Цитаты из книги «Геометрия моих чувств»

– Нет, мне и так хорошо, – ни секунды не медлю с ответом. Инстинктивно пячусь назад. Только глубокого океана мне не хватало. С его ледяной водой и кишащими вокруг нас акулами. – Ева, ты уже два часа под палящим солнцем. Удар хватит. Пошли, – хмурится он и схватив меня за руку, тянет на себя. – Кай, не хочу! Да не хочу же я в воду, тиран, – вырываюсь из захвата и бросаю в него журналом, так удачно подвернувшимся под руку. Кай уворачивается от летящего в его сторону предмета, не переставая хохотать. А по озорному блеску его глаз, я понимаю, что настроен он решительно. Так и есть! Спустя пару мгновений, его сильные руки подхватывают мою бренную тушку и, перекинув меня через плечо, он несется к спуску с яхты. – Кай! – визжу, молочу его по напряженной спине. Вот только понимаю, что падение в воду неизбежно. – Ну что за детский сад! Кай, у тебя шутки пятиклассника! Пора вести себя по-взрослому, – ворчу, упираясь ногами в пол, в то время как он, стянув меня с плеча, тащит за руку к лестнице. – Только попробуй убежать, я покажу тебе пятиклассника, – предубеждает, спускаясь в воду. А мне остается только недовольно пыхтеть и дуться на него. – Иди сюда, – подзывает к себе с довольной улыбкой на губах. Поворчав еще пару минут для приличия, поворачиваюсь спиной к нему и начинаю потихоньку спускаться. – Только ты меня не выпускай! – кричу ему, погружаясь в прохладную воду. – Не дождешься, – смеется он, притягивая меня к себе за талию. Обвиваю руками его шею, а ногами его торс. Прижимаюсь так крепко, что, кажется, и вздохнуть не получится. – Не бойся ты так, я держу тебя, – улыбается он моему испуганному выражению лица. – Н-не могу, Кай, – никак не могу понять, от чего стучат мои зубы. То ли от страха, то ли от разницы температур. – Расслабься, глупенькая, – шепчет, упираясь лбом в мой лоб.

– Что непонятного во фразе: я тебя никуда не отпущу? – спрашивает он тихо-тихо с затаенной угрозой в голосе. – Но ведь здесь мне нельзя ночевать, – умело строю из себя дурочку. – Кто сказал? – хмыкает он и хлопает по постели рядом с собой. – Слышишь, что сказала медсестра? Шуметь нельзя, – задумчиво протягиваю я, но все равно приближаюсь к нему. – А мы тихонечко, – шепчет он, хватая меня за руку. – Тебе нельзя. Ты же ранен, – предпринимаю последние попытки достучаться до нашего разума. – Девочка, я ранен в ногу, а не в то, о чем ты сейчас думаешь, – ухмыляется и стягивает с себя футболку

– Леша, он жив? – вцепившись, словно клещ, в лацканы его пиджака, кричу хриплым, сорванным голосом. – Да жив он, жив, – отдирает от себя мои руки и проходит внутрь кабинета. – Кровь в него влили, и рану заштопали. Уже команды раздает, – ухмыляется, а я оседаю на пол, чувствуя, как в глазах темнеет. – Эй, ты чего, дуреха, я же сказал, жив твой мужик, – подлетает ко мне, не давая упасть. Помогает усесться на диван. Делаю несколько глубоких вдохов. Чувствую, как, спустя несколько секунд, зрение возвращается, а в голове чуть-чуть проясняется. – Жив? – шепчу, поднимая на него глаза. Пытаюсь всмотреться в лицо Алексея, но из-за пелены слез ничего не вижу. – Жив-жив, – улыбается он. – Я за тобой. Поехали. – Куда? – поднимаюсь с дивана. – Мне велено тебя в гостиницу доставить. Сегодня в номере переночуешь, а завтра с утра поедем к Николаю, – повернувшись, направляется к выходу и останавливается в дверях в ожидании меня. – Я сегодня к нему хочу, – следую за мужчиной. Леша закрывает дверь на ключ и, развернувшись, направляется вглубь коридора. – Ева, мне дано указание, я его выполняю. Мне твой мужик потом всю плешь проест, – ворчит он. Только вот бесполезно отказывать женщине в просьбе встретиться с любимым, которого она едва ли не потеряла несколько часов назад. – Алесей, если ты меня не отвезешь в больницу, я сама туда поеду. Ты ведь помнишь, что я слегка невменяемая. Так вот, попаду еще куда-нибудь, тогда точно Кай тебе башку-то оторвет, – произношу это ровным голосом. ыгфьбы Леша, все это время уверенно шедший впереди меня, на последних словах резко останавливается и, обернувшись, смотрит на меня так, будто только что я призналась в том, что по вечерам расчленяю маленьких котят. – Шантажистка. Я смотрю, вы друг друга стоите, – ухмыляется мужчина и, открыв входную дверь отдела, кивает мне, чтобы следовала за ним

– Какого черта ты делаешь?! – открыв дверцу, он буквально вытягивает меня из машины. Молчу. Отхожу от него на несколько метров. В его глазах настоящая бездна. На скулах желваки заходятся, грудь ходуном ходит, а кисти рук в кулаки сжимаются. Он в ярости. Пускай гнев его и праведный, только мне уже все равно. – Уезжаю домой. Все кончено, Кай. Я поняла, что больше тебя не люблю, – слова вылетают пулеметной очередью. Голос мой тверд и убедителен. Самое главное, что и в душе я все решила. Не осталось и тени сомнений. Мои слова словно пощечина. Я вижу, как от каждого из них он вздрагивает, словно от удара. Злость на его лице сменяется отчаянием. – Не делай этого! Не совершай моих ошибок! Ты же не хочешь того же с нами?! – он срывается в мою сторону. Я стою на месте, даже не пытаюсь убежать. Мне все равно. Я ведь уже мертва. Благодаря ему. И спасать просто нечего. – А что еще может случиться, Кай? Меня снова запихнут в дурку? Или на этот раз в тюрьму? – он стоит в нескольких сантиметрах от меня. Я даже слышу, с каким громким свистом из его легких вырывается дыхание. – Так вот почему ты вернулся? Благородный мужчина пожалел жалкую девчонку? – на губах моих расплывается едкая отвратительная улыбка. Сама себе противна. Только остановиться не могу. – Не мели чушь! – взрывается. Понимает, что переходит грань. Отворачивается, запускает руки в волосы. Тянет изо всех сил, пытаясь успокоиться. – Так будет лучше, Кай! – подливаю масла в огонь. Стыдно признаться, но, кажется, я получаю удовольствие от его мук. – Для кого?! – поворачивается, смотрит на меня воспаленными глазами. – Для меня! – кричу я. Он молча кивает головой. Отворачивается. Стоит неподвижно, сокрушенно опустив голову. Его слегка сгорбленная спина напряжена так, что каждая мышца выделяется рельефом. А затем, когда я уже решаю, что не дождусь ответа, он поворачивается. Буквально в два шага преодолевает расстояние между нами. Не успеваю возмутиться, он притягивает меня и, удерживая за затылок, накрывает мои губы поцелуем. С привкусом горечи и отчаяния. Поцелуем – прощанием. Отстраняется. Смотрит мне в глаза. А из груди его вместо вдохов вырывается рычание. – Хорошо. Если тебе так лучше будет, я отпущу тебя. Не стану больше удерживать. Пусть даже подыхать буду. Пообещай мне одно. Если когда-то, не дай Бог, ты попадешь в беду, тебе станет плохо или просто на душе хреново и одиноко, не будь гордой и упрямой, попроси меня о помощи, – я испуганно замираю. Сил хватает только на то, чтобы кивнуть в ответ. – И еще… я всегда буду ждать тебя. До последнего своего дня, Ева. Между нами повисает молчание. ыгфьбы Бесконечные, тяжелые несколько минут. Наконец набираюсь сил. – Я могу уехать? – Нет. Ты еще слишком слаба для вождения машины. Я отвезу тебя сам, – рычит и, отстранившись, направляется в сторону дома.

– У нас в отделении был один пациент, – произношу тихо, перевожу взгляд в сторону. Не знаю для чего решила рассказать об этом. – У него нейросифилис. По-русски это сифилис мозга. Так как обнаружили его слишком поздно, то вылечить его было уже нельзя. Проводилась только поддерживающая терапия. Он уже практически ничего не соображал. Говорил редко отдельными фразами и словами. Его гордостью была татуировка волка, которую он показывал всем и рычал. Не знаю, почему он так был повернут на этом, но, видимо, этот зверь был для него чем-то важным в прежней жизни… очень важным, – Кай молчит. Вижу боковым зрением – повернулся ко мне, смотрит внимательно. – Я вот вспомнила сейчас о нем, – продолжаю рассказ. – И задалась таким вопросом. А что помнила бы я, будь на его месте? Что у меня настолько сокровенного, дорогого и яркого? Ты знаешь, ответ пришел сразу, – и снова этот горький смех. Никак не могу его сдержать, – Даже задумываться не пришлось. Ты, Кай. Даже если бы мой мозг стал похож на протухший кусок мяса, если бы осталась всего пара рабочих извилин… я бы своего имени не помнила, но твое имя я бы помнила всегда, – поворачиваюсь к нему, впервые за все это время смотрю в его глаза. – Эти две извилины помнили бы и знали лишь мою любовь к тебе, Кай… – Так я здесь, Ева, – его голос хриплый, ломаный. Мне кажется, он даже дышать перестает. – Не могу, – опускаю глаза, смотрю на дрожащие кисти рук. Голос дрожит, слезы глаза застилают – первые сильные эмоции после больницы. Я бы порадовалась этому, если бы не было так больно. – Не могу, Кай. Я просто больше такого не выдержу… Если ты снова бросишь меня… – Я не отпущу тебя никуда, – рычит и, вскочив, обходит стол, опускается передо мной на колени, пытаясь заглянуть в глаза. Только я снова пугаюсь себя, отвожу взгляд. – Если ты считаешь, что я ничего не понял, то очень сильно заблуждаешься, – умоляет он. – Я заблуждаюсь? Ты бросил меня, ты отказался от меня, как от чего-то ненужного! Ты просто взял и предал меня, в такой сложный момент. И сейчас смеешь заявлять на меня какие-то права? – отталкиваю его руки, вскакиваю со стула. Пару шагов, пару спасительных метров. Подальше от него, от его запаха, от его глаз, от его горячих рук. – Я виноват! Ты это хочешь услышать?! – взрывается он, поднимаясь во весь рост. – Я виноват в том, что тебе пришлось пройти через этот ад! Я виноват перед всеми! Перед Егором, перед тобой! Думаешь, я не корю себя?! Я каждый чертов день просыпаюсь с этими мыслями. Они меня изнутри сжирают! Они мне вздохнуть не дают! Ни на секунду не отпускают. Если бы я тогда не ушел от тебя… этого кошмара не случилось бы! Что мне сделать, как наказать себя, чтобы ты хотя бы смотреть на меня согласилась?! – каждое его слово как одиночный выстрел. Броня, что я смогла построить вокруг себя за этот месяц, оказалась настолько хлипкой, что после первой же его фразы разлетелась к чертям. – Я пытаюсь всеми силами изменить ситуацию, вытянуть тебя, себя, нас! Преступников милуют, Ева. Убийц, воров. Разве я настолько урод, что не заслуживаю второго шанса? – от былого холодного и рассудительного Кая не осталось и следа. Сейчас передо мной глубоко несчастный мужчина. Уязвленный, раненый в сердце. Я бы простила его… если не события последних месяцев. – Ты прав, Кай, – на губах улыбка, в душе руины. – Только вот ты даже ни разу не удосужился сказать хотя бы «Прости меня, Ева»… – Прости! – ревет так, что у меня в ушах глохнет. – Прости! Что бросил тебя! Прости, что не одумался до отъезда! Я не умею говорить всю эту хрень 24f362. Я могу только делать, Ева. И я делаю. Изо всех сил, бл*ть стараюсь… – осекается, не договорив. Сжимает ладонями голову, – …клянусь тебе… – Увы, с некоторых пор все клятвы для меня – пуст

– Не трогай меня, никогда! – вскакиваю с места, словно ошпаренная. Кай молчит, сидит, устремив хмурый взгляд куда-то в сторону. – Ненавижу тебя, – срываюсь на бег в сторону дома. Забегаю в комнату и, захлопнув дверь, падаю на кровать. Плачу, уткнувшись в подушку. Ненавижу его, как же я его ненавижу! Вытравить хочу до последней капли из своего организма! Чтобы даже имени его не помнить! Никогда больше видеть его не хочу. Высокомерного, жестокого, плюющего на всех, кроме себя

– Когда могу я уехать домой? – не поднимая глаз, обратилась к нему. Понимала, что еще рано уезжать, просто очень хотелось показать ему свое отношение. Дать понять, что я не собираюсь и не пойду на попятный. Не уступлю ему. Не прощу его. – Когда придешь в норму, – жестким голосом отвечает Кай. Едва слышно вздыхает. А как он думал? Спас принцессу от злодея, и дело в шляпе? – Я уже в норме, – запускаю руку в высокую траву под ногами, сжимаю кулак, отрываю охапку

К Еве в спальню больше не захожу. С мамой она прекрасно общается, а меня даже видеть не хочет. Не знаю, как мне теперь исправлять все это. Не простит. Да и поделом ведь. Заслужил каждое сказанное в свой адрес ругательство. Только сейчас для меня главное – вытянуть ее. А с остальным разберусь позже. До ночи мотался во дворе. Занимал себя чем угодно, лишь бы не оставаться без дела. А когда стемнело и мама сказала, что Ева уснула, прокрался к ее спальне 24f362. Просидел полночи возле ее кровати. До полуночи она спала, а после – беспокойно металась по кровати, стонала, переходя на тихий плач. Разве можно выдержать дистанцию, когда ей так плохо? Не выдержал. Когда совсем невмоготу стало, подорвался к ней. А она в слезы. Отталкивает своими слабенькими худенькими ручками, по подушке мечется. Тут и сам чуть в истерику не впал. Никогда еще таким потерянным и раздавленным не был. Вышел из комнаты, рухнул на пол под дверью. Так и просидел остаток ночи. Стиснув зубы, затыкая рот кулаком. Прислушивался к каждому ее шороху. Смотрел в темноту на ее силуэт и захлебывался от чувства собственной никчемности, от отвращения к себе. Всегда считал себя сильным, знающим что-то в этой жизни, а оказался последним слабаком и трусом. Оставил ее одну среди этих ублюдков, стервятников, накинувшихся на беспомощную девчонку. Пока убивался там в Москве, закидывался дорогим виски, пытался отвлечься с помощью работы и спорта, она здесь все круги ада проходила

– Я же долбаная ошибка, Кай. Зачем все это? – ее тихий, горький смешок – удар под дых. Пару секунд пытаюсь вспомнить как дышать. Ева в полном праве так говорить и думать обо мне, потому что все ее слов – чертова истина. Закончив с волосами, откладываю в сторону расческу, присаживаюсь перед ней. Она снова отводит взгляд. – Я все исправлю, Ева. – Мне все равно, Кай. Теперь уже все равно, – шепчет она на этот раз равнодушным голосом. Не хочу спорить, не хочу слышать ее слова. Просто обнимаю. – Не трогай меня, – всхлипывает, а мне сдохнуть хочется, не отпускаю ее. – Не трогай меня, прошу, – плачет она, сжимаясь от моих прикосновений, словно от чего-то приносящего нестерпимую боль. Отстраняюсь от нее. Пытаюсь держаться спокойно, в то время как сам задыхаюсь от боли. – Хорошо, пойдем в постель, – накидываю на нее халат, подаю руку, чтобы могла подняться. Ева игнорирует ее. Встает, опираясь на стенку, на трясущихся ногах направляется в сторону спальни. Настолько тяжело ей дается каждый шаг, что мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не плюнуть на все и, подняв на руки, самому отнести в кровать. – Тебе принести что-нибудь? – спрашиваю ее, накрывая одеялом. – Нет. Уходи, – произносит тихо, отворачиваясь от меня в сторону. Меньше всего мне хочется упускать ее из виду. Но я понимаю, что в данной ситуации я прежде всего должен создать ей благоприятные условия для выздоровления

Продолжаю искать. Проверяю всевозможные программы раза по три. Ничего. И уже в самом конце, не имея особой надежды на чудо, случайно захожу в черновики сообщений. На экране высвечивается текст послания, так и не отправленного Нинке. Буквы расплываются перед глазами. Красная пелена не дает перечитать текст по второму разу. Потому что я, мать его, в бешенстве. Каждое слово – одиночный выстрел в голову. Свинцовые пули пробивают череп, застревают в мозгу. Эти маленькие твари вьют там свои кровавые гнезда, обрекая меня на бесконечно медленную и мучительную смерть. «Дралкин вчера пытался изнасиловать меня. Завтра напишу заявление на увольнение. В отдел ни ногой. Позвони, как прочтешь. Нужна твоя помощь» Сукааааа! Я убью эту мразь! Я буквально чувствую, как по задней стенке моей глотки поднимается обжигающая горечь. Меня начинает трясти, все эмоции отключаются, заглушаемые одним единственным желанием. Желанием убивать. Леша забегает в комнату на шум, созданный мной. Снова вся мебель летит к чертям. Бросаю в его руки телефон, оседаю на колени, сжимаю голову. До синяков, до скрежета зубного. Меня трясет, в буквальном смысле. Поднимаюсь, хватаю ключи от машины, срываюсь в сторону выхода. Клянусь всем, что у меня есть, я четвертую этого урода, заставлю сожрать собственный член. – Успокойся, – рычит Леша, преграждая мне путь. – Пошел ты, – отталкиваю его, продолжая движение. Лучше, бл*ть, ему сейчас не лезть мне под руку. – Да стой же ты, – пытается взять в захват. Я уклоняюсь, чисто на уровне рефлексов или в пылу ярости, бью ему в челюсть. Но он не сдает позиций. Цепляется мертвой хваткой в мое горло, пытаясь завалить на пол. – Ты все испортишь только, идиот, – рычит он, сжимая в захвате мою шею. – Мы еще не знаем, где она! – Я ему кишки выпущу, он у меня запоет, – хриплю, начиная задыхаться. От напряжения вот-вот глаза полопаются. Леша, чувствуя, что пыл мой немного подугас, ослабляет руки. – Фильмов насмотрелся?! Или за решетку захотел?! Сказал же, все сделаем в лучшем виде. Успокойся,