– Мэло имел ввиду: не трогай дерьмо и пахнуть не будет, – в своей манере растолковал Рэк.

Краем глаза я заметил, как Ниро торопливо отпила из своей чашки.

На время воцарилась тишина, нарушить которую смели только древние напольные часы с циферблатом, украшенным созвездиями и перламутровыми силуэтами хтонических чудовищ. Рэк не выдержал и попросил Акки присесть. После непродолжительной игры в гляделки тот так и остался стоять на своём в буквальном смысле.

– Ну, предположим, ты выяснишь причину этих трансформаций. – Я сам не понял, какой из демонов подстрекнул меня открыть рот и добавить: – А дальше что? Каким образом это приблизит тебя к создателю вируса? Да и вообще, с какого про́клятого…

– Кхм, Мэло… – Мой наставник многозначительно вскинул бровь.

– Умоляю, Ниро не маленькая и от тебя слышала выражения куда хуже, – вскинулся я и поставил пустую чашку на стол.

Акки не остался в стороне:

– Я помню, когда Мэло сломал твой подсвечник, в моём словаре появились два новых выражения. И да, Ниро тогда тебя слышала со второго этажа.

– То был канделябр из рога красного буйвола с Роатанна, – сердито уточнил наставник и весь напрягся в кресле от возмущения. На свою подопечную смотреть не стал, а вот меня с Акки в своём недовольстве просто искупал, сверля взглядом.

Метроном отбил шесть раз, прежде чем Ниро прервала затянувшееся молчание:

– ID номинара сложно перезаписать на человека?

На её вопрос первым ответил пламенноволосый тьюринг:

– При смерти любого номинара нужно предоставить тело на специальную экспертизу – это во-первых. Во-вторых, реестр учёта номинаров ведётся персональным кругом тьюрингов Совета и сверяется по бумажным носителям раз в полгода. Если ID кого-то из списка неактивен – начинается тотальная проверка ID жителей и на поиски пропавшего высылают Стражей. – Обе радужки Акки одновременно затопила морская лазурь, и он задумчиво добавил после паузы: – Я сталкивался два раза с перезаписью ID номинаров и в обоих случаях тьюринга и клиента арестовывали, притом быстро. В такой операции и Элиен не поможет.

– Если бы это было так просто, сам бы уже перезаписал.

Я не удержался и прокомментировал заявление Рэка:

– Тебе так плохо живётся, что ли?

– Ну, сегодня никто нас, конечно, камнями не закидывает и на кострах не сжигает, не гоняется с вилами, как в былые времена…

– Мэло… – раздражённо выругался Акки.

– …не суёт лук в лицо, не обрызгивает посеребрённой водой, не пытается прижечь раскалённым железом или проверить твои чресла и кровать на прочность…

– Святые грешники, никому из нас не обязательно знать про тебя и твои… Мы тебя поняли, – взмолился я, осознав весь масштаб своей ошибки.

– Прекращу, если только он наконец сядет, а то стоит надо мной будто Страж или сама Смерть, – пожаловался хозяин дома, глядя почему-то на меня, а затем развернулся к причине своего раздражения. – Акки, моё гостеприимство безгранично, но прояви уважение лично ко мне и прекрати доставать своей упёртостью. Места полно, размести своё упрямство где пожелаешь, но у меня на виду.

Акки не стал больше спорить и опустился на диван к Ниро, ему о любовных похождениях нашего наставника знать совершенно не хотелось: мы и без того вдоволь наслушались о его «геройских подвигах» раньше, чем сами к ним приступили. Рэк выдохнул с облегчением и пошёл ставить новый чайник.

– Спасибо, Акки, – сереброволосая подруга признательно кивнула и опустила ноги на пол. – Я понимаю твоё желание, Рэк. Никто не охотится на нас сегодня, но неприязнь и зависть никуда не делись.

– Вместе с суевериями насчёт нашей нечеловеческой выносливости, – раздался с кухни низкий голос. – Сколько женщин жаждут убедиться, что слухи не лгут на сей счёт. Ох, вы бы знали. Не смотрите так на меня. Скажу лишь одно. Ещё никто не усомнился в правдивости этого. И не усомнится, пока я жив!

– О, боги, заканчивай! Из тебя песок-то ещё не сыпется?! – взорвался я.

– Нет.

– Только опилки из матраса, – едва слышно прокомментировал Акки.

Ниро вновь спряталась за чашкой, но уже пустой.

Наши с Акки упрёки нисколько не смутили наставника, он принялся разливать новую порцию чая, довольно улыбаясь про себя. Ниро кивнула в знак благодарности и протянула ему пустую чашку, старательно избегая его взгляда. Для неё он был кем-то вроде доброго дядюшки, если не отцом. Рэк вырастил Ниро – с его слов – чуть ли не с пелёнок, и потому поведение заправского ловеласа её смущало похлеще нас.

Беседа потекла в непринуждённом русле, но Рэк вновь попытался незаметно подсунуть нам очередную историю о своих любовных приключениях, и Акки, не выдержав, со звоном поставил чашку на стол и велел прекратить по-хорошему. На удивление наш наставник не считал свои истории чем-то неуместным в присутствии Ниро, а вот материться запрещал.

– Двести сорок восемь, – подсчитал Рэк вслух уже совершенно серьёзным тоном.

По загадочной причине он вёл счёт всем случаям, когда Акки выходил из себя. Если не ошибаюсь, то шестьдесят второй раз пришёлся на стационарный чайник: наш весьма уравновешенный друг запустил его в долгий полёт до самого входа в магазин. На его удачу допотопный прибор не пришиб переступившего порог клиента. Стоит ли говорить, что больше Рэк не подпускал Акки к кухне, когда тот был не в духе. Хотя именно двухсотый раз Акки отметил, разбив чайный сервиз того же возраста, и чуть не вызвал сердечный приступ у меня и Рэка. Наш наставник едва не лишился чувств от потери, а я от его нелепого причитания и попыток собрать осколки воедино. Нехорошо смеяться над чужим горем, но незадолго до этого Рэк сам потешался над пролитой мною скупой слезой из-за сгоревшей куртки. Не просто куртки, а самой любимой, которую он же мне и подарил.

Солнце уже клонилось к закату и пряталось за пыльными кирпичными зданиями Старого города. Не желая остаться в темноте, которая, к слову, нисколько не мешала моим друзьям, я встал и зажёг несколько светильников в главной комнате. Тонконогий торшер рядом с Ниро тёплым светом окрасил её длинные волосы в мягкое золото. Не просто симпатичная девушка, а очень привлекательная, несмотря на пугающие глаза.

Всё напряжение, в котором я пребывал с момента встречи с Вероном, растворилось в дружеской беседе, растаяло без следа. Сейчас я был в кругу друзей, пускай и без Мойры и Элиена, но они оба были живы и где-то рядом. Тёплый свет торшера и настольных ламп за нашими спинами создавали уют и настроение для безмятежного времяпрепровождения.

– Я всё же вернусь к первоначальной теме, – неожиданно прервал беседу Акки.

Зачем?!

Никто, в том числе я, не стал ничего спрашивать или пытаться поддержать его тему. Наш наставник выпрямился в кресле, отчего громоздкая мебель сделалась весьма миниатюрной. Хотелось избежать этого разговора любой ценой, но торговаться с Акки попросту невозможно. Поэтому мы сидели и ждали.

– С вашего позволения, я поделюсь своей памятью, чтобы не тратить слов. Вам не нужно ничего предпринимать, просто стоит иметь это в виду.

Ниро кивнула и сказала «хорошо», Рэк же о чём-то задумался и дал согласие не сразу, ну а мне всё равно деваться было некуда.

На удар метронома глаза Акки сделались одинаковыми, и моё сознание затопило одной большой информационной волной. Теперь мы все владели частью его памяти. Такие трансформации не проходили без мигрени и лёгкого головокружения, но если нашего друга почему-то волновал сей вопрос, то можно было и потерпеть.

Акки пытался найти связь между жертвами последней волны – их ID, как и ID предыдущих, официально представлены не были, пока больше четырёх лет назад под самый конец эпидемии СМИ неожиданно не опубликовали записи памяти, на которые попали смерти четырёх достаточно известных личностей: генологов Полин Киильм и Сегера Горинга, владельца оранжереи в гигалите Рера Лекета и писателя-антрополога Кодору Мироус. Независимые обозреватели уже делились в том году своими личными записями о последних секундах жизни тьюринга-мнемоника компании Нотигис, специализирующейся на восстановлении памяти, и ещё шести студентов из университета Общих Направлений Нового города. Двое учились на факультете архитектуры ИИ, один на факультете поведенческой психологии, ещё один на трансгрессивной генологии и двое на смежных факультетах искусства и дореволюционной истории.

Сейчас Акки пытался вычислить личности двух жертв за последние сутки и пары неизвестных на записи памяти пятилетней давности. От его идеи связать жертвы воедино веяло одержимостью.

– Вместе с твоей мамой – это пятеро генологов, – обратился ко мне новоявленный детектив.

– Кто пятый? – Рэк, как и я, не мог досчитаться.

– Лекет, – ответила за него Ниро. – Он преподавал синтетическую биологию в моём университете. Но его специализация смежная: Лекет был скорее биологом, чем генологом, хотя его исследования относились сразу к двум областям. Но, Акки, ты берёшь за аксиому, что смерти этих пятерых связаны между собой. У Сегера Горинга случился сердечный приступ на лекции, и вскрытие это подтвердило.

По упрямому виду Акки было видно, что он не собирается менять своё мнение.

– Лицо того учёного выглядело немногим лучше, чем у сегодняшнего клиента.

– Он разбил его о кафедру, когда падал, Акки.

– Моё заключение от этого не изменится: нейровирус связан с НИИ Совета, – заявил наш друг.

– У научно-исследовательского института Совета отделений больше, чем здесь книг на полках, – вновь не согласилась с детективом Ниро. – Кому предъявлять обвинения?

– Мои родители преподавали в Первом университете, а не работали на Совет. Я у них на лекциях торчал каждую неделю лет с шести. Откуда бы у них время взялось ещё на что-то, – тоже не согласился я. – А остальные, кого ты избирательно не берёшь во внимание? Тридцать лет назад этот вирус прикончил с десяток безработных и столько же последователей какого-то жертвенного культа. И того певца, проклятье, забыл его имя.

– Шеган, – напомнил Рэк.

– Я смогу подтвердить свои слова, когда найду того, кому удалось распространить записи памяти через СМИ. До этого они не попадали в сводки официальных новостей. Кто-то сделал исключение для тех четверых и, видимо, пошёл наперекор Совету.

В наступившей тишине напольные часы отсчитывали время неумолимо быстро. В животе заурчало, и я понял, как много времени прошло с прихода Акки. Сумерки за окном перетекли в ночь.

– И как ты собрался его искать? – задал очевидный вопрос я.

Акки не стал отвечать, он смотрел на сад, мирно спящий за окном. Простое, но красивое место, полное цветов и кулинарных трав, высаженных Рэком вокруг деревянной беседки. Сам хозяин сада напряжённо стискивал обитые цветастой тканью подлокотники кресла. Он будто пытался решить в уме парадокс, и у него это – по понятным причинам – не выходило.

– Мэло, собирайся, мы едем ко мне, – неожиданно напомнил Акки и вырвал Рэка из раздумий. – Расскажу на месте. В любом случае Ниро мне не верит, а Рэку мои исследования не по душе.

– Акки, я не не верю тебе, но считаю, что ты заблуждаешься в некоторых вопросах.

– А мне не нравится этот разговор, потому что толку от него, как от петуха яиц. Но это не значит, что я хочу, чтобы ты поскорее свалил из дома. Останьтесь поужинать хотя бы. Я ещё вчера замариновал пятикилограммовую говяжью вырезку и рассчитывал разделить её с вами.

Я был всеми руками и желудком за ужин в исполнении Рэка, но у Акки имелись иные планы на вечер:

– Спасибо, но переустановка эгиды займёт время, а его у нас немного.

Рэк непонимающе сдвинул брови. Добродушие сменила профессиональная серьёзность.

– Уже поздно, а я почти сутки не спал, и сегодня ночью может прийти новый заказ от Араты, – бесстрастно пояснил Акки.

Губы Ниро недовольно сжались, и она вновь спряталась за чашкой чая.

– Проклятье, я обещал Мойре сегодня ужин, совсем забыл. Нужно будет попросить Элиена установить и ей новую эгиду. Или ты можешь это сделать, когда заедем ко мне за вещами.

Меньше всего мне сегодня хотелось оставлять Мойру одну, но обещание, данное Акки, было важно. Может, договор я и не соблюдал, но хотя бы слово своё старался держать.

Элиен и Рэк неустанно вдалбливали мне в голову, как важно соблюдать договор и ни в коем случае не влезать без его заключения в чужие дела. Я научился не интересоваться ни возрастом, ни семейным положением и статусом номинаров, ни их способностями. Всё усвоил без лишних вопросов, но вот с договором у меня не вышло. Больше всего наседал Элиен со своим «всё имеет свою цену, особенно альтруизм, а за него расплачиваться никто не хочет», «у всего должны быть границы, особенно у помощи» и его коронным «мы не благотворительный фонд». Рэк выражался приблизительно в том же духе, но любил добавлять: «Мы не благотворительный фонд и не проститутки, чтобы делать исключения из симпатии». Его больше волновала гипотетически недополученная прибыль.

Я же не вижу ничего плохого в том, чтобы лишний раз помочь нуждающемуся, особенно если на то есть время и возможность. Стража порой не в силах решить проблему легитимным путем, а наёмникам наплевать на закон, регламенты и прочие рамки, мы готовы играть не по правилам. Но вот Рэк и Элиен зачем-то их писали и заставляли меня им следовать.

– Я уже об этом позаботился. Мы сразу поедем ко мне. Всё, что тебе может понадобиться, я найду. – Акки тут же переключил внимание на Ниро и Рэка. – Не забудьте про эгиду.

В уме возник вопрос, но мигом улетучился, выбитый из головы другими мыслями.

– Ужасный день, да, – устало выдал весьма заниженную оценку сегодняшним событиям Рэк. – Незачем ехать сейчас куда-то, лучше останьтесь у меня, мне так будет спокойнее. Эгиду и здесь сможете переустановить.

– Нет, в следующий раз. Может, завтра, если ты не съешь всю вырезку.

Наставник по-доброму ухмыльнулся и поднялся с кресла проводить нас. Ниро тоже встала, но отпускать нас так просто не собиралась.

– Что ты не договариваешь? Зачем тебе Мэло? – прямолинейно спросила она, и её стальной взгляд впился в лицо нашего общего друга.

Несмотря на отсутствие у Ниро зрачков и радужки, порой я каким-то шестым чувством понимал, куда она смотрит.

– Ничего, – с неменьшим вызовом ответил он и сменил тему разговора, будто Ниро проявила вопиющее неуважение. – Поставьте эгиду сегодня же. – И тут настала его очередь строго смотреть на Рэка с Ниро. – Я был бы рад разделить с вами вашу уверенность, что вирус нас не коснётся, но пока закономерность не выявлена – этого нельзя утверждать. Ниро, позаботься о себе первой, – выделил он последнее слово, – за Мэло я сам прослежу.

– Ладно, – едва ли согласилась Ниро и расслабила плечи, продолжая испускать слабые лучи хладнокровия. – Мне тоже пора домой. Завтра задам несколько вопросов на работе.

– Лучше не стоит, – предостерёг её сурово Рэк. – Если Акки прав, то лучше держать свои подозрения подальше от Совета.

– Ещё раз напомню: у НИИ Совета отделов – не связанных между собой – не один десяток. И сам Совет точно имеет веские причины не разглашать данные о жертвах. Они не отрицают существование нейровируса, но и не создают паники. Спасибо всем за вечер. Мэло, если почувствуешь себя нехорошо, сообщи мне сразу.

Ниро задержалась убрать посуду, но перед самым нашим уходом они с Акки обменялись малопонятными взглядами.

Хотя Акки никогда в открытую не обвинял, а Ниро не защищала НИИ, мне было известно отношение каждого из них к научной организации. Им обоим сложно было оставаться беспристрастными, когда одна положила свою жизнь на помощь людям в стенах института, а другой ощутил на собственной шкуре, к чему такая «помощь» может привести. Притом оба прекрасно знали о существовании обратной стороны медали, но принимали именно ту, которая была им лучше знакома.

Нарушенные обещания

Наш путь пролегал вдоль побережья с возвышающимся вдалеке величественным гигалитом, выстроенным в виде божественного всевидящего ока, где меня, должно быть, ждали ужин и постель. Дьявольщина, совсем забыл убрать мусор посреди квартиры.

Я попытался связаться с Мойрой, принести искренние извинения, но был полностью проигнорирован. Пока гусеница мчала на ближайшую к апартаментам Акки станцию, я заказал доставку выпечки из Старого города на наш с Мойрой адрес. Вопросы об увиденном на площади могли подождать. Мой непреклонный друг не разрешил делать крюк и заезжать домой.

Воспоминания дня теснились в моём распухшем мозгу, и только сосредоточенный взгляд Акки заставил меня отвлечься.

– Мойра спит, – неожиданно произнёс он, будто прочитав мои мысли. – Или злится.

– Скорее второе.

Он приподнял алые брови и отвернулся к окну.

Солнце успело зайти, и огни гигаполиса отчаянно слепили глаза по мере нашего приближения к центру Нового города. Вдруг меня осенило: за последние сто лет в нашу жизнь широкими шагами вошли номинары, скрывавшие до этого само своё существование. Мир начал расширяться со скоростью Большого Взрыва, и многие, тогда ещё непостижимые нашему уму вещи вошли в обиход столь резко и неожиданно, что не были сразу признаны.

Мы жили в неописуемых масштабов городе, в зданиях-сотах, где контролировали каждую нейрочастицу при помощи ИИ, посредством которого к тому же обучались, общались и развлекались. И, несмотря на этот прогресс, достигнутый благодаря Последней войне, и весь скрупулезно воссозданный из кусочков разбитого прошлого мир, кто-то отчаянно пытался разрушить само его основание. Может, сейчас я и утрировал, но мой мир кто-то точно пытался уничтожить.

Гусеница плавно остановилась на пустынной крытой станции; с нами вышло всего несколько пассажиров, тут же скрывшихся в противоположных нашему пути туннелях. Я последовал за Акки через закрытые переходы, усыпанные бирюзовыми флюрами. Гирлянда из миллионов светлячков вспыхивала впереди и медленно гасла за нашими спинами. Мы так и не проронили ни слова, пока не достигли величественной арки, ведущей в центр Тауруса, где Акки жил последние два года.