Глава 6. Еще раз о бочке с яблоками, или Откуда пошли лайми

Правительство Англии не хотело начинать войну из-за какого-то дурацкого уха. Несолидно, в Европе засмеют. Мелкий казус белли. Никто еще из-за отсутствия ушной раковины не умирал – если, конечно, рану после ампутации не запустить, если она не загниет и не начнется гангрена. И даже внешний вид не очень пострадает, учитывая бытовавший тогда у британских мужчин обычай носить длинные парики, скрывавшие и уши, и их отсутствие.

Главным лоббистом войны выступил адмирал Вернон, известный под прозвищем Старина Грог. Он произносил гневные речи с парламентской трибуны, потрясая над головой стеклянной колбой, – ни дать, ни взять Колин Пауэлл со своей знаменитой пробиркой. В колбе лежало заспиртованное человеческое ухо – якобы то самое, которого лишился Дженкинс.

Хотя нельзя исключить, что прикупил это ухо адмирал в ближайшем анатомическом театре. В конце концов и в знаменитой пробирке Пауэлла оказался безобидный порошок, а не оружие массового поражения. Чего не сделаешь, если сильно хочется повоевать, а им хотелось, и Пауэллу, и особенно Старине Грогу: годы идут, масштабной морской войны нет и нет, того и гляди останешься в памяти народной лишь как изобретатель коктейля, завоевавшего громадную популярность на флоте.

Да, знаменитый грог изобрел именно адмирал Вернон, и напиток получил название в честь его прозвища, а не наоборот. Изобретение оказалось не таким пустячным, как может показаться. Оно реально сохранило множество жизней, в отличие от войны из-за заспиртованного уха, которую Старине Грогу в конце концов удалось развязать.

* * *

Мы помним, как Билли Бонс, обессилевший после кровопускания, устроенного ему доктором Ливси, клянчил у Джима стаканчик рома, и произнес целый панегирик этому напитку:

«Я бывал в таких странах, где жарко, как в кипящей смоле, где люди так и падали от Желтого Джека, а землетрясения качали сушу, как морскую волну. Что знает ваш доктор об этих местах? И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом. И если я сейчас не выпью рому, я буду как бедный старый корабль, выкинутый на берег штормом».

Что Билли Бонс страдал застарелым алкоголизмом, сомнений нет, однако зерно истины в его словах присутствует. Люди, хлеставшие в тропиках ром, оставались целы, когда вокруг свирепствовали всевозможные местные инфекции. Те же, кто придерживался, выражаясь современным языком, ЗОЖ, – умирали от кровавого поноса. Антисептические и дезинфицирующие свойства этилового спирта никто не отменял.

Британские капитаны и адмиралы, водившие свои корабли и эскадры по тропическим морям, оказались перед неприятной дилеммой: запретить подчиненным пить ром – и люди мрут как мухи, разрешить – и постоянно пьяный экипаж становится трудно управляемым и мало к чему пригодным (команда капитана Сильвера хорошо нам продемонстрировала, как это происходит).

Адмирал Вернон отыскал удачный выход из тупиковой ситуации. Сейчас существует множество рецептов грога, но самый первый, придуманный адмиралом, был чрезвычайно прост: одна часть рома, одна часть воды, одна часть лимонного сока, смешать, но не взбалтывать.

Просто, но эффективно. Процент спирта в коктейле сохранял его обеззараживающие свойства, но не позволял команде напиться в лёжку, морячки оставались относительно дееспособными.

А лимонный сок? Зачем его добавляли?

Для профилактики цинги. О существовании витаминов тогда никто не знал, тем более о том, что один из них, витамин С, предотвращает цингу лучше всего. Но эмпирическим путем выяснили, что лимоны весьма помогают не заболеть. Голландцы первыми это осознали и ввели в рацион своих матросов один лимон в день на человека, и почти все урожаи с плантаций лимонов на голландском о. Кюрасао уходили на нужды флота.

Англичане быстро позаимствовали новшество, доказавшее свою эффективность, Старина Грог был в этом вопросе одним из первопроходцев. Смертность от цинги среди его подчиненных упала в разы и на порядки.

Но целиком и полностью снабдить флот лимонами оказалось сложной задачей. Кораблей у Англии было много, моряков еще больше, при этом лимоны на Британских островах не росли. И в британских колониях не росли – развести их там было можно, климат позволял, но пройдут годы, пока вновь заложенные плантации дадут первые урожаи. А до того пришлось бы закупать огромные количества лимонов за границей либо мириться с высокой смертностью среди личного состава.

Выход английские адмиралы придумали простой: Адмиралтейство предписало во флоте Его Величества вместо лимонов ежедневно употреблять в пищу другие цитрусы – лаймы.

Где взять лаймы, вопрос не стоял. На островах британской Вест-Индии они росли в больших количествах. Возможно, некоторые плантации даже принадлежали людям, принимавшим решение о замене. Но это не точно.

А так-то лайм действительно весьма напоминает лимон – сильнее, чем родственные апельсины и мандарины. Размер разве что маловат, так ведь недолго установить дневную норму в два-три плода вместо одного…

* * *

Когда США в результате многолетней войны добились независимости от Великобритании и отношения между метрополией и ее бывшими колониями начали помаленьку вновь налаживаться, – моряки с британских судов получили от американцев прозвище «лайми» за непременные одноименные фрукты в своем рационе. Постепенно так стали называть в США всех британцев. Не слишком комплиментарное прозвище, вроде «макаронников» или «лягушатников» в русском языке.

Но вот что удивительно: моряки-британцы исправно жевали свои лаймы, морщась от кислого вяжущего вкуса, а цингой все равно болели. Чаще, чем во флотах других стран.

Лорды Адмиралтейства, выбирая заменитель лимону, допустили фатальную ошибку, основанную на внешнем сходстве. Лаймы отличаются от родственных цитрусов самым низким в семействе содержанием витамина С. Чтобы покрыть суточную потребность организма, действительно хватает одного апельсина или лимона среднего размера. А вот лаймов надо сжевать десятка полтора или два. Учитывая особенности их вкуса, это сделать непросто даже в наше время, когда века селекции улучшили вкус зеленых плодов, повысили их сахаристость.

Самое обидное, что там же, в британской Вест-Индии, рядом с лаймами в изобилии растет фрукт под названием «барбадосская вишня». К настоящей, к европейской вишне она отношения не имеет, достаточно сказать, что косточек в ее плодах несколько. При этом барбадосская вишня чрезвычайно богата витаминами, в том числе витамином С.

Хуже того, даже в метрополии, на Британских островах, росло в достаточном количестве растение, способное быстро и эффективно решить проблему: самый обычный шиповник. Его плоды – настоящие чемпионы по содержанию витамина С, лидируют с громадным отрывом.

Но дисциплина и традиции свято чтятся в Британском флоте. Лайми продолжали давиться лаймами и болеть цингой. Американские моряки жевали клюкву (ни лимонами, ни лаймами тогдашняя территория Штатов не была богата), оставались здоровыми и посмеивались над незадачливыми коллегами.

* * *

Один читатель, разбирающийся в сортах яблок, поведал после прочтения «Острова без сокровищ»: дескать, лежкие «зимние» яблоки даже без консервантов способны сохраниться до весны. Какие-то предки тех сортов вполне могли расти в Британии 18 века. Пусть мелкие, пусть кисловатые, но к столу простых матросов отчего бы и не закупить?

Поправка принимается. Да, бочка с яблоками могла находиться на борту «Испаньолы» (но только не на палубе, ничем и никак не закрепленная, в этом вопросе Хокинс наврал вне всякого сомнения). Торговым флотом Адмиралтейство не занималось, лаймы не навязывало, каждый шкипер сам решал, каким способом снабдить экипаж витаминами. Но насколько эффективным оказалось бы содержимое бочки в борьбе с цингой?

Витамина С в яблоках хватает. По его содержанию они не на первых местах в сравнительной таблице, но и не на последних. Съедая по пять-шесть яблок в день, матросы «Испаньолы» могли позабыть о цинге. Они фруктами не пренебрегали, раз уж на дне бочки остался единственный плод. И не болели, нет ни единого упоминания о том, что Ливси пришлось кого-то лечить в ходе плавания к острову. Вновь Стивенсон логичен и точен в деталях.

* * *

Итак, Старина Грог продолжал сотрясать воздух парламента гневными спичами и размахивать колбой с отрезанным ухом. Иногда приводил с собой Дженкинса, тот с речами не выступал, стоял с печальным и понурым видом, обратив к парламентариям Палаты общин пострадавший профиль. Парик, разумеется, не надевал.

Кто же такой этот Дженкинс, чьё ухо прочно прописалось в истории колониальных войн?

Версий две.

По одной (звучавшей в британском парламенте) был он честным торговцем, капитаном и владельцем купеческого судна, – и этого кристальной честности человека обобрали испанцы, отняли все, нажитое непосильным трудом, к тому же изувечили, вот и доказательство в склянке лежит, можете посмотреть, господа депутаты, даже в руках подержать.

Испанская сторона придерживалась другой трактовки: Дженкинс злостный контрабандист, не раз нарушавший т. н. «асьенто» (документ, регулирующий и лимитирующий торговлю британских кораблей с испанскими колониями). Рецидивиста изловили и наказали, пусть спасибо скажет, что не повис сушиться на солнышке.

Хотелось бы, конечно, притянуть к этой истории Флинта-Тейлора и гвардакостасов, поимка людей вроде Дженкинса была их прямой и непосредственной задачей. Но нет, изловили контрабандиста и подкорректировали ему внешность моряки испанского регулярного флота.

Случилось это в 1731 году. Флинт-Тейлор к тому времени уже несколько лет плавал под испанским флагом.

Надо отметить, что не все его соратники по подвигам в Индийском океане пошли на испанскую службу. «Всеобщая история пиратства» упоминает, что восемь или девять человек из экипажа Тейлора перебрались из Порто-Белло на Ямайку, а оттуда уехали в Англию. Стоит ли уточнять, что в нашей трактовке «Острова Сокровищ» среди них были и слепой Пью, и трехпалый Черный Пес?

* * *

Необходимо сказать несколько отдельных слов о «Всеобщей истории пиратства», слишком уж часто название мелькает на этих страницах.

«Всеобщая история пиратства» – название сокращенное. Стивенсон использовал еще более краткое: «Какие-то застрявшие в памяти места из книг Эдгара По, Дефо и Вашингтона Ирвинга, экземпляр джонсоновских „Пиратов“, название „Сундук мертвеца“ из книги Кингсли „Наконец“, обрывки воспоминаний о лодочных прогулках в открытом море, о плавании на яхте водоизмещением в пятнадцать тонн и, наконец, сама карта с ее бессчетными красноречивыми подсказками воображению – вот и все мои источники».

Но речь об одной и той же книге, полное ее название мало кто может огласить по памяти. Вот оно:

«Всеобщая история грабежей и убийств, учиненных наиболее известными пиратами, а также их нравов, политики и правления со времени их первого появления на острове Провиденс в 1717 году, где они основали свое поселение, до нынешнего года 1724; с прибавлением удивительных деяний и приключений женщин-пиратов Энн Бонни и Мэри Рид; коим предпослан отчет о похождениях знаменитого капитана Эвери и его товарищей, с описанием того, какую смерть он принял в Англии».

Да уж, любил Даниэль Дефо замысловатые названия. Хотя свой псевдоним «капитан Чарльз Джонсон», которым подписана книга, он не раскрыл до конца жизни. Слухи об авторстве Дефо ходили давно, но лишь в наши времена при помощи компьютерных методов анализа тестов окончательно доказали: книгу написал действительно он.

У тех, кто всерьез исследует пиратскую тему, отношение к труду Дефо двойственное.

С одной стороны, там множество бесценной информации, больше нигде не встречающейся. Дефо в большом количестве использовал не дошедшие до нас источники, в первую очередь устные рассказы моряков, возвращавшихся в Англию из колоний, он был современником описываемых событий.

С другой стороны, в текст, преподнесенный публике как документальный, Дефо включил немало собственных литературных выдумок. Никогда не существовали и не переживали «удивительные приключения» женщины-пиратки Энн Бонни и Мэри Рид. Пиратская республика Либерталия, помещенная автором на Мадагаскар, всего лишь отражает мысли Дефо о справедливом устройстве общества. Пиратам же, действительно строившим небольшие укрепленные форты на мадагаскарском побережье, мысль объединиться в непризнанное государство в головы не пришла.

Короче говоря, использовать «Всеобщую историю пиратства» в серьезном историческом исследовании стоит с большой осторожностью, пользуясь лишь той информацией, у которой есть хотя бы косвенные подтверждения в независимых источниках.

Однако для исследования «Острова Сокровищ» можно особо не задумываться над исторической достоверностью сообщаемых Дефо сведений. Ведь Стивенсон не задумывался, в его время труд Джонсона-Дефо еще не подвергся кропотливому разбору с опровержениями и разоблачениями.

* * *

И что же нам сообщает «Всеобщая история» об испанском периоде карьеры Флинта-Тейлора?

Практически ничего. Лишь вскользь упомянуто, что он напал в Гондурасском заливе на английских купцов, перевозивших груз драгоценного сандалового дерева.

И у Стивенсона на тот период выпадает провал в разбросанных по тексту воспоминаниях людей, знавших Флинта. Пожалуй, только эпизод, сообщенный сквайром Трелони, можно отнести к этому времени: капитан английского судна увидел над горизонтом мачты корабля Флинта и предпочел не рисковать, вернуться в порт. Не хотел, очевидно, разделить судьбу купцов из Гондурасского залива.

Дело в том, что гвардакостасы занимались примерно тем же, чем и английские приватиры. Пиратством под прикрытием официальной бумаги с печатью. Любое встреченное в море английское торговое судно становилось целью, а уж обвинить его капитана в контрабанде всегда можно было задним числом. А можно было и не обвинять, если не оставлять свидетелей, не высаживать их на пустынных берегах, как Ингленд, а резать, как свиней, на манер Флинта и Билли Бонса.

В любом случае приходная книга последнего свидетельствует: шайка Тейлора-Флинта надолго свою деятельность не прерывала, два десятилетия бороздила моря и океаны.

Может возникнуть вопрос: а зачем вообще немалая часть экипажа «Кассандры» продолжала эту нелегкую и рискованную деятельность? Они ведь были богаты, наверняка не все захваченные у вице-короля алмазы ушли на взятку губернатору Порто-Белло.

По первому впечатлению гораздо более здраво и логично поступили те члены старой команды Ингленда, кто еще в Индийском океане решил покончить с пиратством (когда Тейлор двинул через Атлантику в Вест-Индию, они отправились на Мадагаскар на захваченном португальском судне, и о дальнейшей их судьбе ничего не известно).

И те пираты с «Кассандры», кто в Порто-Белло решил не искушать дальше судьбу, перебрался на Ямайку и далее в Англию, – тоже, казалось бы, поступили куда более мудро: не стоит начинать новый тур рискованной игры, уже имея на руках недурной выигрыш. Ведь в этих играх проигравшихся игроков не выставляли из казино, а вешали на рее.

Но все не так просто.

Драгоценные камни вообще и алмазы в частности – чрезвычайно неудобная добыча для пиратов. Да, это богатство, но богатство лишь in potentia, превратить которое в реальные деньги пирату чрезвычайно трудно. Ему даже не оценить, хотя бы приблизительно, насколько богатство велико. Золото или серебро иное дело: цена известна, взвесил, перемножил и понял, что можно заканчивать, что уже хватает на приобретение поместья в Англии либо плантации на Барбадосе. Если не известна рыночная цена на какой-то другой захваченный груз (на то же сандаловое дерево, к примеру), то узнать ее дело недолгое, а далее тот же алгоритм – посчитал, перемножил, разделил надвое (продавать придется по демпинговым ценам) и понял: для завершения карьеры маловато, придется еще потрудиться, поплавать по морям.

Алмазы – совсем иное дело. Профан может понять лишь одно: что в руки ему попал именно алмаз, для этого достаточно провести камнем по стеклянной поверхности и посмотреть, осталась ли царапина. При этом стоимость алмазов одного веса и размера может различаться в разы, и только ювелир назовет ее, оценив чистоту камня, наличие малозаметных изъянов и пр.

Но загорелому детине с обликом и повадками моряка выложить на прилавок ювелира пару крупных алмазов – это все равно что громко заявить: я, знаете ли, в недавнем прошлом пиратствовал, грабил и топил суда. Честный ювелир камни для оценки возьмет и тут же известит власти. За разоблаченных и опознанных пиратов, даже бывших, полагались неплохие награды. К тому же прежних владельцев камней крупных или чем-то приметных можно было установить и получить от них премию за возвращенную собственность. Камни, оставшиеся неопознанными, переходили в собственность казны, – опять-таки с премией тому, кто донес об их незаконном происхождении. Профит, возможно, небольшой, если сравнить со стоимостью алмазов, зато и риска никакого.

Ювелир же, склонный к риску и жульничеству, мог поступить иначе: изобразить на следующий день удивленное лицо: вы о чем, любезнейший? Я вас первые вижу! – и что с ним делать? В суд подать?