15 мая 1956 года во многих газетах Советского Союза было опубликовано сообщение «От Центрального Комитета КПСС»: «Центральный Комитет КПСС с прискорбием извещает, что 13 мая безвременно трагически погиб товарищ Фадеев Александр Александрович – крупный советский писатель, кандидат в члены ЦК КПСС, Секретарь Правления Союза писателей СССР, депутат Верховного Совета СССР». И далее из некролога:
«Безвременно ушёл из жизни один из талантливых советских писателей, автор широко известных и любимых народом художественных произведений.
Александр Александрович Фадеев родился в городе Кимры Калининской области в 1901 году в семье фельдшера. Детство и юность его прошли на Дальнем Востоке. Семнадцатилетним юношей А.А. Фадеев начинает революционную деятельность. В 1918 году он вступает в Коммунистическую партию, работает в большевистском подполье, боровшемся против колчаковцев и японских интервентов. В 1919—1920 годах он участвует в партизанской борьбе на Дальнем Востоке против белогвардейцев и интервентов, а после разгрома Колчака – на политической работе в Красной Армии. Литературную деятельность А.А. Фадеев начал в 1922 году. Повесть «Разгром», опубликованная в 1927 году и принёсшая ему широкую известность, принадлежит к числу выдающихся произведений советской литературы. В последние годы А.А. Фадеев страдал тяжёлым прогрессирующим недугом – алкоголизмом, который привёл к ослаблению его творческой деятельности. Принимаемые в течение нескольких лет различные лечебные меры не дали положительных результатов. В состоянии тяжёлой душевной депрессии, вызванной очередным приступом болезни, А.А. Фадеев покончил жизнь самоубийством…» (Труд. 1956. 15 мая).
По свидетельству очевидцев, на теле А.А. Фадеева лежал толстый конверт с письмом, который тут же исчез, как только явились сотрудники НКВД. Спустя годы мы узнали, что написал Фадеев перед самоубийством, и это письмо раскрывает подлинные причины происшедшего с ним. Всем было известно, что А.А. Фадеев крепко пил, порой его находили в канавах посёлка Переделкино, но он застрелился вовсе не поэтому. Много лет ему приходилось быть наверху, совершать компромиссы с совестью, а после смерти Сталина к нему хлынул поток писем освобождённых из заключения писателей, полностью реабилитированных. И этот гнёт раздавил его. Фадеев написал письмо «В ЦК КПСС», тем самым людям, с которыми ему приходилось работать:
«Не вижу возможности дальше жить, т. к. искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы – в числе, которое даже и не снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли, благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; всё остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40—50 лет.
Литература – эта святая святых – отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа, и с самых «высоких» трибун – таких, как Московская конференция или ХХ партсъезд, раздался новый лозунг «Ату её!». Тот путь, которым собираются «исправить», вызывает возмущение: собрана группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в таком же состоянии затравленности и потому не могущих сказать правду, – и выводы, глубоко антиленинские, ибо исходят из бюрократических привычек, сопровождаются угрозой всё той же «дубинкой».
С каким чувством свободы и открытости мира входило моё поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и ещё могли создать!
Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это – «партийностью». И теперь, когда всё можно было исправить, сказалась примитивность, невежественность – при возмутительной дозе самоуверенности – тех, кто должен был бы всё это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в положении париев и – по возрасту своему – скоро умрут. И нет никакого стимула в душе, чтобы творить…
Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одарённый Богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединённая с прекрасными идеями коммунизма.
Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни своей, невыносимо вспоминать всё то количество окриков, внушений, поучений и просто идеологических порок, которые обрушились на меня, – кем наш чудесный народ вправе был гордиться в силу подлинности и скромности глубоко внутренней глубоко коммунистического таланта моего. Литература – этот высший плот нового строя – унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать ещё худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти – невежды.
Жизнь моя как писателя теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни.
Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже 3 лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять.
Прошу похоронить меня рядом с матерью моей.
Ал. Фадеев.
13/V. 56».
В этих двух документах изложена трагическая биография одарённого художника, написавшего замечательные романы «Разгром» и «Молодая гвардия», но ставшего управляемым бюрократами, сотрудниками ЦК ВКП(б) и ЦК КПСС, которые под словом «партийность» подразумевали узкую, сухую схему подчинения «низов», народа «верху», партийным сотрудникам до самого «верха». При Хрущёве сложилась та же система «культа личности», которая была осуждена во всех партийных программах. Отсюда ненависть А.А. Фадеева к партийным бюрократам, с которыми не только работать невозможно, но и жить.
А.А. Фадеев при всей своей одарённости был чуток и гибок в отношениях с власть имущими. Ему казалось, что рапповское движение выражает подлинное новаторство в духе марксистско-ленинского учения, ему казалось, что в 20-х годах побеждают Троцкий, Зиновьев, Каменев и их сподвижники, и, раздумывая, как назвать главного героя «Разгрома», наконец Фадеев назвал его – Левинсон. Много лет он дружил с Розалией Самойловной Землячкой, знал о её революционных заслугах, знал и о том, что она и Б. Кун приказали уничтожить десятки тысяч белых офицеров после того, как те прекратили сопротивление при условии сохранения им жизни. Знал и следовал её советам. Письма Фадеева Землячке свидетельствуют об этом.
В письме Ромену Роллану А.М. Горький выделил среди произведений молодых талантливых писателей и «Разгром» А. Фадеева. И когда формировал коллектив писателей для «Истории Гражданской войны», то по истории Дальнего Востока среди авторов назвал и А. Фадеева. А когда А. Фадеев стал ведущим руководителем РАППа и главным редактором журнала «Октябрь», то А.М. Горький послал ему рукопись «Тихого Дона» с просьбой решить вопрос о её публикации. А. Фадеев был за публикацию романа, но с большими сокращениями и коренной переработкой текста. «Тихий Дон» был напечатан после того, как его прочитал Сталин. Десятки статей написал за это время А. Фадеев. Главнейшей задачей русских писателей он считал создание советского положительного героя. И эти призывы продолжались всю его писательскую жизнь. Под его влиянием создавалась «теория бесконфликтности», под его влиянием его ближайший сподвижник В. Ермилов разгромил превосходный рассказ Андрея Платонова «Возвращение».
A. Фадеев в программной статье «Задачи литературной теории и критики», которой открывается сборник «Проблемы социалистического реализма» (М.: Советский писатель, 1948), заявил о «неудовлетворительном состоянии нашей литературной критики», о полной поддержке постановления Центрального Комитета партии по вопросам литературы и искусства и доклада товарища Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». Ссылаясь на Ленина, на Жданова, Фадеев пишет:
«Могут спросить: возможно ли правдиво дать живой человеческий характер таким, «каков он есть», и одновременно таким, «каким он должен быть»? Конечно. Это не только не умаляет силы реализма, а это и есть подлинный реализм. Жизнь надо брать в её революционном развитии как яблоко, выращенное в саду, особенно в таком саду, как сад Мичурина, – это яблоко такое, «как оно есть», такое, «каким оно должно быть». Это яблоко больше выражает сущность яблока, чем дикий лесной плод.
Так и социалистический реализм» (Там же. С. 12).
А. Фадеев называет книгу И. Нусинова «Пушкин и мировая литература» (1941) примером «низкопоклонства перед заграницей», считает, что «это очень вредная книга»; подвергает острой критике книгу B. Шишмарёва «Александр Веселовский и русская литература» (1946); обрушивается на «грязный, зоологический натурализм Пильняка и рядом с ним реакционную «романтику» Клюева»; на «обывательское злопыхательство Зощенко и религиозную эротику Ахматовой»; острой критике А. Фадеев подвергает литературную группу «Серапионовы братья», Всеволода Иванова, «творческое недомогание Шкловского», «отсталые позиции» Пастернака. «Как выглядит наш идейный противник сегодня? – спрашивает Фадеев и отвечает: – С одного конца вдруг вылезает что-нибудь вроде «Семьи Ивановых» А. Платонова, где советский человек показан низменным, пошлым, а с другого нет-нет да и вылезут стишки индивидуалистического порядка, с пессимизмом, нытьем. Это две ипостаси одного и того же явления» (Там же. С. 40).
Узнав о героической смерти молодогвардейцев, А. Фадеев захотел написать роман о действиях комсомольской группы во главе с Олегом Кошевым. Он поехал в Краснодон, познакомился с родными и близкими, и на глазах стали вырисовываться образы молодых героев, их настроения, действия, диалоги. За год и девять месяцев Фадеев написал роман «Молодая гвардия». В 1945 году роман был опубликован, в тот же год ему была присуждена Сталинская премия первой степени. В 1947 году, преодолевая хор положительных рецензий, Сталин прочитал роман и высказал несколько серьёзных упреков. Эта весть быстро разнеслась по идеологическим кругам, автору сообщили, что при переиздании надо учесть критику: в романе нет партийных руководителей. А. Фадеев послушно начал доработку романа, ввел в роман образы коммунистов Ивана Проценко, Филиппа Лютикова, Николая Баракова, организаторов подполья в Краснодоне. Вторая редакция романа вышла в свет в 1951 году, хор критиков одобрил и этот вариант издания. Но в душе автор остался недоволен.
Роман «Чёрная металлургия», частично опубликованный в журнале «Огонёк», полностью разочаровал А. Фадеева: взятый им материал из следственного дела о преступниках и вредителях оказался ложным, преступники и вредители были полностью оправданы, а конфликт фальшивым.
И снова с грустью вспоминаешь письмо А.А. Фадеева в ЦК КПСС, в котором он дал трагическую характеристику своей литературной деятельности. «У Фадеева было много причин для самоубийства, – вспоминал В. Каверин, – и разговор с самим собой продолжался долго, быть может несколько лет, прежде чем трагически оборвался. Небольшой писатель, имя которого едва ли останется в нашей литературе, он был вознесён на неслыханную административную высоту и занимал в литературе положение близкое к тому, которое Сталин занимал в стране. Отличаясь таким образом от других писателей, он, в результате полной зависимости от Сталина, решительно ничем от них не отличался. Неестественную идею управления литературой он воплощал с ловкостью и изяществом, которыми восхищался даже требовательный Эренбург… Он хотел участвовать в литературе как писатель, а не палач, а между тем его положение постепенно убивало в нём возможность писать, не оставляя для творчества ни малейшего места…» (Каверин В. Эпилог. Мемуары. М., 1989. С. 313). Здесь среди верных наблюдений есть и противоречивые, и ложные. Палач не может быть трагическим героем, не может так мучительно страдать от того положения, в котором он очутился. Ему бы писать, а он делал то, что могли бы сделать и без него, отсюда и мучительные запои, и болезни, и четырёхмесячное лечение в Кремлёвской больнице. И при всей зависимости «от сатрапа Сталина» А. Фадеев воздавал должное его образованности, глубине оценки происходящего, чуткости к кандидатам на Сталинскую премию, умению отметать всё несущественное, второстепенное, личное в биографии кандидата. Дмитрий Бузин, крупный экономист и администратор, вспоминает слова А. Фадеева о Сталине, когда тот заговорил о присуждении Сталинской премии Степану Злобину за роман «Степан Разин». Фадеев напомнил Сталину, что Степан Злобин был в Белой армии, был в плену у немцев. И это, дескать, было мотивом, почему Степан Злобин не был включён в список кандидатов на Сталинскую премию. Сталин не согласился с Фадеевым и сказал: «– Товарищ Фадеев, по поводу оценки романа я вынужден буду выступить против вас. За «Степана Разина». За Степана Злобина. За присуждение ему премии. Думаю, что и роман, и его автор того стоят…» …На заседании в ЦК я доложил о решениях Комитета по премиям на 1952 год… А в заключение обсуждения Сталин, тоже ни словом не упомянув о нашей беседе, предложил обсудить вопрос о дополнительном выдвижении, вернее, присуждении премии Степану Злобину за роман «Степан Разин». С большим знанием и в литературе, и истории Сталин разобрал произведение Злобина», а потом, обратившись к членам Комитета, попросил высказать своё мнение о романе. Но мало было тех, кто читал роман. Отложили на несколько дней. Потом единодушно присудили премию Степану Злобину за роман «Степан Разин». Сталин прямо сказал Фадееву о его сомнениях в анкетных данных Степана Злобина: «– А что, товарищ Фадеев, писатель Злобин состоит в Союзе литераторов? Является ли он его членом? Советским писателем? Вы его не исключали из Союза советских писателей за эти самые «анкетные данные»? – чёткими рублеными фразами вопрошал он меня… – Так чего же тогда хотите от Злобина сверх того, что он имеет и в себе носит? Находился в Белой армии! Может быть, по принуждению? Или по ошибке молодости?! Случалось и так. Был в фашистском плену?! В фашистской неволе, к сожалению, не исключено, в результате наших ошибок…»
Конечно, в этом споре Сталин был прав: Злобину дали Сталинскую премию.
А.А. Фадеев навсегда останется в истории русской литературы ХХ века как своими художественными произведениями, романами «Разгром» и «Молодая гвардия», так и своим мощным организаторским талантом, человеком, который много делал в угоду властей, но отстаивал и интересы писателей.
Фадеев А.А. Собр. соч.: В 7 т. М., 1969—1971.
О проекте
О подписке