Глава 8

Сон медленно отступал. Вита лежала, не открывая глаз, ждала, когда Филипп ее обнимет и прошепчет: «Доброе утро, девочка».

Она привыкла просыпаться в его объятиях, но внезапно поняла, что в постели одна. Из спальни Тима и Любы доносился тихий смех. Ей тоже пора вставать, кормить Тему. Грудь налилась и ныла.

В особняке царила суета. Гости, оставшиеся на ночь, спускались к завтраку. Пока Вита дошла до детской, ей раз пять пришлось пожелать доброго утра и натянуть на губы приветливую улыбку, а самой было неспокойно от плохого предчувствия. Не мог Филипп наутро после первой брачной ночи просто бросить ее, что-то случилось. Воображение рисовало картины одна страшнее другой. Она не спрашивала его о делах, не касавшихся строек и «Пандемониума». Все, что относилось к теневому бизнесу, было под запретом, но иногда ей хотелось спросить.

Однажды Филипп приехал поздно ночью, она еще не спала. Ребенок отчаянно пинался у нее в животе, будто танцевал под музыку, которую слышал только он.

Подъехала машина, открылась и закрылась входная дверь. Вита ждала, что Филипп поднимется в спальню, но его все не было. Она спустилась на первый этаж, Филипп сидел в гостиной с бокалом кальвадоса в руке и смотрел в одну точку, на его светло-сером костюме багровели кровавые пятна. В раскрытом вороте рубашки виднелся бронежилет. Филипп моргнул, отпил кальвадоса, заметил ее.

– Ты чего не спишь?

– Ребенок волнуется, – ответила Вита, словно не заметила кровавых пятен.

Филипп поставил бокал на журнальный столик, встал, подошел к ней, положил руки на живот, оставив на пижаме багровые отпечатки. Малыш почувствовал прикосновение отца и затих.

– Сына Артемом назовем, – сказал Филипп, – он мне сегодня… он мне жизнь спас.

Вита помнила рыжеволосого парнишку-телохранителя, месяца два только работавшего на Филиппа.

Она накрыла ладони Филиппа своими, пальцы стали липкими от крови.

– Хорошее имя. Идем в кровать.

Филипп моргнул, заметил, что испачкал ее, отдернул руки и сжал кулаки.

– Ты иди, я еще посижу. Мне надо… подумать…

Вита ни о чем не спросила, но не ушла, села рядом с ним и прильнула к груди.

– Смотри, кто это у нас? – Софья приподняла младенца на руках. – Мама, да? Мама.

– Доброе утро! – сказала Вита, на этот раз искренне. – Пора кушать, маленький, проголодался?

Она села в кресло, приняла малыша у Софьи, освободила налитую грудь.

– Ай! – удивленно вскрикнула Вита, когда Тема жадно впился в сосок. – Ночь нормально прошла? Не кричал?

Софья отошла к пеленальному столику, усмехнулась:

– Спал как младенец.

– Ты не видела Филиппа?

– Он уехал еще до рассвета.

Вита нахмурилась, вспомнив, чем вчера, вернее, уже сегодня у них все закончилось. Нехорошее предчувствие только усилилось.

– Так, ты не переживай, а то он почувствует. Уже глазенки испуганно таращит.

Вита посмотрела на сына, увлеченно чмокающего губками, глазенки и впрямь были широко раскрыты. Надо успокоиться, взять себя в руки.

– О, вот и папаша.

Филипп стоял на пороге детской и смотрел на нее.

– Ты завтракала? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Нет, сначала Тему покормить хотела.

– Тогда жду тебя внизу. Гостей выпровожу, и позавтракаем вдвоем, по-семейному, – Филипп усмехнулся. – Черт, не верю, что у меня семья есть.

Вита улыбнулась. В мягком утреннем свете, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, в приспущенном с плеча платье и с младенцем у груди она была невыносимо прекрасна. Филиппа будто резанули ножом по сердцу, не имел он права на нее даже смотреть, не то что женой называть. Самый чистый и светлый образ – мать, кормящая ребенка, и не ему, Дьяволу, им любоваться. Все в комнате казалось таким правильным, нужным: и свет, искрящийся в волосах Виты, и младенец у нее на руках. И лишь он – лишний.

Филипп провел ладонью по волосам, прогоняя дурные мысли.

– Помочь тебе подарки разобрать после завтрака?

Вита удивленно взмахнула ресницами. Филипп усмехнулся. Да уж, не Дьяволу такие предложения делать.

– Да, – ответила она и подняла Темку, положив на плечо, чтобы срыгнул, беззастенчиво оставив грудь открытой. Такая естественная и правильная в своей непосредственности, что Филипп со всей ясностью осознал, если с ними что-нибудь случится, ему останется только пулю себе в лоб пустить.

– Девятнадцатый век, Франция, – прокомментировала Вита, вертя в руках полупрозрачную вазу с рисунком слона, балансировавшего на шаре, – мне кажется, или нам ее переподарили?

Филипп хохотнул:

– Можем тоже переподарить, если не нравится.

Они сидели среди коробок и разорванных упаковок, клочки разноцветной бумаги устилали пол.

– Не нравится. – Вита передала вазу горничной, приносившей все новые коробки и уносившей уже распакованные безделушки.

– Так, а вот за этот подарок кто-то получит по заднице. – Филипп достал из плоского прямоугольного футляра изумрудное колье. – Не люблю изумруды. А! Это не мне. «Самой прекрасной из невест», – прочитал он карточку, приложенную к подарку. – Примеришь?

– Потом. – Вита взрезала оберточную бумагу на огромной коробке, внутри лежал мягкий нежно-розовый плед. – Даже не смешно.

Но сама улыбалась, это было так нормально – распаковывать подарки вместе с мужем, так обычно и не похоже на их жизнь, что даже неудачная попытка преодолеть страх прошлой ночью забылась. Вита подозревала, что Филипп и предложил эту совместную распаковку, чтобы развлечь ее.

В гостиную влетел Тимофей.

– Брат, ты тоже скоро станешь дядькой!

Филипп вскочил с пола и едва не задушил Тимофея в радостных медвежьих объятиях.

Люба, застенчиво улыбалась, подошла к ним, Филипп обнял и ее.

– Поздравляю! Когда?

– В марте, – пролепетала девушка.

Вита даже забыла про маленькую коробочку с принтом из обручальных колец, которую взяла в руки, прежде чем появился Тим. Пока Филипп сыпал советами о том, что брат должен беречь Любу как зеницу ока, и наставлениями, какие витамины принимать, где купить кроватку. Вита развязала ленточки, сорвала обертку, подняла крышку и замерла.

Она словно оглохла, кровь застучала в ушах с бешеной силой, в глазах потемнело. Вопль застрял в горле, не давая дышать.

– Фил. – Тимофей первым заметил: с Витой что-то не так.

Филипп все еще радостно улыбаясь, обернулся и посмотрел на жену.

– Вита, – тихо позвал он, подошел и сел рядом. Но Вита его не замечала. Она широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на содержимое маленькой белой коробочки в руках. Вита словно окаменела. Филипп заглянул внутрь и ничего не понял, ожидая увидеть там, как минимум отрезанный палец или окровавленный нож. Но в коробке лежал тюбик детского крема с сине-оранжевом принтом. Филипп и не думал, что его еще выпускают. Он попытался забрать коробочку из рук Виты, но едва дотронулся до ее пальцев, как она закричала, словно от невыносимой боли.

– Девочка… – Филипп хотел ее обнять, но Вита отшатнулась от него, отбросила коробочку, будто это была ядовитая змея. Поджала колени к груди и вцепилась в щеки, провела вниз, оставляя на коже кровавые борозды, продолжая кричать, пока крик не перешел в сдавленный вой, как у раненой собаки, на глазах которой забивают сапогами щенков. Филипп опешил, растерянно посмотрел на брата, но Тимка тоже ничего не понимал. Люба прижалась к мужу. В дверях показалась перепуганная, запыхавшаяся от бега Софья.

Она кинулась к Вите, схватила ее запястья и с силой оторвала от лица, а потом отвесила звонкую пощечину. Филипп дернулся, защитить, но Софья подняла руку с раскрытой ладонью: «Подожди!» Вита часто задышала, прижала руки к груди и разрыдалась.

Глава 9

– Так и не выяснили, кто оставил? – спросил у охранников, просматривавших записи с камер, установленных по периметру. В шатрах камер не было, коробку оставить мог каждый. Подарки проверяли на гребаные бомбы, а не на тюбик с детским кремом, взорвавшийся, как динамит.

– Ладно, на сегодня все свободны. – Уставшие за часы бесплодных поисков сотрудники, тяжело вставали с кресел, на ходу допивали кофе и плелись на выход из домика охраны, где находилась комната с мониторами.

Филипп провел по лицу, одну крысу поймали, а другая просочилась. Решил, когда найдет, лично сердце вырежет и сожрать заставит. Виталина все еще спала после лошадиной дозы успокоительного, которую ей вкололи врачи скорой. Она вырывалась и кричала: чтобы врач сделал укол, ее пришлось держать вдвоем с Тимофеем. Даже обмякая у него на руках, она продолжала всхлипывать. Филипп вышел в парк, окутанный ночной темнотой. Набрал Малюту.

– Что еще он рассказал? – спросил без приветствия.

– Девушек перевозят через порт в Сочи морем в Турцию, затем на Ближний Восток, в Африку, продают на черном рынке. Сеть борделей для клиентов с особыми запросами создана по всей стране, тела после утилизируют, используя наши методы.

– Сука, – выдохнул Филипп. – Сука…

Он поднес ладонь ко лбу.

– Еще что?

– Застрожный работает не один, его ближайшие компаньоны Антон Иванов и Сергей Маков, они друзья еще со школы и в инциденте с Виталиной Александровной замешаны все трое. Филипп Игоревич, после разгрома Вишневского было много недовольных, сами знаете. Кто-то лишь внешне перешел на нашу сторону. Кто-то так и остался верен старику и выжидал момента, чтобы отомстить. Кто-то желал заполнить пробел, возникший после ликвидации Акчурина. Застрожный собрал их всех вокруг себя и готовится нанести по нам удар.

Из всего услышанного по-настоящему задело только одно – инцидент с Виталиной Александровной. Инцидент…

Нет, Филипп не думал, что дома Малюту ждут жена и дети, не такого человека он искал на место палача, но все равно резануло, все равно болью в груди отдалось. Инцидент… его жена сегодня выла как раненой животное, а это всего лишь «инцидент». Срыв явно был связан с изнасилованием, но Филипп не понимал как.

– Ты все еще с ним?

– Да, Филипп Игоревич.

– Спроси его про детский крем.

Малюта прервал связь на несколько минут. Филипп просто смотрел в темноту и не мог выкинуть из головы, как Вита захлебывалась слезами и никого не подпускала к себе, отшатывалась от него, как от злейшего врага. Темку пришлось смесью кормить, сынишка тоже плакал до красноты и хрипа, и даже Филиппу не удалось его укачать, лишь когда Вита уснула под действием лекарства, малыш успокоился.

Филипп давно хотел отвести Виту к психологу, нельзя жить с такими ранами в душе, но, когда завел об этом речь, она так посмотрела, будто он ее собирался в психушку отправить. И больше эту тему не поднимал, а надо было. Завтра же найдет специалиста. От телефонного звонка Филипп вздрогнул.

– Да? – спросил резче, чем следовало.

– Филипп Игоревич… – Малюта запнулся.

Филипп так и видел, как палач пожевал тонкими губами, прежде чем продолжить.

– Детский крем использовали во время… изнасилования. – Филипп вздрогнул, никаких «инцидентов», и правильно, незачем искать эвфемизмы и красивые слова. – Чтобы облегчить проникновение.

Мир рухнул в пропасть или Филипп сам в нее полетел? Он пошатнулся, оперся рукой о стену домика охраны, чтобы не упасть.

– Я тебя услышал, – выдавил Филипп, отключился, сжал мобильник до хруста в пальцах, стараясь унять зарождавшуюся в груди боль.

Надо было решить, что делать, но мысли уплывали, ускользали. Думать он не мог, крик Виты так и звенел в ушах, мерещились ее серые глаза, в которых ужас плескался вместе со слезами, и борозды кровавые на щеках, оставшиеся от ногтей.

Филипп опустился за землю, телефон выпал из пальцев.

Нет, тому, кто пронес «подарок», он не сердце вырвет, а вспорет брюхо, вытащит кишки и заставит с ними идти, пока не сдохнет. А уродам, которые изнасиловали его девочку, он так просто сдохнуть не даст. Лично мучить будет, пока те о смерти умолять не начнут.

И как он только накануне о том, чтобы все бросить, думал? Бросишь тут… Он как с гидрой сражается, отрубишь одну голову, сразу же две вырастут.

Филипп провел ладонью по волосам. Значит, Петр Застрожный? Мало падле было Виталине жизнь сломать, еще поиздеваться решил? Что ж… посмотрим, кто кого…