– На Фудзи восходят. А в «Фуджи билдинг» вы поднимаетесь на последний этаж лифтом, а потом идете вниз по лестнице, звоня во все двери. Некоторые двери с первого раза не откроются, поэтому итерацию придется повторить. Вы опять поднимаетесь на лифте и спускаетесь вниз по лестнице, и так неограниченное количество раз. Постоянные клиенты этого маршрута даже прозвали мой стартап стартдауном. Потому что каждый раз – вверх на лифте и вниз по ступенькам… На ступеньках, между прочим, и происходит самое интересное.

– Например?

– Например, вы можете оставить на стене свою каллиграфию. Уже есть переведенный на японский вариант – «О улиткин, сползая по «Фуджи билдинг», лучше поторопись…» Потому что хороших телочек разберут, такой смысл.

– Понял, – сказал Федор Семенович.

– Представляете, вы наносите японскую надпись через трафарет, потом трафарет прячете, чтобы казалось, что вы это секунду назад маркером написали – и тут на лестнице появляются два туриста-интеллектуала из Японии. Читают, смеются, кланяются и вежливо хлопают вам в ладоши… Могут даже назвать вас сенсеем.

– Какие туристы? Ты же говорил, вы все здание снимаете.

– Правильно. Другие посетители – это нанятые нами актеры. Они вступают с вами в диспуты о жизни, бегут вниз по лестнице с вами наперегонки, сражаются за лучших проституток и вообще определенным образом на вас реагируют в зависимости от выбранного вами скрипта.

– Например?

– Например, пугаются вас и убегают. Или, наоборот, ведут себя агрессивно, пытаются на вас напасть – и вы даете им мужественный отпор. Представьте, набить мускулистому наглецу рожу перед дрожащей девочкой и сразу же на эту девочку взгромоздиться… Все древнейшие инстинкты задействованы в одном комплексном опыте. У нас на такую конфигурацию очень большой спрос, особенно у тех, кто в реальной жизни не может по своим… Впрочем, неважно. Мы формируем индивидуальный тур под любые запросы. Даже помогаем понять, чего вы на самом деле хотите.

– Чего, опять психоаналитик?

– Не хотите, можно и без него. Просто заполните несколько анкет, потом обсудим с нашим координатором конкретное наполнение программы, подберем незнакомок и незнакомцев, которые случайно встретятся на лестнице – и вы переживете совершенно незабываемое уникальное приключение всей жизни…

– А-а-а-а, – протянул Федор Семенович. – Вот теперь, кажется, понял.

– Что вы поняли?

– Да разговор один пьяный у Рината. Что Баргашов веществ пережрал, и с ним бэд трип случился на какой-то длинной лестнице. Бегал, говорят, в наручниках, голый и со вставшим хуем – двадцать этажей вниз, двадцать вверх, и так всю ночь. Вообще остановить не могли, пока тазером не повалили. Это про это твое «FUJI-Ё», да?

Лицо Дамиана мгновенно стало каменным и непроницаемым.

– Федор Семенович, я никак не могу комментировать ситуацию с другими клиентами. Вы же знаете.

Федор Семенович некоторое время думал, а потом отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Не надо мне публичного дома с мордобоем. Я, может, не ангел, но все-таки и не такая свинья. Чтобы по лестнице бегать в наручниках и с этим самым. Я вообще устал от свинства и блядства, Дамиан. Мне его и в жизни хватает – а ты хочешь, чтобы я в свободное время в него вкладывался.

Дамиан чуть покраснел и уже открыл было рот, но Федор Семенович остановил его жестом.

– Нет, я понимаю, что другим это может быть интересно. Но у тебя уклон какой-то… Извини, подростковый. Для тех, кто до сих пор от недоеба страдает. А я про пизду давно уже все знаю. Все вообще, что можно.

– Вы в этом уверены? – улыбнулся Дамиан. – Ой, не зарекайтесь.

– Уверен, Дамиан. Ты мне сейчас пытаешься впарить обычный платный секс в другой упаковке, и все. А если эти упаковки снять, что останется? Вот это…

И Федор Семенович сделал непристойный жест двумя руками.

– Я немного не так вижу свою роль, – ответил Дамиан. – Даже совсем не так. Я организую комплексный культурно-эстетический опыт, где секс является только одним из множества элементов.

– А если этот элемент убрать? Кто тогда на твою фуджи-еблю подпишется? Дураком меня не считай, пожалуйста.

– Я ни в коем случае и не…

– И про тантрический секс тоже втирать не надо. Я пробовал. Может, в Тибете он тантрический, а у нас все равно получается самый обычный половой. У меня для этих целей вон бассейн есть с русалками. И по этой части мне от тебя ничего не нужно, я сразу говорю. Вообще ничего.

– А чего бы вам тогда хотелось? – спросил Дамиан.

– Ты мне что-нибудь духоподъемное предложи.

– Духоподъемное? В каком смысле?

– Чтобы программа была не для того, что ниже пояса, а для того, что выше. Для души.

– Вы думаете, душа выше пояса?

– Надо полагать, – поднял брови Федор Семенович. – В фигуральном смысле, во всяком случае. А у тебя что, другие сведения?

– Много противоречивой информации.

– Например?

– Для начала, душа не имеет четкого телесного адреса, – ответил Дамиан. – Потому что она по определению именно то, что не является телом. Можно говорить только об условной точке, где она к телу привязана. Вот вы «Петра Первого» читали в школе?

– Читал.

– Помните, когда Лефорт умирает, доктор царю докладывает – мол, сухие жилы, которыми по нашей науке душа прикреплена к телу, переполнены у больного мокротами и следует ожидать полного отделения первой от последнего…

– Да, – оживился Федор Семенович, – помню. Я еще развеселился, когда читал.

– На самом деле, – продолжал Дамиан, – эти «сухие жилы» – скорее всего, выдумка писателя. Рене Декарт – и, соответственно, европейская традиция, к которой принадлежал лекарь Лефорта – считал в то время, что душа прикреплена к телу через шишковидную железу. Это такая горошина в центре мозга. Восточные традиции, наоборот, привязывают точку сцепления к чакре муладхаре, откуда дух поднимается по позвоночнику в качестве силы кундалини. Эта чакра ниже пояса – она в копчике. А японцы помещают место связи духовного с материальным точно в центр тяжести человеческого тела, середину живота. То есть не выше пояса и не ниже, а прямо на нем. Такая геометрия снимает, так сказать, всякое противоречие между верхом и низом.

– Не слышал, – сказал Федор Семенович.

– Слышали, слышали. Это та самая точка «хара», которую взрезают во время харакири.

– Ну ладно, – сказал Федор Семенович, – ты парень подкованный, вижу. Но мне не особо важно, где душа крепится к телу. Мне важно, чтобы я в этой душе что-то такое пережил. Что-то высокое и окрыляющее. Светлое. Вот такое, из-за чего люди симфонии сочиняют, в затвор уходят, и так далее. Что-то новое понял про жизнь и про себя… Чтобы опыт этот не в говно опускал, а поднимал к небу. Преобразовывал. В хорошем позитивном смысле. Такое у тебя есть в программе? Чего улыбаешься?

– Знаете, такой анекдот был. Если хочется большого и чистого, пойдите в зоопарк и попроситесь вымыть слона.

Федор Семенович засмеялся.

– А еще говорите, не было катарсиса, – продолжал Дамиан. – Вот он, катарсис. Когда все трещины в подсознании закрыты и психика оздоровлена, вот тогда и тянет слонов мыть. Возникает повышенный интерес к духовным вопросам. Так что не зря вы на «Помпейский поцелуй» подписывались. Уже сейчас видно.

– Да? То есть все благодаря тебе? Мозги ты промывать умеешь, Дамиан.

Дамиан сделал такое лицо, словно услышал комплимент.

– Ну так что? – повторил Федор Семенович. – Есть у тебя что-то необычное? Волшебное? Не поебаться в наручниках, не слона вымыть, а такое, про что я даже не подозреваю вообще. Ошеломляющее. Небывалое. Только без наркоты. Без таблеток, без уколов. Настоящее. Сильное. Светлое.

– Между прочим, – сказал Дамиан, – вы сейчас призываете меня пойти против всего морального опыта человечества.

– Почему?

– То, что вы описываете, называется, если совсем коротко, духовной радостью. Это высшее человеческое счастье. Принято считать, что такие вещи не продаются и не покупаются – это божья награда праведникам. А вы хотите это счастье купить.

– Правильно, – ответил Федор Семенович. – Хочу. Потому что все, кроме такого счастья, у меня есть. Вопрос в том, можешь ли ты мне его продать?

– Будете смеяться, могу, – улыбнулся Дамиан. – Но дорого. Во втором таере счастья нет. Есть в третьем.

– Сколько?

Дамиан вынул телефон, что-то набрал на нем и показал экран Федору Семеновичу.

– Ого, – присвистнул тот. – И что, есть клиенты?

– Там три клиентские ниши. Две уже заняты.

– За такие деньги, Дамиан, в рай можно уехать. На постоянное жительство.

– Это нечто похожее, Федор Семенович.

– Ну-ка, расскажи.

– Цена вас не смущает?

– Я тебе объясню, – внезапно разозлился Федор Семенович, – смущает она меня или нет, когда пойму, что это такое. Ты кончай эти свои, блять, коммуникативно-торговые трюки. А то я напомнить могу, кто ты и кто я.

Дамиан чуточку побледнел.

– Я расскажу, конечно. Но надо сначала очень четко договориться о терминах. Давайте вместе определим – что такое счастье?

– Ну не знаю, как его определить, – ответил Федор Семенович. – Я не философ. Но обещаю тебе, что узнаю сразу. Не ошибусь и не спутаю.

– Да, – сказал Дамиан, – согласен. Счастье ни с чем не спутаешь. Но оно бывает сильным, слабым, мимолетным, нечаянным и так далее. А бывает высшим. Вы какое хотите?

– Высшее, конечно. Самое сильное и глубокое счастье, какое только может быть.

– Я так и подумал. Но ведь здесь должен быть какой-то объективный критерий, верно? Чтобы мы ясно понимали, о чем говорим. А то, с одной стороны, вы хотите высшее, а с другой – самое глубокое. Уже на вербальном уровне противоречие.

– Критерий нужен, – согласился Федор Семенович. – Но как ты его введешь?

– Единственный способ – научный. Вы немного представляете себе нейрологический механизм этого самого счастья?

– Смутно, – сказал Федор Семенович и повертел рукой в воздухе. – Наверно, что-то такое в клетках головного мозга.

– Верно, – отозвался Дамиан. – Совершенно верно. Как и все остальные наши переживания, это особый электрохимический процесс, сопровождающийся выделением нейротрансмиттеров и возникновением нейронных цепей. То есть, если перевести на бытовой язык, счастье – это когда мозг дает сам себе немного сладкой морковки. Потому что все на самом деле происходит в нем.

– Если так рассуждать, все хорошее, что с нами бывает – это когда мозг дает себе сладкой моркови.

– Так и есть, – сказал Дамиан. – К этому сводится все бесконечное разнообразие человеческих радостей. Мозг впрыскивает себе немного сиропа – вернее, коктейль из сиропов, их у него несколько видов – и делает нас счастливыми. Проблема, однако, в том, что мозг выделяет сироп не по нашему желанию, а в строгом соответствии со своими внутренними правилами. Я имею в виду биологические, социальные и прочие программы… Чтобы крантик открылся, должно произойти что-то предусмотренное сценарием. Любовь. Успех. Признание. Избавление от угрозы – и так далее.

– Ну понятно, – кивнул Федор Семенович. – Человек – социальное животное.

– Сегодня можно формулировать точнее. Человек – это программируемое животное. Но эти программы, увы, пишем не мы сами. Их сочиняют природа и общество, и вовсе не для нашего с вами удовольствия, как вы, наверно, замечали…

– Замечал, – сказал Федор Семенович. – Ты давай к сути.

– Уже. Представьте себе, что существует программа, разрешающая мозгу хомячить сладкую морковку просто так. Даже не разрешающая – предписывающая. В максимальных объемах, которые он способен переварить. Без всякой фармакологии и вреда для здоровья. Разве это не будет субъективно переживаться как сбыча всех мечт и величайшее счастье?

– Наверно, будет, – ответил Федор Семенович.

– Можем мы это взять за критерий?

– Взять-то можем. Вот только программ таких, наверное, нет.

– Почему вы так думаете?

– А зачем тогда нужны другие? Человек грыз бы морковку целыми днями, и все. И ничего больше не хотел бы.

Дамиан засмеялся.

– Очень точное замечание. Тем не менее такие программы существуют. Вернее, существовали. Мало того, они были весьма распространены и полностью социально одобрены. Во всяком случае, тем обществом, которое имело о них представление.

– Тогда про них знали бы все.

– А все и знали. Правда, давным-давно. Две с половиной тысячи лет назад.

– Ты о чем?

Дамиан встал из своего кресла и прошелся взад-вперед по спальне.

– Федор Семенович, – сказал он, – вы слышали когда-нибудь о Палийском каноне?