По лицу женщины тянулся шрам. Темнота наполняла один ее глаз и, как воск, выплескивалась вниз по щеке и вверх на висок, очерчивая скулы и уходя под шапку волос – ослепительно-красных, краснее, чем плащ у Келла, краснее, чем сияние вод Айла. Такой цвет слишком ярок для этого мира. Точнее, для мира, каким он был раньше. Но Лайла чувствовала – что-то здесь не так, и дело было не только в ярких красках и мертвых глазах женщины.

Эта женщина напоминала не о Келле и даже не о Холланде, а о черном камне, украденном много месяцев назад. Та же странная тяга, тяжелый ритм.

Взмах – и в руке незнакомки появился еще один нож со шнуром на рукояти. Рывок – и первый нож, выдернутый из дерева, полетел прямо ей в ладонь. Изящно, как птица, возвращающаяся в свою стаю.

Лайла, можно сказать, впечатлилась.

– Ты кто такая? – спросила она.

– Вестница, – ответила незнакомка, хотя Лайле одного взгляда было достаточно, чтобы распознать профессиональную убийцу. – А ты?

Лайла достала два своих ножа.

– А я воровка.

– Туда нельзя.

Лайла прислонилась к двери. Сила Келла стучала в спину, как умирающий пульс. «Держись», – в отчаянии подумала она, а вслух сказала:

– Рискнешь помешать мне?

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– Зачем тебе?

Та кровожадно улыбнулась:

– Мой король захочет узнать, кого я…

Но Лайла не стала дожидаться.

В воздух взлетел ее первый нож, и, когда женщина попыталась его отбить, Лайла ударила вторым. Когда он был на полпути, навстречу взвился клинок на шнуре, и Лайла увернулась. Хотела рубануть еще раз, но инстинктивно отбила второй скорпионий удар. Шнур между ножами был эластичным, и женщина повелевала ими, как Джиннар ветром, как Алукард водой, как Кисмайра землей. Ножи покорно подчинялись ее воле, и сила движения оттенялась изяществом магии.

И мало того, сама женщина двигалась с пугающей грацией, будто в текучем танце.

Танцовщица со смертельными клинками.

Лайла пригнулась. Лезвие просвистело возле лица.

Несколько прядей темных волос, отрезанных ударами ножей, слетело на пол. Клинки сливались в серебристое облако, нападая со всех сторон. Лайла только и делала, что увертывалась.

Ей не раз доводилось драться на ножах. И почти всегда начинала она сама. И знала: главное – нащупать брешь в обороне, улучить момент, когда противник откроется. Но сейчас бой был необычным.

Как вообще драться с человеком, который даже не держит ножи в руках?

Ответ прост: точно так же, как с любым другим.

Быстро и грязно.

Дело не в том, чтобы выглядеть красиво. Главное – остаться живой.

Лезвия мелькали, как змеиные жала, били внезапно и стремительно. Но была у них и слабость: они не могли менять курс. Выскользнув из руки, нож летел прямо. Вот почему нож в руке лучше, чем брошенный.

Лайла сделала обманный финт вправо и, когда метнулся первый нож, ушла влево. Прочертил свою линию второй нож, и Лайла опять уклонилась. Пока ножи летели своими путями, она метнулась к противнице.

– Попалась!

Но тут, к ужасу Лайлы, ножи изменили курс. Они развернулись в воздухе и ринулись к ней. Лайла едва успела отскочить, и они вонзились в пол там, где она только что стояла.

Ну конечно. Магия металла.

По руке струилась кровь, капала с пальцев. Лайла была быстрой, но все же этого мало.

Еще один взмах, и ножи вернулись в руки женщины.

– Имена – дело важное, – сказала она, скручивая шнур. – Я Ожка, и у меня приказ не пускать тебя.

За дверями закричал от боли Келл.

– А я – Лайла Бард, и мне плевать! – Лайла достала свой любимый нож.

Ожка улыбнулась и атаковала.

На этот раз Лайла целилась не в тело и не в ножи, а в шнур между ними. Острое лезвие коснулось натянутой нити…

Но Ожка оказалась проворнее. Едва металл коснулся шнура, как нож отскочил в руку хозяйке.

– Ну нет! – Лайла голой рукой ухватилась за шнур. На лице Ожки вспыхнуло удивление, и Лайла победно вскрикнула, но тут ногу обожгла боль. В лодыжку вонзился третий клинок, короткий и острый.

Лайла пошатнулась. На белый пол закапала кровь.

Но Лайла выдернула нож и выпрямилась.

За дверью кричал Келл.

Где-то в другом мире умирал Рай.

Времени медлить не было.

Лайла соединила клинки, и они заискрились. Воздух нагрелся, и, когда Ожка метнула нож, Лайла коснулась шнура пылающим лезвием. Шнур вспыхну, огонь побежал, как по фитилю, и Ожка отпрянула. На полпути к руке шнур лопнул, и нож не сумел вернуться в руку.

Танцовщица сбилась с шага. Лицо убийцы вспыхнуло гневом, и она ринулась на противницу всего с одним ножом.

Но даже при этом Ожка двигалась с жестокой грацией хищницы, а Лайла так сосредоточилась на ноже в руке противницы, что совсем забыла: в комнате полным-полно другого оружия, и маг может пустить его в ход.

Лайла уклонилась от летящего металла и хотела отступить, но споткнулась о табуретку. Огонь в руках погас, и красноволосая женщина коршуном ринулась на нее, целясь в грудь.

Лайла выставила руку, защищаясь. Над лицом столкнулись рукояти ножей. Губы Ожки изогнулись в жестокой улыбке – клинок в ее руке внезапно вытянулся и превратился в спицу, нацеленную в глаз…

Металл ударился о стекло, раздался хруст. Голова Лайлы дернулась. Нож, отскочив от фальшивого глаза, оставил глубокую царапину на мраморном полу.

По щеке потекла капля крови – единственная алая слеза. Нож чуть-чуть задел кожу.

Лайла растерянно моргнула.

Эта тварь хотела проткнуть ей глаз.

К счастью, выбрала не тот.

Ожка на миг застыла в недоумении.

И этого мига хватило.

Лайла рубанула вбок, нарисовав на горле женщины багровую улыбку.

Рот Ожки приоткрылся и сомкнулся, словно повторяя форму разреза на горле, из раны хлынула кровь. Она упала рядом с Лайлой, зажимая рану пальцами, но та была слишком глубока. Смертельна.

Женщина дернулась и затихла. Лайла попятилась от растекавшейся крови. В раненой ноге полыхала боль, голова раскалывалась.

Она встала на ноги, прижимая ладонь к разбитому глазу.

Потерянный второй нож торчал из стены, она выдернула его и побрела к двери, оставляя кровавый след.

Крики по ту сторону стихли. Она подергала за ручку, но дверь была заперта.

Возможно, на нее была наложены чары, но Лайла их не знала, а взывать к дереву, к воздуху или еще чему-нибудь было некогда. Поэтому Лайла просто собрала последние силы и пинком вышибла дверь.

VII

Келл лежал и невидящими глазами смотрел в потолок. Мир был где-то очень-очень высоко и с каждым вздохом уходил все дальше.

Потом раздался голос, голос Лайлы, и, как якорь, вытащил его на поверхность.

Келл охнул и попытался привстать. Не получилось. Попробовал еще раз, встал на одно колено. Тело пронзила боль. Издалека донесся звук приближающихся шагов. Хрустнул засов. Он с трудом поднялся на ноги, и в этот миг дверь распахнулась, и появилась она – тень, очерченная светом, а потом перед глазами все расплылось. Тень бросилась к нему.

Келл из последних сил шагнул вперед, поскользнулся в луже крови и от боли на миг провалился в черноту.

Теплые руки обвили его за пояс.

– Вот я тебя и нашла, – на пол рядом с ним опустилась Лайла. Он уткнулся головой ей в плечо, хрипло зашептал, еле складывая слова. Она, кажется, не поняла, и тогда он поднял изломанные, окровавленные руки и опять вцепился онемевшими пальцами в ошейник.

– Сними… это… – прохрипел Келл.

Взгляд Лайлы – что у нее с глазами? – скользнул по металлу, и она обеими руками ухватилась за ошейник. Тихо вскрикнула, когда пальцы коснулись металла, но не выпустила, а, поморщившись, провела пальцами по краю и нащупала сзади защелку. Расстегнула и отшвырнула ошейник в другой конец комнаты.

В легкие Келла хлынул воздух, по жилам заструилось тепло.

На миг все нервы в его теле вспыхнули – сначала от боли, потом от жаркого электрического толчка – это вернулась магия. Он охнул, согнулся пополам, грудь вздымалась, по щекам струились слезы. Мир вокруг пульсировал и трепетал – вот-вот загорится. Наверное, даже Лайла почувствовала это, потому что отпрянула. А к Келлу возвращалась похищенная сила – вся, до последней капли.

Но чего-то все еще не хватало.

Нет, подумал Келл. Только не это. Эхо. Второй пульс. Он посмотрел на свои разбитые руки, из которых с кровью вытекала магия. Ну и пусть. Он рванул тунику. Печать еще виднелась, но под шрамами, сквозь чары, билось только одно сердце. Только одно…

– Рай… – всхлипнул он. – Не могу… Он…

Лайла схватила его за плечи.

– Посмотри на меня. Когда я уходила, твой брат был еще жив. Не теряй надежды. – В ее словах он увидел отражение собственного страха. – Кроме того, – добавила она, – отсюда ты ему ничем не поможешь.

Она окинула взглядом комнату, увидела металлическую раму, окровавленные наручники на столе с инструментами, железный ошейник на полу и снова перевела взгляд на него. Что-то у нее с глазами. Один, как и положено, карий, а другой покрылся трещинами.

– Твой глаз… – начал он, но Лайла перебила:

– Не сейчас. Идем скорей, – и встала.

Келл понимал – у него не хватит сил никуда идти. Руки разбиты и переломаны, кровь течет ручьями. Стоит шевельнуться, и голова идет кругом. Она хотела помочь, но он даже встать на ноги не смог – покачнулся и рухнул. Сдавленно охнул от досады.

– Так дело не пойдет. – Она прижала руку к ране на лодыжке. – Сиди смирно, я тебя подлатаю.

Келл распахнул глаза.

– Погоди… – И отстранился от ее прикосновения.

– Не доверяешь мне? – усмехнулась Лайла.

– Нет.

– Ну и зря. – Она прижала окровавленную ладонь к его плечу. – Какое слово?

Он покачал головой, и комната тоже качнулась.

– Лайла, я не…

– Слово, черт возьми!

Он с дрожью в голосе ответил:

– Хасари. Ас хасари.

– Ясно. – Она сильнее сжала руки. – Готов? – И, не дожидаясь ответа, произнесла: – Ас хасари.

Ничего не произошло.

В глазах Келла промелькнули облегчение, усталость, боль.

Лайла нахмурилась:

– Разве я не пра…

Между ними вспыхнул свет, сила магии расшвыряла их в стороны, как шрапнель при взрыве.

Келл ударился спиной о пол, а Лайла врезалась в стену.

Он лежал, хватая воздух ртом, и даже не сразу смог понять, сработало заклинание или нет. Но потом пошевелил пальцами и почувствовал, как затягиваются раны, срастаются мускулы, разглаживается кожа. Воздух легко втекал в легкие, пустота заполнилась, разбитое снова стало целым. Он сел, и голова не закружилась. В ушах стучало, но кровь быстрей заструилась по венам.

Лайла со стоном привалилась к стене, потирая затылок, и пробормотала:

– Чертова магия.

Он подошел к ней, присел, и она победно улыбнулась.

– Я же говорила, полу…

Келл не дал ей договорить: он взял ее лицо окровавленными ладонями и поцеловал, глубоко, горячо. В этом поцелуе слились кровь и паника, боль, страх и облегчение. Он не спрашивал, как она его нашла. Не упрекал ее за сделанное, лишь сказал:

– Ты сошла с ума.

Она ответила измученной улыбкой:

– И на том спасибо.

Он помог ей встать, подобрал свой плащ, валявшийся там, куда его бросил Холланд – Осарон.

Лайла еще раз окинула взглядом комнату.

– Келл, что случилось? Кто это с тобой сделал?

– Холланд.

Он видел, что имя обрушилось на нее, как удар, представил, какие образы возникли сейчас перед ней, – те же самые, какие родились у него, когда он очутился лицом к лицу с новым королем Белого Лондона и увидел хорошо знакомого, давнего врага. Антари с разноцветными глазами – один изумрудный, другой черный. Волшебника, принужденного служить близнецам Данам. Которого он своими руками зарубил и столкнул в пропасть между мирами.

Но Келл понимал, что у Лайлы возник еще один образ: человек, который убил Бэррона и, насмехаясь, бросил к ее ногам окровавленные часы.

– Холланд мертв, – произнесла она.

– Нет. – Он покачал головой. – Он выжил. И вернулся. Он…

За дверью послышались крики.

Застучали шаги по камням.

– Проклятье! – Взгляд Лайлы метнулся к коридору. – Пора сматываться.

Келл шагнул к двери, но она его опередила – схватила его за руку, достала краснолондонский лин и окровавленной рукой прижала его к столу.

– Ас… – начала она.

– Погоди, нельзя же так просто… – глаза Келла расширились.

– …траварс.

И в этот миг ворвались стражники. Но комната уже растворилась перед глазами беглецов, пол ушел куда-то вниз, и Келл с Лайлой начали падение.

Из одного Лондона в другой.

Келл напружинился, готовясь, что ноги вот-вот ударятся о землю, но земля под ногами не появилась. Ее тут не было. Замок растворился в ночи, стены и пол ушли в никуда, их место заняли холодный зимний воздух, красноватое сияние реки и остроконечные гребни крыш, стремительно летевшие навстречу.

* * *

Когда создаешь двери, надо учитывать строгие правила.

Первое – и, по мнению Келла, самое главное – гласит: ты либо перемещаешься между двумя точками в одном и том же мире, либо между двумя мирами – но в одном и том же месте.

Точь-в-точь в том же самом.

Вот почему так важно, чтобы твои ноги стояли на твердой земле, а не, скажем, на верхнем этаже высокого замка, потому что, возможно, в другом мире на этом месте никакого замка нет.

Келл хотел объяснить это Лайле, но не успел. Потому что ее рука была уже в крови, амулет лежал в ладони, и в тот же миг они упали в пустоту.

Провалились сквозь пол, сквозь тонкую ткань мироздания, сквозь несколько футов ночной тьмы и упали на покатую крышу. Черепицы обледенели, беглецы проехали по ним еще несколько футов и сумели ухватиться за водосточный желоб. Точнее, ухватился Келл. Металл под ногами Лайлы сильно прогнулся, и она свалилась бы через край, если бы он не поймал ее за руку и не втащил обратно.

В первые мгновения оба молчали, только лежали на покатом краю крыши и тяжело дышали, выпуская в ночную тьму дрожащие облачка. Первым заговорил Келл:

– Совет на будущее. Делай это, только если твердо стоишь на улице.

– Принято, – выдохнула Лайла.

Холодная крыша обжигала разгоряченную кожу, но Келл не шевелился. Просто не мог – не мог думать, не мог ничего чувствовать, не мог ничего делать, лишь смотрел и смотрел на звезды. Робкие точки света на черно-синем небе, его родном небе, среди облаков, подрумяненных речным сиянием. И все вокруг такое будничное, простое, не тронутое дыханием беды. Он едва не закричал, потому что, хоть Лайла и вылечила его тело, внутри он все равно был изломан, напуган, и хотелось лишь закрыть глаза и утонуть, погрузиться в безмолвные темные глубины под поверхностью этого мира, туда, где Рай… Рай… Рай…

Он силой заставил себя сесть.

Надо найти Осарона.

– Келл, – начала было Лайла, но он уже спрыгнул с крыши на мостовую. Он мог бы призвать ветер, чтобы смягчить падение, но не стал, лишь краем сознания ощутил боль в лодыжках. А через мгновение услышал тихий шелест, и рядом приземлилась Лайла.

– Келл, – снова сказала она, но он уже шагнул к ближайшей стене, достал из кармана нож и царапнул только что зажившую кожу.

– Келл, черт возьми! – Она схватила его за рукав, и он наконец посмотрел на нее, заглянул в карие глаза – один целый, другой растрескавшийся. Откуда он знает? Да разве он может не знать?

– Как это – Холланд вернулся?

– Он… – Внутри что-то щелкнуло, и Келл снова очутился во дворе, радом с той красноволосой – ее, кажется, звали Ожка. Он прошел за ней через дверь между мирами, в Лондон, где все было не так, в Лондон, который должен был рассыпаться, но почему-то устоял, в Лондон, где было слишком много цвета, и там увидел нового короля. Тот был молод и здоров, но Келл его сразу узнал.

Холланд. И тотчас же – Келл не успел понять, откуда взялся этот антари – горло стиснул заколдованный ошейник, чудовищная холодная боль рвала тело надвое, железная клетка ломала руки. А Холланд смотрел, как будто стал кем-то другим, и Келл прерывистым голосом молил о пощаде, а в груди медленно угасало второе сердце, и тогда демон отвернулся и…

Келл взял себя в руки. Он снова стоял на улице, с пальцев капала кровь, а рядом была Лайла, и он не понимал, то ли она поцеловала его, то ли влепила пощечину, лишь чувствовал, как звенит в голове, а где-то внутри рвется неслышный вопль.

– Это он, – хрипло произнес Келл. – Он и не он. Это… – Он покачал головой. – Не знаю, Лайла. Холланд каким-то образом попал в Черный Лондон, и там в него что-то вселилось. Как витари, только хуже. И оно… носит его тело, как одежду.

– Значит, настоящий Холланд мертв? – спросила Лайла, пока он царапал на камне знак.

– Нет. – Келл взял ее за руку. – Он сидит глубоко внутри. И теперь они оба здесь.

Келл прижал к стене окровавленную ладонь, произнес слова, и на этот раз магия откликнулась легко и охотно.

VIII

Эмира ни за что не соглашалась уйти. Она была рядом с Раем.

И когда его крики сменились слабыми всхлипами.

И когда пылающая кожа побледнела, а черты обмякли.

И когда его дыхание прервалось и остановился пульс.

И когда в комнате стало тихо, а потом все пошло кувырком. Дрожала мебель, скрипели окна, стражники силком оттащили Алукарда Эмери от постели Рая, а Максим и Тирен безуспешно пытались оторвать ее от бездыханного тела. Они не понимали.

Королева может, если надо, оставить трон.

Но мать никогда не бросит своего сына.

– Келл не даст ему умереть, – говорила она в тишине.

– Келл не даст ему умереть, – говорила она сквозь шум.

– Келл не даст ему умереть, – снова и снова говорила она самой себе, даже когда никто уже не слушал.

В комнате разразилась буря, но она недвижимо сидела возле сына.

Эмира Мареш, которая видела трещинки даже в самых красивых вещах и шла по жизни на цыпочках, опасаясь что-нибудь сломать. Эмира Насаро, которая не хотела становиться королевой, не хотела брать на себя ответственность за легионы подданных, за их печали и глупости. Которая никогда не хотела приводить ребенка в этот полный опасностей мир, а теперь отказывалась верить, что ее сильный, красивый мальчик… ее сердце…

– Он умер, – сказал жрец.

Нет.

– Он умер, – сказал король.

Нет.

– Он умер, – говорили все, кроме нее, потому что не понимали, что если Рай умер, то, значит, умер и Келл, а этого ну никак не может быть.

И все-таки.

Ее сын не шевелится. Не дышит. Его кожу, так недавно остывшую, заливает ужасная сероватая бледность, тело окостенело и оплыло, как будто его нет в живых уже много недель или месяцев, а не минут. Рубашка распахнулась, открыв печать над сердцем, а на груди, некогда смуглой, жестоко прорисовываются ребра.

В ее глазах стояли слезы, но она не позволила им пролиться: ведь плакать – значит горевать, а она не будет горевать по сыну, потому что он не умер.

– Эмира, – взмолился король, когда она склонила голову над неподвижной грудью Рая.

– Прошу тебя, – прошептала она, обращаясь не к судьбе, и не к магии, и не к святым, не к жрецам и не к Айлу. А к Келлу. – Умоляю.

Когда она наконец подняла глаза, то, кажется, на миг различила в воздухе серебристый блик, тоненькую ниточку света. Но с каждой секундой тело на кровати все меньше и меньше напоминало ее сына.