-то. Вот и побежала к ней.
Только по приезду в дом Огинских, я была ошарашена новостью, что там уже несколько лет проживает другая семья. Новые хозяева оказались весьма разговорчивыми людьми, и поведали мне историю переселения семьи Демида. Оказывается, они переехали еще два года назад. Продавали дом в спешке, на одну треть снизив цену. Улыбчивая хозяйка даже расщедрилась на новый адрес Огинских. Правда, для этого мне пришлось показать ей нашу совместную фотку с Демой и соврать, будто я его сестра.
Еще ночью я злилась на Демида по многим причинам. Помимо его грубости и свинского поведения, он показался мне жадным. Ведь Дема чемпион, он получает огромные бабки, плюс отец совладелец фирмы с моим. И восемьсот тысяч для него не должны были быть проблемой. А теперь, когда я вижу убранство их нового жилья, я понимаю, что дела у них совсем плохи.
– Скажите, что случилось с вашим мужем? И почему не сказали нам? Не позвали на похороны? Хотя, может папа и был, мы то теперь и не узнаем.
Она нахмурилась.
– Я не знала о том, что Андрей бросил вас, милая… Но, неужели ты не в курсе? Фирма теперь принадлежит только твоему отцу.
Я ничего не понимала. Это было похоже на бред. Почему так произошло? Ей богу, мне хотелось плакать! Никто ничего толком не говорит. И я чувствую себя полной идиоткой. А я терпеть не могу ощущать себя таковой.
– Ох, тебе лучше спросить обо всем у мамы, милая.
Мама не может знать об этом, иначе она обязательно мне все рассказала! Рассказала ведь?
Тетя Олеся с грустью посмотрела на фото мужа.
– Рома повесился полгода назад, – в ее глазах стояли слезы. – А у меня после его смерти сердце прихватило, инфаркт. Состояние было тяжелым. Нужна была операция, денег не хватало. Вот Дема и стал драться… Ох, душа болит от мыслей, что он своим здоровьем из-за меня рискует. И ведь не переубедишь его…
Так вот, куда его деньги с выигрышей уходят! А я, дурочка, еще и просить пришла! Господи, как стыдно то…
– Но ничего! Операция успешно прошла. Теперь бы Демку уговорить бросить это дело, в университете восстановится. Но он же упрямец тот еще…, – засмеялась женщина и впервые за все это время, смех был без тени горечи.
Как бы то ни было, она гордится им. Всегда гордилась.
– Дема, кстати, скоро придет, вот и увидитесь, наконец.
Меня тут же жаром окатило. Я думала, он уже отдельно живет, а выходит нет.
– Ой, простите теть Олесь, мне уже пора. Совсем забыла про встречу в универе по поводу работы, – посмотрела на часы для пущей убедительности.
А сама от стыда едва не горю. Боже, Лия, ты серьезно? Встреча насчет работы в универе? Ничего умней мой мозг в этот момент не смог выдать.
– Как уходишь? Ну даешь, только ведь пришла! – женщина выглядела расстроенной, и мне стало совестно. Тетя Олеся суетливо поднялась из-за стола. – Давай, детка, я тебе в дорогу хоть пирожков дам.
– Да что вы, не надо. Неудобно мне как… – замолчала под ее строгим взглядом.
– Я тебе дам, неудобно! Вчера напекла, Дему ждала! С капустой и грибами пирожочки. Ты ж всегда их любила, уплетала за обе щеки. Демка с Миркой с вареньем лопали, а ты с капустой, – смеется она, и, подойдя, целует меня в макушку.
А я обнимаю ее изо всех сил, и мне так горько становится! Горько от того, что все это в прошлом. И пирожки ее, и общие посиделки с чаем, и игры в карты перед сном. Ночевка у Демида на чердаке, и походы в лес за грибами. Смех его в прошлом и доброта в глазах. Нет ничего ведь, по какой-то причине он вдруг решил, что мы с Мирой ему больше никто. По какой-то причине, сегодняшней ночью Демид посчитал, что вправе унизить и сломать меня. Разбить мое сердце. И сейчас, обнимая тетю Олесю, я словно за остатки прошлого цеплялась. Когда все еще было хорошо.
– Ну чего ты, детка? – улыбнулась женщина, а я только сейчас поняла, что по щекам слезы текут. – В прошлом все. Обиды все, размолвки. Да и вы тут не при чем, вы детки… Мужские дела это, мы отношения не имеем.
Я думала о том, что не получится ничего вернуть. И даже прежнюю тетю Олесю. От нее теперь пахнет корвалолом и кучей других лекарств, а не жареными пышками и ее любимыми цветочными духами. Также и в глазах Огинского больше нет места для тепла. Замерзло оно, и мне не согреться.
– Погоди, я сейчас, – она уходит в кухню, а я, смахнув слезы, достаю из сумки деньги, которые Демид швырнул в меня.
Теперь-то я понимаю, как много они значили для него, теперь понимаю, что не просто злость им двигала. Обида…
Подойдя к трюмо, отодвигаю зеркало, и осторожно кладу их обратно. Я найду, как помочь Мирке. Но только не ценой здоровья и благополучия его мамы.
Вдруг слышу, как открывается входная дверь.
– Ма, че не закрываешься? – раздается Его голос.
Застываю в испуге. Кажется, даже сердце не бьется.
Делаю шаг, лихорадочно смотрю по сторонам, в поисках хоть какого-то укрытия, а он в проеме вырастает. Огромный и злой.
В его руках пакет с продуктами, и сейчас он летит на пол. Вздрагиваю от этого звука. А сама глаз с его омутов не свожу. Вижу, как они тьмой заполняются.
– А ты че здесь забыла?!
Он срывается в мою сторону, словно огромный обозленный зверь. Демид в ярости, он заставляет меня врезаться спиной в трюмо. Звон посуды за моей спиной кажется мне звуком трещащей по швам храбрости.
– Я… Прости, я просто хотела… – промычала еле ворочающимся языком.
Мой испуг приводит его в настоящую ярость.
– Что ты хотела?! Какого хрена ты вообще заявилась сюда?! – его кулак врезается поверх моей головы, прямо в шкаф. Я вздрагиваю, ноги наливаются свинцовой тяжестью. И мне остается просто стоять на месте и трястись от страха, пока рядом с моим лицом находится озверевший Огинский.
– Я просто … – моя губа предательски дрожит, пока я стою и смотрю в его полные ненависти глаза.
– Что, просто?!
– Я просто хотела ее навестить! – срывается отчаянный крик.
Снова удар над головой. И его лицо в миллиметре от моего. Я раздавлена, напугана.
– Кто тебя просил?! Кто?!
– Дема! – раздается испуганный всхлип тети Олеси, а следом за ним оглушительный грохот.
Мы застываем. Демид все также смотрит мне в глаза. Эта пауза длится всего сотые доли секунды. Но я успеваю увидеть, как ярость в его карих омутах сменяется страхом.
– Мама! – душу вспарывает его крик, когда он срывается к лежащей на полу тете Олесе.
– Мам! Мам, ты чего? – Дема на полу, поднимает ее голову, обхватывает ее так нежно. Женщина открывает глаза, смотрит на сына, она невероятно бледна.
–Плохо… что-то… – шепчет еле слышно.
Он дрожит. Огромный, опасный зверь, который несколько минут назад едва не прибил меня, сейчас совсем не похож на самого себя. Маленький испуганный мальчишка, тот самый Демид, мой Демид…
– Сейчас, мамуль, сейчас, погоди… Ну чего ты, Ма? – он улыбается, смотря на нее, а сам телефон достает набирая номер скорой. И я представить не могу, сколько сил ему нужно, чтобы держать себя в руках и делать вид, будто ничего страшного не произошло. Но он старается. Чтобы не напугать ее еще больше.
И от такой перемены в нем, я немного прихожу в себя. Спешу к окнам и открываю их на полную. Когда подхожу к тете Олесе, Демид успевает вызвать скорую.
– Давай помогу, ее нужно положить на кровать, – тянусь к женщине, а он рычит в ответ.
–Я сам!
И так ревностно хватает ее на руки, поднимая. Словно я ей навредить могу, словно собой ее от меня закрывает. Дема уносит ее в спальню, а я на месте застываю, как истукан. Не знаю, что делать, как помочь?! Ведь ни помощи моей не примет, ни слова доброго. Поэтому я тихо выхожу из квартиры, прикрывая за собой дверь.
Спустившись по лестнице, останавливаюсь у подъезда.
По щекам слезы, мне так плохо! Я боюсь за тетю Олесю, за него боюсь. Не хочу, чтобы ему больно было. Не хочу, чтобы страдал. Я не знаю, что делать, поэтому просто стою, прижимаюсь к ледяной стене.
Через пару минут у подъезда тормозит карета скорой помощи. Врачи поднимаются наверх, и я нервно переминаюсь с ноги на ногу, в тревожном ожидании их возвращения. Спустя некоторое время тетю Олесю выносят на носилках и грузят в машину скорой. Я вижу, как Демид пытается забраться внутрь, как злится на врачей за то, что его не пускают к маме. Я вижу слезы в его глазах, прикрываемые злостью. Я вижу его настоящего, и мое сердце стонет от боли.
И лишь когда скорая отъезжает, он замечает меня, все еще стоящую на углу дома. В несколько шагов преодолевает расстояние между нами.
– Все из-за тебя, бл*ть! Ей уже лучше было! И на кой ты приперлась к ней?! Я тебе бабки дал, че тебе еще нужно?! Или мало, бл*ть, дал?
Мне хочется зажмуриться, и исчезнуть отсюда. Я больше так не могу.
–Я не…
Резко схватил меня за воротник, сжал его.
– Если с ней хоть что-то случится, я всю вашу семейку сгною. Ты пожалеешь, что на свет родилась Белка, – мое имя на ухо прошептал. Тихо, заставляя трястись от страха каждый миллиметр тела.
Я все могла стерпеть. Его нападки, и попытки унизить. Но обвинить меня в болезни тети Олеси. Это уже слишком.
–Да пошел ты, Огинский! Что мы тебе сделали?! А?! Что мы все тебе сделали?! – злость душит мой страх. Я отталкиваю его.
А он смотрит на меня так, с презрением.
–Это ты, бл*ть, у отца моего спроси! На могилу к нему сходи и вопрос задай, Белова! Или нравится делать вид, будто все норм? Будто ты белая и пушистая?
–А если я и есть такая?! – в моих глазах слезы. – Если я понятия не имею, что случилось с твоим отцом? И почему твоя мама вдруг заболела! Я не знаю!
–Сука. – цедит сквозь зубы, отвернувшись.
Смеется. И звук этот царапает больнее, чем его грубая хватка рук.
–У папаши своего спроси!
Ненавижу его. В этот момент Огинский казался мне исчадием ада.
–Я не вижу его. Он ушел от нас, – процедила сквозь зубы.
Он заставляет меня говорить об этом, вспоминать. О самом постыдном и неприятном моменте моей жизни. Я до сих пор не отпустила обиду на отца. За то, что не любит, за то, что на другого ребенка и женщину променял.
Сжала кулаки, чтобы не разрыдаться.
А он смотрит на меня так, словно я только что шутку сказала.
– Что ж, чужие бабки никогда не приносили счастья.
–Что это значит, Огинский?!
Но он ведь и не собирается отвечать. Развернувшись, направляется к подъезду. Ну уж нет, если начал говорить, пусть говорит до конца! А не бросает мне в лицо непонятные обвинения.
–Огинский!
Сорвавшись следом, хватаюсь за его спину, отталкиваю изо всех сил. Обернувшись, застывает шокировано. Не ожидал такого от мелкой девчонки?
– Ответь мне! Я хочу знать! Ответь!
–Что ответить?
Смотрит на меня, а в глазах только одно желание – удавить. А потом его губы улыбка кривит. Он подходит ко мне, наклоняется.
–У сестры своей спроси, у мамаши. Они расскажут – шепчет у самых губ, сжимая ладонью мою шею.
Взглядом ненавистным глаза мои прожигает.
–А от меня отъ*бись!
Его пальцы все еще на моей шее. Они сжимают ее так крепко, что я начинаю задыхаться. А потом, словно очнувшись, он вдруг отпускает меня. Резко. И даже не оглянувшись, срывается обратно домой. Оставляя меня одну, захлебывающуюся от собственных слез.
О проекте
О подписке