Когда художник-фигуративист,
Неважно, кто он – реалист или примитивист,
Создает композицию – он ведет глаз зрителя.
Когда философ-гносеолог,
Неважно, кто он – аналитик или семиолог,
Артикулирует пролегомены – он ведет глаз читателя.
Когда политик – предтеча народа,
Неважно, кто он – оппозиционер или традиционалист,
Озвучивает риторические фигуры речи – он ведет глаз рода.
Когда художник, философ, политик
Дают объяснительные модели реальности как тотальности,
Мозг отпускает каналы восприятия на поиск нового.
облака нарезают небо свежими ломтями лазурита:
беглому рисунку вторят ритмы вспаханных полей,
что усеяны колосьями взошедших робко пахарей:
кто из них с лозунгами, кто с магнитами, а кто с…
выбирай любого, далее – пасутся стада пастухов:
каждый – со своим псом, персонификатором ego;
что ты скажешь, амиго, киник бродячий Псой?
планы зеркалят области ломкими плоскостями,
играя на статике движущихся в вакууме табунов /
динамике поющих сопрано межфигурных пустот;
вот проплывает почти рядом с глазами чей-то рот,
а вот – существо с вывернутыми наружу органами
из анатомического театра приветствует свою тень;
что ты скажешь, амиго Диоген? – как прошел день?
а цвета дразнят и суетятся совершенно излишне:
любой лишний – лишен дополнения и контраста;
я стою в черте локальных и голосистых гласных,
ко мне поспешает Франсуа Рабле – здоровья тебе!
кадры сменяют кадры, картины смещают картины:
пастухи – в тине, пахари застряли в сизых хлебах;
что ты скажешь, сатирик? – ничего! вот о том и я.
И никаких параллелей!
Лучше свирель метели,
Предсказуемый холод,
Порядок и ход мыслей,
Матричный срез клетки,
Набрасывающий сетки
На все био-, чтобы био-
Так не било по нервам,
Приближая к арт-акции
Систему орг. реакции.
Абсолютное принятие —
Отчасти и есть снятие
С бед «во плоти» бреда,
Смешение воза зрения,
Мира с мировоззрением.
Пример – судьба Лира,
Которая не вдохновила
На свершения «во имя»,
Хотя имя тогда и было,
Но «напротив» трубило.
«Напротив» – не натиск,
Даже не оттиск – поиск
Дистанции или подобия:
Пособие по управлению,
В котором воля, веление
Спущены в комментарии
И требуют обновления, —
А минимум реставрации,
Причинно-следственной
Инициации знака и кода.
Конечно, ведь завтра – не конечное:
настоящее сбрасывает совершённое,
обновляясь, как змея, гладкой кожей,
как лишенная хвоста ящерица позже
обзаводится новым хвостом и еще.
Но не грушу: только в землю молчу.
Земля: молча в ответ, сохраняя завет
невмешательства в препирательства
настоящего – беглого каторжника,
настоящего, таящего и отторгающего
сложности – ложности – возможности,
брошенные в печь: пустое в порожнее,
настоящее, которому, увы, не сберечь
ничего. Я иду, ничего-ничего. Молча
в землю смотрю. Еще – не конечное,
и к тому же размышления о вечном —
всегда кстати: восприятие в квадрате.
есть у дождя четыре техники письма:
графически – по душам тонко, тушью;
клинописно – по садам и хлам-вещам;
иероглифически – по детским личикам;
живописно – ультрамарином по нивам
с радугой из прока, краплака и яри,
с добавлением кобальта и киновари;
есть у дождя время для наслаждения,
удерживающее его от зуда артерий;
бег перистых и кучевых впечатлений,
прилив, и жажда, и стыд наваждений,
смещение в цветопись ядер энергий,
жар внутренний – жар сочленений
солнечных лучей и ливневых дождей.
и я всматриваюсь в тебя
как в неведомый пейзаж
пейзаж открывает глаза
и нежно впитывает меня
мы играем на узнавание
а дорога скользит ровно
искрясь тонко терракотой
лес входит в новый цвет
я была здесь так долго
возвращаясь раз в сотый
мыслями в яркую акварель
где неистовствует апрель
мелькают липы и тополя
где благоухает свежо мята
и трасса сворачивая в себя
остается в моем «навсегда»
Каштаны – к поздним плодам, а не к осени. От осени пусть останутся только крик красок и длинные тени. В поздних плодах особенно поражает истошность и собранность жизненного рывка. Поэтому все это красочное многоцветье – сочный выстрел перед белой тишиной.
от звуков абстракции
– геометрия вариаций,
просвеченная сквозь
призмы вещь-свойств,
– единственный брод
хаософона: матери род.
значит, вот так сворачивается время,
мелькая днем и ночью попеременно:
изнанкой и лицом, лицом, изнанкой,
мягко ускользая или играя в прятки
с желанием всерьез поймать вопрос
начала и конца – рубца от перегиба,
чуть истончаясь в серебристо-синем,
вальсирующим оттеночно от сини —
к иссиня-черному и к голубь-белому
вобравшему в себя цветовселенную.
Я тогда, конечно, испугалась свободного падения в бесконечность, где поступки и предметы лишаются своих качественных характеристик и являют лишь знаки присутствия. Отчего уход в минус форм сопровождают депрессия и бром? Всегда есть шанс вынырнуть в противоположном.
почему сейчас, когда я исчерпана, некрасива,
когда нет ни чувств, ни движения, ни силы,
ты обрушиваешься, как весенний ливень?
и бесцветные глаза, волосы, все свои сердца
я опускаю в тебя, пытаясь расти незаметно,
но старания тщетны, т. к. наигранно лживы,
неудержимо меня разносит по твоим венам:
и я резвлюсь и стенаю, льюсь и проклинаю
одновременно; не помню – знаю мгновение
всем существом податливым и верным.
весь день вдоль противоположных сторон
брожу, скитаюсь и прогуливаюсь со сном,
как с бездомным, тобой брошенным псом,
отвечающим мне глазами, носом, хвостом
на любое совместное со- / чувство в плане
– на сослагательность первых очарований;
впрочем, он – ведь сон, он все понимает,
даже то, что еще не приблизилось к яви.
цветут глаза, цветут рассветы – лето!
мы забегаем друг к другу ненадолго,
сразу с порога: только ненадолго;
на севере каждый третий из встречных
– служитель культа древнего Ра; а
кстати, и Сфинксы совсем ненароком
в оптике топоса оказались под боком.
стремление развивает массу способностей:
а способности в основе новые био-отрасли:
рост онтоизменений с амбицией на фило-:
было время, когда всё био- только и было,
что глупым планктоном в чреве огромном;
а после мы стали, как деревья, взрослыми;
на случай: если и филопрорывы наскучат —
мы причалим к берегам синими лучниками.
Как синими? А с каким у тебя еще цветом ассоциируются легкость, изменчивость и подвижность состояний?! Нам ведь так хочется жить во всех реальных и потенциальных, параллельных и пересекающихся мирах.
и какая уж тут жизнь взаймы?! свою бы донести
в душе, сердце, чреве, в стихах и в лет кружении
до тебя, твоих уединенных рассуждений вслух:
пробуждение – голос глухого, уходящий в космос,
минуя чьи-то чужие уши… невидимка, летун,
говорящий морем и испаряющийся еще до суши;
суть голос, не знающий своего тела, голос предела,
голос души всех душ, не ведающий звуковых туш
и отвлечений, несовместимых с предназначением;
голос без слуха, которому свыше дано не слушать,
но слышать, что прерогатива вовсе не уха, а духа.
сохранение и изменение —
закон природы, сохранение
– закон рода, изменение —
закон породы, от рода до по
роды – схватки и обмороки:
преддверие надежды и пути.
Каштаны – к поздним плодам, а не к осени. От осени пусть останутся только крик красок и длинные тени. В поздних плодах особенно поражает истошность и собранность жизненного рывка. Поэтому все это красочное многоцветье – сочный выстрел после долгого созревания.
у меня ощущение глубокой весны
весны вовсю
но северный город так не считает
у меня с ним отношения
как со старым любовником
который все понимает
с полу- без слов с первородных основ
и все-таки разрешает
быть кем угодно когда пожелаю
да хоть собой
вот поэтому я и усердствую жадно
Физика взорвавшихся звезд:
Ткань человеческих свойств.
Выпрямление в полный рост:
Послание жизни – зов и мост.
Ритм пульса – купола на новь
И преследующий порт-погост.
В зиянии хаоса: и сор, и сорт
Топологически кочующих зон.
Расширение: сон эонов-монад,
Сжатие: теряющий форму сад.
Судьбы человеческих свойств:
Метаморфоза природы звезд.
Каждая новая жизнь, как страница на латыни:
Читаема и переводима с трудом; хотя потом —
Напрочь забыта. Но остаются чуткости нити,
Проступающие на смытой странице лицами.
Точно памяти не обойтись без литер касаний,
Выстраивающих ежесекундно ее башню небес,
Наполняющих судьбы своим повествованием:
Пустотами, спиралями и знаковыходами в лес.
Я летела, отдавшись потоку ветра,
Для меры восприятия незаметной,
Отдаляясь, сближаясь с током света,
Отпуская по водам свои лета: хлеб
Памяти – фрагменты суть кинолента
С заранее закрученным сюжетом, пере
кроенным и перешитым многажды,
В поисках смысла и логики, может
Быть первичнее осуществления —
Разновекторный танец творения,
В котором произвольное движение
Еще наполнено и дышит веянием.
Кто часто погружается в тот сад,
в нем видит не песок, не гравий,
а тихий шелест и морскую рябь:
знакомый уху музыкальный лад;
тот различит созвездий острова,
улавливая их короткое дыхание;
в хорах четырнадцати молчаний
услышит он пятнадцатое рядом:
то, что умеет с сердцем говорить.
Вот так и я незримо буду плыть,
на расстоянии и течения меняя,
чтобы когда-нибудь себя открыть
любимому и любящему взгляду.
О проекте
О подписке