Постепенно перейдя к упражнениям восстановления дыхания, похожим на плавные, но полные силы движения барса, Вадим почувствовал, что к нему возвращается ясность мысли и желание действия. Тягостное чувство свершившегося не ушло. Оно словно спряталось в глубине сознания и сидело там ноющей занозой. Это не было быстро проходящей болью, и Вадим знал, что потеря останется в нем навсегда, но его психика уже жаждала разрешения, разрыва узла произошедшего.

Вадим догадывался, почему его командировка так неожиданно прервалась. Он был профессионалом, и сейчас его эмоции остались в том семнадцатилетнем мальчишке с фотографии на стене, в застывшей навечно улыбке Валерки. В нем просыпался холодный и расчетливый зверь, не подверженный воспоминаниям и чувствам. И звали его – Викинг.

Ровно в семь часов раздался звонок. Вадим, еще потный, накинув на плечи полотенце, пошел открывать дверь. Галина Андреевна в цветастом фланелевом халате до пят стояла на пороге с тарелкой, накрытой белой накрахмаленной салфеткой. На Вадима повеял умопомрачительный запах свежеиспеченных оладий. Женщина решительно отодвинула в сторону хозяина, не принимая его нерешительных попыток отказа, и прошла на кухню. Вадим понял, что мужские права попраны безвозвратно. Быстро с этим смирившись, он закрыл входную дверь и отправился в ванную. Через десять минут, умытый и свежий, Вадим уплетал оладьи, макая их в клубничное варенье, и запивал крепко заваренным чаем.

Во время завтрака Галина Андреевна дала отчет по всем дворовым новостям, а также краткую оценку политической обстановки в стране и мире. Вадим, в ответ, рассказал ей о своей командировке в Мангышлак, где он, инженер-электронщик, производил наладку оборудования буровых станций.

Такая сказка устраивала соседку и вполне оправдывала его частые и длительные отлучки. Правда, сам он с трудом мог представить какую-то электронику на буровых вышках, но главное, что их было много и разбросаны они были по всей стране, а также по необъятному пространству бывшего могучего Союза. Поэтому объяснить появление среди зимы загара на его и так смуглой физиономии можно было очень легко.

Без двух минут восемь Вадим закрыл за собой дверь квартиры. Тот же самый джип стоял около подъезда. До подмосковной базы добирались около часа. Ворота со звездой около стандартного КПП, на табличке которого было написано «Войсковая часть № 2273», пропустили джип без задержек. Метров через триста показались еще одни неприметные ворота темно-серого цвета, уже без звезд. Они автоматически открылись по сигналу с брелока сигнализации водителя. Здесь начинались владения родной конторы.

Кабинет Деда находился на втором этаже за скромной черной дерматиновой дверью. В предбаннике за компьютером сидела секретарь Галина – приятная женщина лет сорока, в свое время ушедшая с оперативной работы из-за тяжелого ранения. Чужих здесь не водилось. Их заведение числилось как отдел боевой подготовки при Управлении внешней разведки. Он чудом, благодаря мыслимым и немыслимым усилиям Деда, уцелел во время бардака перестройки под революционными лозунгами «до основанья, а затем…» Спасло только то, что отдел всегда работал автономно от общей системы и у него была своя, независимая и потому мало достижимая для непосвященных структура. Вторым фактором живучести отдела явилось непосредственное подчинение первому заместителю Главного, оставшемуся на своей должности в кадровой круговерти начала девяностых годов. И этим человеком был Николай Владимирович Осколов.

После летней сессии третьего курса Валерий сообщил другу неожиданную новость. Он уходил из военного института. Вадим был в растерянности. Никогда раньше разговор об этом не заходил. Оказалось, что такое решение было принято на состоявшемся накануне семейном совете, а вернее – после беседы с отцом. Было решено, что Валерий дальше будет учиться в МГИМО – институте международных отношений.

После окончания этого престижного вуза перед ним открывались перспективы гораздо более серьезные. Надо было только досдать ряд экзаменов в течение года. А организовать перевод брался Николай Владимирович. Его должность позволяла решить эту более чем серьезную проблему.

Вадиму было немного досадно расставаться с другом, но, с другой стороны, он понимал, что дядя Коля прав. Валерий учился блестяще, и более широкие возможности могли позволить ему найти себе лучшее применение.

То, что было задумано, свершилось. Встречаться они стали реже. Почти каждое увольнение, по выходным, Вадим приезжал на дачу к Осколовым, но Валерий часто был на занятиях в институте или со своими новыми друзьями.

В самом начале четвертого курса на кафедру физвоспитания в ВИИЯ пришел новый преподаватель. Среднего роста, лет сорока, сухой и быстрый, он мог заинтересовать курсантов на своих занятиях. Основная масса знала, что, выйдя из стен института, они будут кадровыми, но полувоенными офицерами. Такой расклад подразумевала сама специфика их профессии. Поэтому к чисто армейским дисциплинам отношение было если не пренебрежительное, то весьма прохладное. Это в полной мере относилось и к физической подготовке, хотя занятия по программе проводились и зачеты успешно сдавались.

Вадиму физическая подготовка давалась легко. У него было врожденное чувство движения, координации и природная сила.

В институте часто проводились соревнования, и он постоянно был капитаном команд курса по боксу и многоборью, всем видам борьбы, плаванию и гимнастике. К нему одно время даже прилепилось прозвище «пятнадцатиборец».

От общей утренней зарядки Вадим был освобожден, так как занимался по своему графику и программе. В любое время года, независимо от погоды, он вставал минут на сорок раньше общего подъема, делал пробежку на восемь-десять километров, а затем – комплекс гимнастических и силовых упражнений на небольшой площадке, находящейся за спортзалом.

В то сентябрьское утро Вадим встретил спортсмена, бегущего ему навстречу. Он узнал Василия Васильевича, нового преподавателя. Тот махнул на ходу рукой – мол, узнал, привет, и они разбежались. Вернувшись на спортплощадку, Вадим опять увидел его. Разминаясь, он с удивлением наблюдал за Васильичем, как потом всегда звал его. Вадим впервые видел необычные плавные движения какого-то незнакомого комплекса упражнений. В то время восточные единоборства типа ушу или кун-фу, а хуже того, приемы русской борьбы – русбоя были практически неизвестны. Знакомство с некоторыми из них было возможно только по фильму Куросавы «Гений дзюдо» да по подвальным секциям карате, тогда запрещенным.

Вадим делал свой комплекс, искоса поглядывая в сторону Ремизова. А тот, закончив плавные движения, перешел к странной и завораживающей пляске по площадке, нанося удары невидимому противнику и легко уходя от таких же невидимых ответных ударов. На следующее утро повторилось то же самое. Вадим пробовал повторять некоторые движения, но или не видел в них особого смысла в плане физической нагрузки, либо они просто не получались.

Такого с ним раньше не случалось. Он всегда легко познавал азы любого спорта. А тут с виду легкие упражнения не получались. Василий Васильевич несколько раз с едва заметной усмешкой поглядывал в сторону курсанта. На исходе второй недели Вадим не выдержал и обратился за разъяснениями к преподавателю. Тот, выслушав его, загадочно улыбнулся и предложил после ужина прийти в спортзал.

Васильич встретил Вадима в легком спортивном кимоно и борцовках. Он предложил размяться. Они вышли на середину зала. Преподаватель церемонно отвесил поклон, сложив руки перед грудью, на что юноша только растерянно кивнул. В себя Вадим пришел через пару секунд, поняв, что лежит на жестких матах. Он вскочил на ноги и ринулся в атаку, которая закончилась столь же плачевно. После беспорядочного бега за управляющей им рукой Василия Васильевича он неожиданно пошел на сальто, по окончании которого громко шлепнулся на пол. Новые попытки успеха не принесли. Тело словно отказывалось повиноваться Вадиму в то время, когда его партнер играл с ним, как с неразумным и бестолковым щенком. Его наскоки встречали пустоту или сухие, твердые, как стена, блокировки рук и ног соперника.

После очередного броска Василий Васильевич остановился. Вадим, поднявшись на ноги, стоял и тяжело дышал, в то время, как его соперник, вдвое старше юноши, абсолютно не выглядел утомленным.

Преподаватель бросил Вадиму небольшое вафельное полотенце, чтобы он утер пот, сел на маты и показал место напротив себя. Он внимательно посмотрел на Вадима и спросил:

– Ну что, как настроение? Хочешь продолжить?

Вадим в ответ упрямо кивнул головой:

– Хочу!

Василий Васильевич, ненадолго задумавшись, начал говорить.

На удивление, речь пошла не о приемах и движениях. Разговор начался с философских понятий о душе и теле человека, об истории живого на земле и предначертаниях судьбы. Вадим завороженно слушал спокойную речь, и ему было странно слышать ее из уст человека, только недавно проведшего схватку. Так познакомились учитель и ученик.

Занятия продолжались каждый вечер. Вадим чувствовал, как он меняется не только физически, но и эмоционально и становится другим – не хуже, не лучше, просто другим. Восприятие окружающего становилось более четким и резким. Тело, и ранее ему подчинявшееся без проблем, обретало большую легкость, свободу, словно начинало жить осмысленно и даже, как иногда ему казалось, самостоятельно. За год не прошло ни одной схватки между Васильичем и Вадимом. Не изучалось ни одного боевого или борцовского приема. Только дыхательные и медитирующие упражнения ушу, кунг-фу, правильные, отточенные движения рук и ног, растяжки, навыки выносливости и, как основополагающее, философия существования личности.

Странно, но у Василия Васильевича не было больше ни одного ученика. Жизнь он вел довольно аскетическую. В половине шестого утра – на зарядку вместе с Вадимом, уроки по расписанию, обед в офицерской столовой, вечером до десяти часов ежедневная тренировка вдвоем. Иногда даже казалось, что его основной целью была не преподавательская работа, а именно занятия со своим учеником.

После четвертого курса планировалась пятимесячная войсковая стажировка. Все курсанты ждали ее с нетерпением. С одной стороны, это было первое практическое применение полученных языковых знаний, а с другой – уход от казарменной, как они считали, дисциплины и, главное, первые загранкомандировки.

Все понимали, что эта стажировка определит смысл учебы и конкретизирует отношение к выбранной профессии. Восточники, которых было много на курсе, особо не ломали головы, куда их пошлют. В Афганистане продолжалось интернациональное противостояние, а их в основном и готовили для ограниченного контингента. Правда, были еще Вьетнам, Ливия, Сирия, Йемен, Ирак, куда поставлялась наша техника и работали военные специалисты из Союза. Западники радостно готовились к вояжу в благополучную Европу.

Правда, вспоминали старшекурсников, которые, как правило, после стажировки приезжали странно повзрослевшими и не очень разговорчивыми. А случалось такое, что кто-то и не возвращался доучиваться. Видимо, труд переводяг был не особо сладким не только там, где стреляли, но и в других, с виду совершенно благополучных местах. Уже в июне стала известна разнарядка и начали оформлять служебные паспорта. Несколько человек оставались в Москве, и их практика планировалась в иностранных отделах Генштаба и МИДе, где, словно в противовес, имелись отделы зарубежной армейской тематики.

Вадим получил распределение странное и непонятное, причем, как ему сказал начальник курса, по какому-то спецвызову, в воинскую часть с неизвестной дислокацией. Был только ее номер: в/ч 2273.

Отпуск перед стажировкой пролетел быстро. Съездив в родной город, Вадим сходил на кладбище, где лежали его близкие. Потом зашел к дальнему родственнику дяде Ивану, брату деда, тоже Веклемишеву, последнему, кто еще связывал его с этой фамилией. Потом вернулся и остаток отпуска провел на даче у Осколовых, помогая Людмиле Антоновне по хозяйству, в саду, загорая и купаясь в озере.

Валерия не было, он укатил в стройотряд. Татьяна также проходила практику, но возвращалась на электричке во второй половине дня. С самого начала Вадим был неравнодушен к девушке. Встречи и время, проведенное рядом с ней, постепенно усиливали это чувство. Хотя внешне ничего не проявлялось, встретившиеся взгляды и случайные касания были подобны горячим искрам, проскочившим между ними. Валерий, со своей стороны, не проявлял никаких особых знаков внимания к девушке, да и никаких разговоров между друзьями по поводу их знакомой не происходило. Они обходили, не сговариваясь, эту тему стороной. Вадим считал, что взаимоотношения Валерия и Татьяны были на уровне детской дружбы.

Впервые за четыре года знакомства Вадим и Таня остались вдвоем, и эта ситуация изменила их прежнее общение. В разговорах стало меньше шуток и насмешек. Им было интересно говорить о чем угодно – о кино и живописи, погоде и театре. Их тянуло друг к другу. И за два дня до окончания отпуска, у лесного озера, куда они, гуляя, забрели, Вадим признался Татьяне в любви. Она не ответила ни да, ни нет. Было видно, что девушка очень сильно переживает. Вадим корил себя за вырвавшиеся слова признания.

На следующий день Вадим в обычное время был на станции, но среди сошедших с электрички Татьяны не было. Он дождался еще одной – то же самое. Взволнованный, он примчался на ее дачу и застал там мать девушки. Она сообщила, что Таня позвонила и сказала, что приедет только завтра. А завтра был последний день отпуска, и вечером он должен был прибыть в институт.