Непутёвая

— Фуу, жара, отстой!!!!

– Ну и хорошо, лето же!

– А теперь холодно, фуу!

– Так здорово, не жарко!

– Бее, понедельник, на работу опять!

– Отлично! Денег заработаешь!

– Утопите кто-нибудь эту жизнерадостную тварь!!!

– Ура! Ура!!! Мы идём нырять!!!! (из Интернета)

Она шла по городу и улыбалась. Первым лучам солнца, слегка сонным домам, деревьям, кроны которых были похожи на большие, вытянутые шапки, огромному рыжему коту, дремавшему на крыльце дома из жёлтого кирпича, взъерошенным воробьям, купающимся в пыли. Женщина внезапно почувствовала, что хочет остаться здесь навсегда, что это её город. Город её мечты. Она подошла к городскому фонтану и умылась. Вода была прохладная и настолько прозрачная, что на дне можно было отчётливо увидеть разноцветные монеты. Скорее всего, их оставили здесь туристы для того, чтобы приехать ещё раз. Монет было очень много и, слегка поразмыслив, женщина, оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что никто не подсматривает, нагнулась и насобирала их целую горсть. Банковская карточка, телефон и остальные вещи остались на пароходе, а знакомых у неё здесь не было. Впрочем, пока не было…

Женщина высыпала монеты в карман ветровки и плотно застегнула молнию. Город просыпался: где-то хлопнула дверь, на соседней улочке прокукарекал петух, торговец открыл ставни своей лавки, издалека послышался стук каблуков. Все эти звуки пробуждающегося от сна города приятно ложились на сердце, хотелось просто сидеть и слушать, закрыв глаза. Она так и сделала. Легкая полудрёма овладела ею, словно кто-то, позаботившись, накинул на плечи тёплое покрывало и слегка подоткнул с боков. Прошло совсем немного времени, и она проснулась. Сильно хотелось есть. Женщина зашла в лавку и купила несколько свежих, хрустящих круассанов и пакет молока. Когда она протянула лавочнику монеты, тот внимательно рассмотрел их, укоризненно покачал головой, а потом, окинув взглядом посетительницу, улыбнулся ей и ссыпал монеты в большую жестяную банку из-под печенья. Женщина поблагодарила торговца и, бережно прижимая к груди покупки, вернулась к фонтану. Она вынула из кармана сложенную вчетверо газету, аккуратно расстелила её прямо на скамье, положила на неё круассаны, рядом примостила молоко и принялась за свою скромную трапезу. Откуда ни возьмись, прилетели вездесущие воробьи и громко чирикая, расположились недалеко от скамьи, с любопытством поглядывая на незнакомку и ожидая крошек. Женщина доела круассан и аккуратно стряхнула крошки птицам, со смехом наблюдая за возникшей суматохой. Потом снова свернула газету, положила в карман и ненадолго задумалась, решая, что же ей делать дальше. Нужно было договориться о ночлеге, подыскать подходящую работу, найти возможность позвонить родителям и сообщить им, что она жива и здорова и, возможно, скоро вернётся. Возможно…

Её звали Надежда. Она часто размышляла над своим именем и однажды пришла к выводу, что родители, прожив свою жизнь и не вкусив счастья, возложили эту миссию на неё. Она была их надеждой. Но, как это обычно бывает при ожидании, их мечтам не суждено было сбыться. По крайней мере, они так думали.

Неприятности следовали за Надей по пятам. В пять лет она сломала правую руку, упав с дерева, и почти три месяца ходила в гипсе. В пятом классе она стала плохо видеть, и пришлось выписать очки. Чтение под одеялом с фонариком дало о себе знать. В день окончания школы Надя заблудилась в лесу, куда они всем классом отправились на пикник, и пришлось вызывать спасателей. Замужество её тоже было неудачным – муж через несколько месяцев начал пить, а потом и вовсе сбежал от неё, прихватив семейные драгоценности. Череда неприятностей катилась вслед за ней плотным комом, заставляя отца чертыхаться и часто хвататься за сердце, а мать жалостливо выговаривала ей: «Какая же ты, Надька, дура непутёвая, и откуда только взялась такая, ведь вроде родила хорошую, а потом будто кто-то сглазил…». Подруг у Надежды почти не было, а те, что были, говорили о ней по-за глаза нелицеприятные вещи.

А Надя… просто жила. С детства она научилась легко относиться к неприятностям и в каждой из них находить что-то полезное для себя, в каждой видеть кусочек счастья. Это было несложно. Когда она сломала руку – появилась возможность много читать и размышлять в одиночестве, выписали очки – стала выглядеть взрослее одноклассников, никто уже её не задирал, и все прислушивались к её мнению. Заблудилась в лесу – испытала себя на выживание в трудных условиях и, вместе с тем, полюбила всем сердцем этого огромного лохматого великана с его лесными жителями, ручьями и опушками. Когда Надежду бросил муж, она была ему очень благодарна в душе, ведь не нужно было омрачать дальнейшую жизнь, растрачивая её на пьяные разборки и ругань. И пусть она заплатила за это драгоценностями – это была настолько ничтожная плата, что не стоило об этом переживать. Ведь могло быть и хуже, намного хуже…

Искать благодарность в каждой ситуации стало для Нади привычкой, она научилась видеть то, что другим порой было не под силу. Порой она старалась помочь людям увидеть то, что спрятано за гранью боли, тоски, отчаянья. Но на неё смотрели как на идиотку, отмахивались и порой даже ненавидели. Поэтому у неё не было подруг, а мужчины, узнав её немного, тут же рассеивались, как дым. Она была для всех обыкновенная дурочка, которая то и дело попадает в неприятные ситуации. Непутёвая. Никто и не догадывался, что Бог ведёт эту «непутёвую» к счастью самой трудной, а значит надёжной дорогой.

Вот и с этим круизом всё получилось не так, как надо. Прямо как у Высоцкого! Началось всё с того, что Надежда долго не получала зарплату. Организация, в которой она работала машинисткой, переживала трудные времена. Директор проворовался, и его осудили, арестовав счета, а все сотрудники были распущены по домам. Имущество выставили на торги, и погасить долги по зарплате удалось нескоро. За это время Надя научилась вязать крючком, прочла не один десяток книг, поработала в клубе собаководства и освоила графический редактор. Когда она получила на руки крупную сумму денег, особо раздумывать не стала – купила путёвку в кругосветное путешествие.

– Ой, Надька, какая же ты непутёвая! – огорчённо выговаривала мать, узнав об этом решении, – машину бы купила лучше, ездишь на трамвае, как нахлыстанная!

– Мам, я обещаю звонить вам с папой каждый день, а машина – к чему она? Я пока и так везде успеваю… А о путешествии я давно мечтала!

Надя не любила оправдываться, да и в чём она была виновата? Только в том, что непутёвая? Она вспомнила своих «путёвых» подруг с перекошенными от вечного недовольства лицами и внутренне содрогнулась. Ну уж дудки!

…А вчера она опоздала на пароход и осталась одна в этом маленьком южном городке. Без вещей, денег и документов. Но Надежда не стала переживать или закатывать истерику. Ведь она, благодаря этой неприятности, обрела своё место, нашла свой рай.

Женщина прислушалась к себе и, почувствовав внутри долгожданную тишину, радостно улыбнулась и пошла дальше. Навстречу своему счастью.

Солнечный дождь (зарисовка о деревне)

Посвящается Карпунину Игорю Арсентьевичу

Мы собрали вещи, купили продукты и мчим на полном газу в самую глушь. Не к тётке, не в Саратов. В Ковжу. Так называется урочище, которое состоит из нескольких деревень – Попово, Быково, Рябово и Кузьмино. Деревни стоят на берегу тихой речки Ковжи, которая несёт свои воды прямиком в озеро Лаче.

Ковжа – родина тестя, где он родился, вырос, где жили его предки. Он настолько привязался к этим местам, что ждет – не дождётся лета. Лето для него – это возможность посидеть на завалинке, наловить рыбы, насобирать ягод и грибов, вспомнить мать и отца, покачать свою старую, почерневшую от времени зыбку, погладить шершавые, в глубоких трещинах брёвна родного дома. Тесть снова прикоснётся душой к тем далёким временам, когда здесь бурлила жизнь – кукарекали петухи, лаяли собаки, стучали топоры, визжали пилы, да звонил к обедне колокол. Тут он по-настоящему счастлив, он дома.

Я думаю о бабушке. Как она также ждала лета в надежде увидеть родную деревню. В суровые морозы грезила о земляничных полянах, о брусничных болотах, о шумной речке. Эти воспоминания согревали её сердце, наполняли душу тихой радостью и надеждой. По весне мы приезжали в деревню. Я смотрел на бабушку и видел восторг в её глазах и неподдельное счастье. Такой взгляд бывает у ребёнка, когда ему подарят игрушку, о которой он давно мечтал. Я был рад каждый год дарить ей эту «игрушку». В это лето не получилось…

А сейчас я вижу такой же восторг в глазах тестя. От этого мне становится хорошо, такое ощущение, что я сегодня настоящий Дед Мороз и исполнил его самое сокровенное желание. Мой дед умер, когда я только родился. Порой в детстве я часто смотрел с завистью на ребят, у которых были дедушки. Они забирали внуков из детского сада, рассказывали им истории из жизни, покупали гостинцы. Однажды в моей жизни появился тесть, и иногда я стал обращаться к нему коротко: «Дед». Он и вправду заменил мне деда – научил ставить сети, управляться с мотором, распознавать разные травы, птиц, ориентироваться в лесу, да много чему научил. Бывший лесник, он был здесь хозяином – знал, в каких местах набрать полную корзину черники или морошки, где водятся белки и лисы или растут дикие яблони. Он и сейчас всё помнит, но силы уже не те, что раньше, да и сердце порой пошаливает. Ему бы поберечься, но душа по-прежнему рвётся в деревню.

– Я там всё время чем-то занят, а что мне в городе делать? Только у телевизора сидеть.., – тесть горестно вздыхает и отводит глаза, но я успеваю заметить в них слезу.

Мы едем в Ковжу. Ласково светит солнце, облака, похожие на причудливых зверей, важно плывут по небу, за окном мелькают деревья, а сзади клубится густой шлейф пыли. Проезжаем первую деревню, за ней на отдалении – вторая, потом – третья. Каждая из деревень не похожа на предыдущую. В одной дома стоят у самой дороги, задыхаются в пыли, в другой – полукругом, словно хороводят, а в третьей – разбросаны тут и там, будто горох. Я смотрю на дома. Рыба гниёт с головы, а дом – с крыши. Встречаются дома, словно девки на выданье. Крыши у них покрыты железом или «ондулином», ни дать ни взять – модные шляпы, стены обшиты «сайдингом» – словно красивые платья. Увидишь такой дом, и глаз радуется. Да и сам дом стоит весёлый, задорно поглядывая пластиковыми окнами. Есть дома попроще, покрытые, словно цветастым платком, баннером со всевозможными надписями. Тут тебе и «кухни на заказ», и «голосуй за нашего депутата», и «выгодный тариф». Дома с такими крышами стоят слегка смущенные, будто стыдятся этих надписей.

Есть и заброшенные дома. Они сиротливо жмутся и смотрят с завистью на богатых соседей. Крыши у таких домов прохудились, а где-то и вовсе рухнули, окна мрачно зияют пустотой, а из развалившихся труб не идёт дым. Всё, что у них осталось – память о прежних временах, когда они были крепкими и надёжно защищали хозяев от зимних метелей, летнего солнцепёка и дурного глаза. Хозяева уехали, и дома тихо грустят, с каждым годом пригибаются ниже и ниже к земле.

Последняя деревня у озера. Дальше – только по воде. Мы оставляем машину в самом конце деревни и спешно переносим вещи в дюралевую лодку, предварительно отчерпав из неё воду. Последним несём лодочный мотор. Он весело блестит на солнце, чувствует свободу. Я давно подметил, что вещи, стоит только человеку обратить на них внимание, словно оживают. Радуются тому, что приносят пользу, служат.

Приготовления закончены, и мы отчаливаем от берега. Я сажусь за вёсла и отплываю на глубину. Дует сильный ветер и лодку подбрасывает на волнах, как поплавок, ещё чуть-чуть и опрокинет. Страха нет, на нас спасательные жилеты, а берег пока ещё близко. Тесть дёргает за стартёр, и мотор начинает весело тарахтеть, словно окончательно просыпается после зимней спячки. Я складываю вёсла и крепко держусь за борта, высматриваю топляки – старые брёвна, которые остались от сплава леса в 60-е годы. Брёвна накрепко застряли одним концом в речном иле. Чёрные головы еле видно, но когда вода спадёт, они покажутся во всей красе. Мрачные, словно сказочные водяные, они отпугивают своим видом местных рыбаков. Стоит лодке наскочить на такое «чудище» – повредится мотор, а то и днище.

Вот и устье реки Ковжи. Ветер здесь становится слабее, покладистее. На воде играют солнечные блики. Такое ощущение, что идёт дождь, и капли с силой ударяют по воде, вызывая круги. Я слегка меняю угол зрения и вдруг вижу тонкие солнечные нити, похожие на струи дождя. Это зрелище завораживает. Мы словно попали в волшебную сказку, чудом проскочили в новую реальность. Внезапно легкое облачко закрывает солнце, и волшебство теряется, будто и не было.

Каждый поворот реки приближает нас к цели путешествия. Мы проезжаем недалеко от берега, и я вижу сваленные в беспорядке деревья у воды. Это проделки бобров. Здесь их развелось очень много. Деловитые зверьки без устали строят плотины и мастерят под водой хатки, где живут сами и хранят припасы.

Лодка проходит последний поворот, и показывается наша деревня. В ней никто не живёт, лишь изредка такие, как мы, дачники, вносим сумятицу в эти заповедные места. Наш дом приветливо машет краями баннера на крыше. Так машет хвостом собака, издали почуявшая хозяина. Тесть глушит мотор, и лодка мягко утыкается носом в берег. Старенькая баня весело косится на нас единственным закоптелым окошком. Тихо вокруг. Пространство присматривается к нам, узнаёт. Вот заливисто защёлкал соловей, «закрякал» коростель, кукушка-гадалка заново начала отсчет, «заблеял» козодой. Мир мгновенно заполнился птичьими трелями. Я занёс в дом вещи, распахнул занавески-задергушки на окнах, принёс воды и дров, затопил русскую печь на кухне и плиту в горенке. Дом стал просыпаться, наполняться теплом и уютом. Мы на скорую руку приготовили незатейливый обед: макароны с тушёнкой, нарезанные дольками огурцы и помидоры, хлеб. Ели не спеша, торопиться было некуда, да и незачем. После трапезы пили чай. Чай здесь целебный. Вода в реку попадает с окрестных болот, она слегка желтоватая и мягкая. Я добавляю в заварочный чайник листья мяты, малины, смородины, насыпаю пару ложек чёрного чая и заливаю крутым кипятком. Мы пьём по пять кружек, и всё мало. В городе нет такого чая, вода там жёсткая, хоть и прозрачная. Сразу вспоминается сказка о живой и мёртвой воде, и становится понятной спрятанная там мудрость.