Родился в дворянской семье. Отец – художник-передвижник в Петербурге, украинец, мать – актриса, русская, сообщал М. Зощенко в биографическом очерке «О себе, об идеологии и ещё кое-чём» (Литературные записки. 1922. 1 августа. № 3). В это время М. Зощенко в обычной для себя юмористической форме рассказывает о себе и своей «идеологии»:
«Вообще писателем быть очень трудновато. Скажем, тоже – идеология… Требуется нынче от писателя идеология. Вот Воронский (хороший человек) пишет:
…Писателям нужно «точнее идеологически определяться».
Этакая, право, мне неприятность! Какая, скажите, может быть у меня «точная идеология», если ни одна партия в целом меня не привлекает?
С точки зрения людей партийных, я беспринципный человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист, не эсер, не монархист, я просто русский. И к тому же политически безнравственный… Нету у меня ни к кому ненависти – вот моя «точная идеология». Ну а ещё точней? Ещё точней – пожалуйста. По общему размаху мне ближе всего большевики. И большевичить с ними я согласен… И Россию люблю мужицкую…» (Там же). В этом же очерке М. Зощенко рассказывает о своей взрослой жизни: «В 13-м году я поступил в университет. В 14-м – поехал на Кавказ. Дрался на дуэли с правоведом К. После чего почувствовал немедленно, что я человек необыкновенный, герой и авантюрист – поехал добровольцем на войну. Офицером был… А после революции скитался я по многим местам России. Был плотником, на звериный промысел ездил к Новой Земле, был сапожным подмастерьем, служил телефонистом, милиционером служил на станции «Логово», был агентом уголовного розыска, карточным игроком, конторщиком, актёром, был снова на фронте добровольцем Красной Армии…» (Там же).
А отбросив юмористическую форму, можно сказать, что к этому времени М.М. Зощенко прошёл через большие жизненные испытания. Как только началась война, он поступил на офицерские курсы, получил чин прапорщика, два года был на фронте, трижды был ранен, заслужил четыре боевых ордена, командовал батальоном в чине штабс-капитана. И в Февральскую, и в Октябрьскую революции и занимал высокое положение, и исполнял рядовые должности, работая везде, куда бы ни бросала его жизнь. С 1914 года он мечтал быть писателем, делал заметки, набрасывал планы будущих произведений, но две войны отдалили осуществление этих планов. Был в семинаре К. Чуковского, но почему-то писал не то, что от него требовали. В это время М. Зощенко много читал. Его покорили сочинения Алексея Ремизова, с которым он познакомился и читал ему свои рассказы, получая одобрение знаменитого писателя. Зощенко тянуло к юмористическим и сатирическим рассказам, постепенно сложившимся в целое повествование про господина Синебрюхова, крестьянина и участника мировой войны. Герой рассказывает своим незамысловатым языком истории, в которые он попадает из-за суеты и конфликтов мировой и революционной поры. Он участвовал в боевых действиях против немцев, получил Георгиевский крест, увлекся «прелестной паненкой Викторией Казимировной», повидался со старым князем и упрятал его драгоценное имущество, пережил и многое другое, в том числе рассказывает о своей «роскошной» жизни, затем год сидел в тюрьме, работал батраком «при полном своём семейном хозяйстве». Все эти приключения господина Синебрюхова автор записал в апреле 1921 года, книга вышла под названием «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» в Петрограде в 1922 году.
В это время Зощенко был одним из членов общества «Серапионовы братья», провозгласившего независимость искусства от политики и идеологии. Лев Лунц в очерке «Почему мы Серапионовы братья» вспоминает: в феврале 1921 года, «в период величайших регламентаций, регистраций и казарменного упорядочения, когда всем дан один железный и скучный устав, мы решили собираться без уставов, председателя, без выборов и голосований». И развивает свою тему, с которой был полностью согласен М.М. Зощенко: «Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность. Пора сказать, что некоммунистический рассказ может быть бездарным, но может быть гениальным. И нам всё равно, с кем был Блок-поэт, автор «Двенадцати», Бунин-писатель, автор «Господина из Сан-Франциско»… Мы верим, что литературные химеры – особая реальность, и мы не хотим утилитаризма. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь. И, как сама жизнь, оно без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать». Декларация не полностью устраивала всех «серапионов», но пафос её вполне устраивал всех членов общества, в том числе и М.М. Зощенко.
В журналах, газетах и альманахах 1922 года стали появляться рассказы М. Зощенко: «Лялька Пятьдесят», «Чёрная магия», «Весёлая жизнь», «Любовь», «Гришка Жиган», «Искушение», «Последний барин», в 1923 году увидели свет десятки других рассказов, в 1924 году бурная писательская деятельность продолжалась. Темы рассказов самые актуальные – о проститутках, о ворах и бандитах, о начальниках и подчинённых, о попах и взятках, о жертвах и героях революции. Вот рассказ «Жертва революции», в котором автор рассказывает, как Ефим Григорьевич снял сапог, показал «какие-то зажившие ссадины и царапины» и добавил, что он «был жертвой революции», «был задавлен революционным мотором». Дело же оказалось проще простого: он служил у графа полотёром, в доме пропали часы, подозрение пало на него, он, вспомнив, что положил часы в «кувшинчик с пудрой», побежал в дом графа, там его арестовали и ведут к машине, которая двинулась и задела полотёра. А про «Аристократку» в то время все знали, рассказ чуть ли не на всех подмостках читали знаменитые артисты. Дело тоже проще простого. Работник жилтоварищества, опять же своим неповторимым языком, рассказывает, как он познакомился с «аристократкой» и пригласил её в театр. «Аристократка» съела в буфете три пирожных, а денег у рассказчика было мало:
«И берёт третье.
Я говорю:
– Натощак – не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет, говорит, мы привыкшие.
И берёт четвёртое.
Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи, говорю, взад!» (Зощенко М. Собр.: В 4 т. М., 2009. Т. 1. С. 229).
М. Зощенко видел, что читатели и критики преувеличивали «смешное» в его рассказах, и решил пояснить свои творческие замыслы: «Они не юмористические. Под юмористическими мы понимаем рассказы, написанные для того, чтобы посмешить; это складывалось помимо меня – это особенность моей работы» (Зощенко М. Как я работаю // Литературная учёба. 1930. № 3. С. 110).
Но М. Зощенко писал не только юмористические и сатирические рассказы, сделавшие его знаменитым. С 1923 по 1926 год М. Зощенко опубликовал в разных журналах и альманахах семь повестей, которые вышли книгой под названием «О чём пел соловей» (Л.: Госиздат, 1927) с подзаголовком «Сентиментальные повести». В следующих изданиях сборник стал называться «Сентиментальные повести» с четырьмя предисловиями к изданиям. «Эта книга, эти сентиментальные повести написаны в самый разгар нэпа и революции.
И читатель, конечно, вправе потребовать от автора настоящего революционного содержания, крупных тем, планетарных заданий и героического пафоса – одним словом, полной и высокой идеологии.
Не желая вводить небогатого покупателя в излишние траты, автор спешит уведомить с глубокой душевной болью, что в этой сентиментальной книге не много будет героического.
Эта книга специально написана о маленьком человеке, об обывателе, во всей его неприглядной красе» (Зощенко М. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 7). Далее читатели узнают, что писал эти повести И.В. Коленкоров, потом идут подробности его биографии, а только потом мы узнаём, что автор – это М. Зощенко. И появляются одна за другой «Коза», «Аполлон и Тамара», «Мудрость», «Люди», «Страшная ночь», «О чём пел соловей», «Весёлое приключение». И Забежкин как персонаж повести «Коза» – типичный персонаж «среднеинтеллигентского типа», который из-за своей тупости попадает в нелепое положение, отсюда и весь неприглядный конец этой истории. Сборник «Сентиментальные повести» подвергся резкой рапповской критике. М. Зощенко вынужден был кое-что пояснить в своей творческой работе. «Дело в том, – писал М. Зощенко в статье «О себе, о критиках и о своей работе», – что в повестях («Сентиментальные повести») я беру человека исключительно интеллигентного. В мелких же рассказах я пишу о человеке более простом. И само задание, сама тема, тема и типы диктуют мне форму… Когда критики, а это бывает часто, делят мою работу на две части: вот, дескать, мои повести – высокая литература, а вот эти мелкие рассказики – журнальная юмористика, сатирикон, собачья ерунда, это неверно.
И повести, и мелкие рассказы я пишу одной и той же рукой. И у меня нет такого тонкого подразделения: вот, дескать, сейчас я напишу собачью ерунду, а вот повесть для потомства.
Правда, по внешней форме повесть моя ближе подходит к образцам так называемой высокой литературы. В ней, я бы сказал, больше литературных традиций, чем в моём юмористическом рассказе. Но качественность их лично для меня одинакова» (Зощенко М.. Статьи и материалы. Л., 1928. С. 9).
М. Зощенко вспоминает, что А.М. Горький, с которым он познакомился в 1921 году, резко критиковал одно из его сочинений настолько убедительно, что М. Зощенко отказался предлагать вещь в печать. Но все последующие вещи А.М. Горький очень хвалил, выделяя юмористический и сатирический талант автора. Биографы напоминают своим читателям, что у М. Зощенко с 1922 года, когда у него вышел первый сборник «Рассказы Назара Ильича, господина Си небрюхова», по 1946 год, день критической оценки творчества на Сек ретариате ЦК КПСС, вышло в разных издательствах больше девя но ста книг и книжечек, о нём очень много писали, высказывая и положительные, и резко отрицательные суждения, но отзывы А.М. Горького остаются незыблемыми для многих читателей его сочинений. Два шеститомника Собраний сочинений вышло в это время у М.М. Зощенко.
В 1930 году М. Зощенко послал А.М. Горькому свои книги, и Горький тут же ему ответил: «Недавно – недель шесть тому назад – получил четыре томика ваших рассказов (Зощенко М. Собр. соч. Л.: Прибой, 1929—1931. Т. 1—6. – В. П.) – исподволь прочитал их и часто читаю вслух, – вечерами, после обеда – своей семье и гостям. Отличный язык выработали вы, М.М., и замечательно легко владеете им. И юмор у вас очень «свой». Я высоко ценю вашу работу, поверьте: это – не комплимент. Ценю и уверен, что вы напишете весьма крупные вещи. Данные сатирика у вас – налицо, чувство иронии очень острое, и лирика сопровождает крайне оригинально. Такого соотношения иронии и лирики я не знаю в литературе ни у кого, лишь изредка удавалось это Питеру Альтенберг, австрийцу, о котором Р.М. Рильке сказал: «Он иронизирует, как влюблённый в некрасивую женщину» (Горький и советские писатели. М., 1963. С. 159).
Но в натуре М.М. Зощенко было и то, что весьма натурально характеризует его личность в эти разнузданные нэповские годы. Вспоминая рассказ М. Зощенко «Забавное приключение», биограф писателя А.К. Жолковский писал: «Иногда Михаил Зощенко знакомится со своими дамами в обществе их мужей… а в дальнейшем после окончания романов обедает или живёт в гостях у бывших любовниц и их новых мужей. Нередко М.З. вступает в связи с женщинами, у которых есть муж и другой любовник, а то и несколько…» (Жолковский А.К. Михаил Зощенко, поэтика недоверия. М., 1999. С. 102). Вот за эту чрезмерную увлечённость любовными связями он и получил прозвище – «пошляк», о котором хорошо знали в верхах государства.
В 30-х годах сатира и юмор начали исчезать из художественной литературы, господствовавшая тогда рапповская критика увидела в этом направлении клеветнические помыслы писателей, якобы старавшихся разоблачить весь советский быт и сложившиеся обычаи. Всеволод Мейерхольд задумал поставить на сцене комедию М. Зощенко «Уважаемый товарищ», но из этого ничего не получилось. И в этом случае М. Зощенко не унывает. В письме А.М. Горькому 30 сентября 1930 года он писал:
«Я бы не хотел, чтобы вы имели обо мне ложное представление. Мебель и квартира никогда еще не играли никакой роли в моей жизни. Я живу в той же обстановке, как и в 19-м году. И сплю на той же кровати, на которой спал до того, как сделаться писателем. Правда, я больной, и тишина мне другой раз просто необходима, но, пожалуй, и к этому можно привыкнуть.
О проекте
О подписке