Глава 6

Совсем скоро Леша грузит чемодан в багажник, причем Лика контролирует процесс, постоянно напоминая, чтобы тот обращался с ним очень бережно. Разом становится темно, как только муж соседки по дому захлопывает крышку. По позвоночнику бегут мурашки – еще никогда я не была в настолько тесном замкнутом пространстве. Из-за этого и всей ситуации паника накатывает вдвойне, как я ни стараюсь успокоиться и дышать медленно. Чувствую, что в какой-то момент по лицу начинают течь слезы и я их даже остановить не могу.

Чтобы не нагнетать атмосферу еще больше, я стараюсь не думать ни о чем вообще. Ни прокручивать в голове планы, ни думать, чем все может обернуться: просто, закрыв глаза, представляю, что лежу в темной комнате и очень глубоко дышу, считая секунды. Мои обычные проблемы – это нехватка денег со стипендии и недосып. Еще никогда за восемнадцать лет за мной не гонялись бандиты и уж точно я не ездила в багажнике, прячась в чемодане. И не спасала чужих детей…

По ощущениям мы едем всего минут десять, не больше, но скольких же нервов мне стоит эта поездка!

Наконец машина останавливается – я вздрагиваю от плавного толчка. За это время я успела замерзнуть и сейчас мелко дрожала.

– Леш, давай скорее, – слышится сверху голос Лики, когда ее муж, видимо, открывает багажник.

– Да что происходит, ты мне объяснишь? Почему ты сказала, что второй ребенок наш? Откуда он у тебя вообще? Всю дорогу «потом, потом»! Зачем мне вытаскивать чемодан посреди дороги?!

Но Лика не отвечает. Она расстегивает замок на чемодане и наконец запускает свежий воздух внутрь. А еще морозный ветер – холод еще сильнее проникает в тело, заставляя трястись.

– Какого… – передо мной стоит высокий широкоплечий парень лет двадцати пяти на вид. Он ошарашенно следит за тем, как я быстро вылезаю из чемодана, а затем и из багажника.

– Ты в порядке? Все нормально? – Между тем обеспокоенно спрашивает Лика и вытаскивает из пакета сначала куртку, а затем и зимние ботинки. – Скорее, одевайся и обувайся!

– Твою мать, Лика! Объясни, что происходит вообще?! – гаркает мужчина в полный голос, отойдя от шока, – Что за женщина в моем багажнике?!! В чемодане!

Я бросаю на него затравленный взгляд, но все равно не прекращаю быстро надевать на себя куртку сразу после ботинок. Замерзла очень, а болеть сейчас никак нельзя.

– Леш, я дома все объясню, ладно? – пытается смягчить мужа Лика, делая милый голос и умоляюще заглядывая ему в глаза.

– Нет уж, потрудись сейчас! Я человека вез в багажнике в чемодане! А если бы случилось что? Если бы нам в зад въехали? Если бы менты остановили? Кто она такая вообще? Вдруг вообще преступница? – пытается образумить жену Леша, а потом резко обращается ко мне, – Ты кто такая? И какого черта Лику в свои дела втягиваешь?

– Не набрасывайся на нее! – тут же встает соседка на мою защиту, – Ситуация у нее такая же, как у меня была, понял?

– Лика… – стонет Леша, закрывая лицо ладонью, – во что ты ввязалась?

– Да ни во что я не ввязалась, сказала же! Просто помогла человеку.

– Лик, тебе такая помощь скоро боком выйдет. Кто были те люди? Они тебя искали, верно? Полицейский тот и бравые парни на крутых тачках? – Леша обращается ко мне уже куда спокойнее. Видимо он в курсе ситуации, которая раньше произошла с Ликой, потому что становится заметно мягче.

Кивнув, я подаю голос:

– Вы простите, пожалуйста, и не переживайте, я больше не буду проблемы доставлять, – робко бормочу я, – Прямо сейчас уеду, чтобы никто не нашел.

Леша хмуро кивает.

– Спасибо, Лика! Спасибо тебе огромное, если бы не ты… – обращаюсь я к соседке.

Если бы она была моей подругой, все точно бы сложилось иначе! Уверена, Лика поддержала бы меня даже если бы своего ребенка у нее не было, как сейчас у Ани.

– Держись, ладно? – девушка крепко обнимает меня и вытаскивает из машины пакет и мою сумку, – Я тут положила бутылочку малышу, завернула ее в памперсы, чтобы не быстро остыла, и его комбинезончик.

Лика вручает мне пакет и достает с заднего сиденья малыша. Осторожно передает на руки под молчание Леши.

– Спасибо! Огромное! Не знаю, как тебя благодарить еще, – говорю я дрожащим голосом и опоминаюсь, – Лика, а как же вы вернетесь? Они ведь увидят, что вы без ребенка назад приехали…

– Не переживай, мы к бабушке съездим пока с сыном, побудем там пару дней.

– Тебя может подвезти куда? – спрашивает Леша строго. – Куда с мальцом-то по холоду пойдешь?

Я слабо улыбаюсь, но твердо отказываюсь. Лучше вообще никому не знать, куда именно я еду.

– Не нужно. Отсюда до автовокзала недалеко, всего три остановки на автобусе.

Мужчина неодобрительно качает головой, но все-таки не настаивает. С Ликой мы прощаемся, обнимаясь. За этот короткий промежуток времени она как будто стала для меня родной. Надеюсь, мне удастся еще с ней увидеться, когда я найду семью малыша. Тогда я точно расскажу ей правду и очень надеюсь, что мы подружимся. С такой подругой, как Лика, уверена, ни огонь, ни вода, ни медные трубы не страшны.

До автовокзала я действительно добираюсь на автобусе, причем без каких-то препятствий. Хорошо, что те, кто ищет малыша, еще не додумались отправить своих людей в такие вот места. Наверняка думают, что я никуда из пятиэтажки не денусь – выхода ведь больше нет. Я бы и не делась, если бы не Лика…

Междугородний автобус высаживает меня на остановке возле указателя «Коврово» – в этом небольшом поселке живет моя крестная. До ее дома еще чуть больше километра под пронизывающим ветром. Я прячу личико малыша от летящего снега и, прижав его покрепче, отправляюсь в дорогу, стараясь при этом идти окольными путями. В курсе ведь, что в деревне слухи разносятся очень быстро, а тут меня знают, я часто у крестной летом гостила. Да и маму мою знают тоже. Вдруг найдется доброжелатель, который ей позвонит и в красках распишет, как я приехала к тете Зое с ребенком на руках? Очевидно же, что тогда мама подумает…

К концу пути я абсолютно вымотанная. Малыш хныкал и беспокойно возился всю дорогу, я как могла его успокаивала. Пакет, сумка, ребенок – все это оказалось довольно тяжело нести разом, еще и по снегу. Видимо, снегопад прошел совсем недавно, потому что дороги еще не были расчищены. Его не так много, на пару сантиметров выше щиколотки, но идти уже заметно тяжелее.

Толкнув небольшую калитку, я вхожу во двор, а затем по расчищенной дорожке добираюсь и до дверей на небольшую веранду. С нее вхожу в крохотную прихожую, откуда сразу видно кухню. Знаю, мама Зоя не запирается, поэтому и замирает, когда на пороге показываюсь я – заснеженная, уставшая и с ребенком на руках.

– Привет, мам Зоя.

– Батюшки… – женщина роняет из рук тарелку, которую до этого протирала насухо, и та со звоном разбивается об пол.

Я, не выдержав всего, что произошло со мной за этот короткий день, как будто теряю все силы держаться и рыдаю навзрыд, прижимая к себе малыша. А он, почувствовав мое настроение, начинает снова хныкать и кукситься.

Мама Зоя сразу же бросается ко мне.

– Тише, тише! Давай, раздевайся скорее! – она осторожно забирает малыша с рук, – Ты чего не позвонила? Я бы встретила тебя.

– Н-не было времени, – всхлипываю я, – прости.

– Все хорошо, эй! Так, ну-ка, – тетя Зоя отбирает у меня сумку и пакеты, в которые я вцепилась мертвой хваткой, и ставит на пол.

Взяв под руку, она тянет меня за собой в комнату.

– Осторожнее, не наступи на осколки. Я потом приберу.

Усадив меня на диван, она кладет малыша рядом и принимается медленно раздевать.

– Ну что, расскажешь, как зовут эту красоту и почему ты ее скрыла? – спрашивает она мягко.

– Это не мой ребенок, мам Зоя.

– Ну не украла же ты его, – шутит она, но тут же осекается, встречаясь с моим взглядом.

А ведь по закону, можно сказать, украла. Правда не у родителей и не из каких-то корыстных целей, но уверена, что если полицейские захотят, то легко заведут дело именно по такой статье.

Моему рассказу мама Зоя верит не сразу. И я ее очень понимаю – не каждый день ты сталкиваешься с тем, что находишь ребенка в мусорном баке, которого еще и ищут непонятные люди. Причем вместе с полицией. Но я так дрожу и плачу, когда в красках рассказываю, как собиралась отдать малыша, как услышала о каких-то подпольных делах и его продаже, как пряталась в чемодане, что к концу рассказа мама Зоя уже растерянно слушает, не перебивая, на автомате укачивая ребенка.

– И что ты собираешься теперь делать? – спрашивает она тихо спустя целую минуту молчания после того, как я закончила рассказывать.

– Без понятия, мам Зоя… я даже не знаю, куда и к кому обращаться. Я надеялась… надеялась, что ты посоветуешь мне.

Женщина задумывается. Она быстро убирает выбившуюся прядь волос из кучерявой прически, заправляя ее за ухо. На ней свободное домашнее платье, скрывающее немного полное тело, и только сейчас я замечаю, что тетя Зоя хорошо похудела с момента нашей последней встречи.

– Ладно, придумаем, – заключает она решительно, укладывая засопевшего малыша на мягкий диван, – Ты пока давай мамке позвони, скажи, что все хорошо и ты ко мне заехала, погостишь несколько дней. Не волнуй ее только такими новостями. А я в магазин сбегаю, может смесь ребеночку найду. Он пока задремал, но ты приглядывай за ним.

– Конечно, мам Зоя.

Она быстро собирается, но, когда уходит, я решаю пока не звонить маме, а написать ей сообщение. Очень боюсь, что разрыдаюсь ей в трубку, снова не сдержавшись. Еще не улеглись эмоции после произошедшего, я точно только растревожу ее, а ей лучше не переживать. Проверив, что ребенок спит, я сразу после этого тороплюсь на кухню, где прибираю осколки и приношу в комнату из маленькой прихожей свои вещи.

К моему удивлению, малыш уже проснулся. Я застаю не только то, как он беспокойно ерзает, но и то, как он начинает плакать. Сразу же я беру ребенка на руки, оглядываюсь вокруг – может шкодники коты потревожили сон? У тети Зои живет ярко-рыжий пухляш Борис и полосатая любопытная кошечка Мася, но животных поблизости нет. Значит, сам так быстро проснулся?

Малыш не успокаивается, наоборот, плачет громче, надрывнее, а я не знаю, как его успокоить. Шепчу всякие глупости, чмокаю в лобик и обмираю – горячий! Меня бросает в пот. Он все-таки успел замерзнуть, все-таки простыл! Лихорадочно я трогаю лоб крохи снова, ощупываю ручки и с ужасом понимаю, что температура наверняка приближается к тридцати девяти градусам, настолько они горячие.

К моменту, когда тетя Зоя возвращается домой, я уже чуть ли не в истерике. За прошедшие двадцать минут я успеваю себя накрутить до такой степени, что, когда крестная приходит, я сразу же бросаюсь со всех ног к ней.

– Мам Зоя, у малыша температура!!!

Обливаясь слезами, я пытаюсь укачивать ребенка, но, конечно же, это не помогает. Он плачет, весь красный и горячий, а я от чувства бессилия, от понимания, что никак не могу помочь, едва ли на стенку не лезу.

– Я залезла в твою аптечку, но не знаю, что можно ему давать и как, там ведь только таблетки! И померяла температуру – тридцать восемь и шесть! Что делать, мам Зоя?

Крестная сначала растерялась, так и замерла с баночкой детского питания, но после взяла себя в руки и прикрикнула:

– Так, отставить панику! Сейчас что-нибудь придумаем. Я холодная вся, подожди, руки в горячей воде помою и приду! Быстро в комнату, холод же запустила с веранды!

Как ни странно, но ее спокойный голос немного отрезвляет. Я, всхлипывая, возвращаюсь назад в небольшой зал и усаживаюсь на диван. Конечно же, в коробке, где крестная хранила медикаменты, совсем не оказалось никаких детских жаропонижающих, да и откуда им взяться? Старшему сыну мамы Зои уже двадцать восемь, а дочери – двадцать три. Сама крестная уже несколько лет как живет совсем одна.

– У моей соседки ребенок годовалый, – крестная заходит в комнату как раз, когда я размазываю слезы по щекам.

Мне впервые так страшно за кого-то другого. До этого не случалось ситуаций, когда бы меня так трясло за маму или сестренок, а вот сейчас я дрожу за маленького человечка, которому и помочь ничем не могу. Проблема ведь еще и в том, что здесь, в деревне, лишь один крохотный медпункт, где нужных лекарств вообще может не быть. А значит вся надежда только на соседку мамы Зои.

– Не реви, кому говорю! Ребенок же все чувствует! – строго заявляет она. – Сейчас сбегаю к ней, спрошу что-нибудь в подходящей дозировке и дадим малышу.

– А если все плохо, мам Зоя? Что если скорую надо вызывать? У меня даже документов нет! Вдруг они его не возьмут даже! – я снова поддаюсь панике.

– Не переживай, все хорошо будет, поняла? – хмуро отрезает крестная. Она ощупывает лоб и тело малыша, говорит, что скоро вернется и убегает.

Лекарство у соседки и правда находится, вот только… суспензия не помогает. Я не отхожу от малыша ни на шаг, крестная тоже рядом со мной. Кажется, лучше не становится вообще, потому что через несколько минут ребенка начинает тошнить и бить озноб.

– Нужно вызывать скорую, Полин.

Я дергаюсь при упоминании скорой и бросаю на крестную затравленный взгляд.

– Да… нужно, – говорю тихо, опуская голову, – у меня же не заберут его, да?

Мама Зоя молчит некоторое время и я, не выдержав, смотрю на нее испытующе.

– Свои документы у тебя с собой? Паспорт, студенческий?

– Конечно.

– Спрячь. Скажешь, что приехала ко мне в гости и документы забыла дома, ты же не предполагала, что такое случится. Скорая сейчас увезет малыша, и ты даже сможешь поехать с ним.

– А что потом? Без документов мне никто его не отдаст.

Тетя Зоя вздыхает и по ее обреченному мрачному виду я понимаю, что выбора нет.

– У тебя будет как минимум день-два, чтобы хоть что-нибудь сделать. По крайней мере, в больнице его наверняка не будут искать. А если начнут ездить и проверять тебя у ближайшей родни, то и ко мне могут заглянуть. Да и… нельзя больше тянуть.

– Знаю, – киваю я, но тут же перевожу решительный взгляд на крестную, – Звони в скорую. Еще неизвестно, как быстро она приедет…

Скорую действительно приходится ждать около получаса. За это время я вся извожусь и кляну себя, что не вызвала бригаду сразу. Малыш все это время плачет и у меня сердце кровью обливается. Он ведь устал, ему плохо, а я… Ну почему я такая глупая? Надо было вызывать сразу, сразу же!

– Не реви! – осаживает меня мама Зоя, когда видит, что я украдкой стираю слезы, укачивая малыша. Ничего другого мне не остается.

Хорошо, что хотя бы она не поддается панике и мыслит трезво.

– Приехали. Я пойду встречать. Всё, всё, успокойся, – поднявшись, крестная гладит меня по плечу сочувственно, пытаясь успокоить и поддержать. – Ты сейчас ребенку нужна, не время раскисать. Он же маленький, у него вся надежда только на тебя.

– Да, – киваю я, вытирая соленые дорожки, – Да, я поняла, мам Зоя.

– Ну и все, молодец, – крестная слабо улыбается, – Жди здесь и не бойся ничего. Про документы не забудь сказать, что забыла.

Я снова послушно киваю и провожаю маму Зою долгим взглядом. Они ведь не откажутся забрать ребенка без документов в больницу? Они ведь не должны его бросить вот так, верно? Умом я понимаю, что не должны, не бросят, но сердце все равно не на месте, так сильно боюсь за малыша.

Совсем скоро в комнату входит девушка-фельдшер с чемоданчиком в руках и молоденькая медсестра.

– Приготовьте, пожалуйста, документы, – строго просит медсестра сразу с порога и садится на принесенный для нее мамой Зоей стул.

Фельдшер просит положить ребенка на диван для осмотра, и я отвлекаюсь на несколько секунд.

– Я… у меня их нет, – бормочу я, как только укладываю малыша.

– То есть как нет?

– Дело в том… – я тушуюсь под суровым взглядом и мямлю, – я приехала к крестной в гости и документы не взяла. Точнее, я их просто забыла, они в моей другой сумочке остались.

Медсестра хмурится и оборачивается к фельдшеру, которая как раз слушает надрывно плачущего малыша через стетоскоп.

– Заполняй пока общую информацию. Девушка, вы сможете привезти позже документы в больницу? – спрашивает фельдшер, не отвлекаясь от осмотра.

Наши с мамой Зоей взгляды пересекаются на секунду.

– Да. Да, конечно, – вру я.

Боже, сейчас лишь бы с малышом все было хорошо, а остальное… с остальным как-нибудь разберусь! Все инстанции обойду, но решу эту проблему, главное, чтобы кроха поскорее выздоровел.

– Давали что-нибудь ребенку и когда? – вырывает меня из мыслей голос фельдшера.

– Да, – я говорю название суспензии и сообщаю, когда ее дали.

– Вам нужна госпитализация. Я слышала небольшие шумы в легких, нужно исключить вероятность воспаления.

– Я могу с ним поехать?

Медсестра бросает на меня угрюмый неприязненный взгляд, отвечая за фельдшера:

– Мамочка, ну конечно вам нужно ехать с ребенком. Все дети такого возраста всегда должны находиться рядом с мамой.

– Ой… да, конечно, – стушевавшись, бормочу я под нос.

Обернувшись, я вижу, как фельдшер готовит укол и замираю. Небольшая игла втыкается в ногу малышу, а кажется, как будто мне, так сильно отзывается его надрывный плач внутри. Едва только девушка прикладывает ватный тампон и фиксирует его лейкопластырем, как я тут же тороплюсь взять ребенка на руки.

– Лекарство подействует в течение пяти-десяти минут. Соберите пока вещи первой необходимости и оденьте ребенка, – говорит фельдшер, складывая неторопливо свой чемоданчик.

Знаю, они уже привыкли к плачу и людским переживаниям, это ведь их работа, невозможно всем подряд сочувствовать, иначе просто выгоришь изнутри. Но я, в отличие от работников скорой, не сталкивалась с подобным часто, поэтому еле беру себя в руки, только сквозь слезы киваю. Малыш так плачет, заходясь в крике, что невозможно оставаться равнодушной, как эта медсестра, спокойно пишущая в своих бумагах что-то.

Я ухожу с малышом в соседнюю комнату, куда успела унести вещи, а следом за мной выходит и мама Зоя.

– Ну, что надумала, Полин? – шепотом спрашивает она, – Давай сюда мою красоту, сама его одену, а ты собирайся пока.

– Завтра схожу сначала к адвокату, а потом… – я передаю малыша ей на руки.

– Батюшки! Да где же ты деньги на адвоката найдешь? – охает крестная.

– К бесплатному схожу… я поищу в интернете, уверена, что найду хоть кого-нибудь, ведь во всех городах есть такие конторы. Может помогут советом.

– А если нет?

– Если нет, пойду напрямую в отдел опеки и попечительства. Если бы я только знала, как ребенка зовут, хоть что-нибудь о нем, был бы шанс хоть как-то родителей его найти, а так…

Крестная замолкает, одевает пока малыша в комбинезончик, который дала баба Валя, а потом передает его снова мне на руки и отходит ненадолго к шкафу. Возвращается она очень быстро и протягивает мне свернутую пятитысячную купюру.

– Вот, возьми деньги.

– Мам Зоя… – мотаю я головой отрицательно. Вдруг это вообще последние ее деньги? Крестная работает продавщицей в местном магазине и накоплений у нее, насколько я знаю, не очень много.