Тому, кто вырос в Израиле, это чувство прививается с детства. Сначала подросток вступает в молодежные бригады, где его учат стрелять. Мне исполнилось 14, а я уже был вторым из лучших израильских стрелков. Я пользовался снайперской винтовкой «Штуцер» и выбивал 192 очка из 200, только на четыре пункта отстав от победителя.

Затем я прослужил несколько лет в армии. Итак, я знал – или, по меньшей мере, думал, что знал, на что иду.

Конечно, не каждый израильтянин слепо марширует строем, но вербовщики Моссад, выискивая новых рекрутов, подбирают именно таких людей, в том числе и с помощью психологических тестов. На такой стадии главная предпосылка – найти тех, кто делает все, что им скажут. Тот, кто задает вопросы, может провалить к чертям всю операцию.

Я тогда был членом Партии труда в Херцлии и достаточно активен в этом городе. Я мыслил довольно либерально, так что все время чувствовал внутренний конфликт между моими убеждениями и служебным долгом. Вся система стоит на том, чтобы в самом начале выбрать правильных кандидатов, которых затем подвергнут со временем промывке мозгов и сделают из них идеальных служак. Как гласит пословица – хочешь раздавить помидоры – выбирай зрелые. Можно помять и зеленые, но зачем? Они ведь твердые…

За первые шесть недель не происходило ничего. Я работал в бюро в городе, «девочкой на все случаи жизни» и курьером. Но однажды холодным февральским днем 1984 года меня и еще 14 других посадили в микроавтобус. Никого из этих людей я раньше не видел. Все мы порядком волновались, когда автобусик поднялся на вершину холма и, проехав через охраняемые ворота, остановился у двухэтажного здания Академии.

Мы, 15 кадетов, вошли в низкий дом, в большом приемном зале на его первом этаже стоял теннисный стол. На стенках висели аэрофотоснимки Тель-Авива. Через стеклянную стену виден был сад во внутреннем дворе, окруженном двумя крыльями здания. Лестница вела на второй этаж. Сам дом был из белого кирпича, пол из светлого мрамора, внутренние стены тоже кирпичные.

Я сразу догадался, что тут мне уже однажды пришлось побывать. Когда меня таскали из крохотной ванной на допрос во время предварительного теста, я сквозь повязку увидел эту лестницу.

Затем появился смуглый седой человек и провел нас через заднюю дверь в одну из четырех классных комнат. – Директор сейчас придет, – сказал он.

Этот класс тоже был большим, с окнами по обеим сторонам, спереди классная доска, а в центре Т-образный стол с диапроектором. Наш курс назывался «Кадет-16», потому что он был шестнадцатым по счету учебным курсом Академии.

Вскоре мы услышали быстрые шаги по посыпанной щебнем парковке, и в комнату вошли трое мужчин. Первый был невысоким, хорошо одетым смуглым человеком, второй, которого я сразу узнал, выглядел старше и был похож на ученого, а третий – высокий блондин лет пятидесяти, в рубашке с расстегнутым воротником и в пуловере, в очках с прямоугольной позолоченной оправой. Он решительно подошел к доске, пока два других уселись сзади.

– Меня зовут Аарон Шерф, – представился он. – Я директор Академии. Добро пожаловать в Моссад. Полностью мы называемся «Ха Моссад, ле Модиин ве ле Тафкидим Майюхадим», то есть Институт разведки и специальных операций. Наш девиз: «Вести войну путем обмана».

У меня перехватило дыхание. Мы знали, что это Моссад, но когда тебе, наконец, говорят, что ты прав, о, Боже, мне нужен был воздух. Шерф, более известный под именем Аралех, сокращенно от Аарон, стоял, прислонившись к столу, и раскачивался вперед и назад. Он производил впечатление сильного и строгого человека.

– Вы команда, – продолжал он. – Вас избрали из тысяч других претендентов. Мы просеяли бесчисленное множество людей, и в результате остались именно вы. У вас есть все возможности стать теми, какими мы хотим вас видеть. Вы сможете послужить своей стране так, как удается лишь немногим. Я должен пояснить вам, что в нашей организации нет никаких квот. Мы будем рады, когда вы все достигнете цели и возьмете на себя очень важную работу. Но с другой стороны мы не хотим получить ни одного человека, который не квалифицирован на все 100%. Потому если даже никто из вас не достигнет цели, то так и будет. В прошлом так уже бывало. У нас уникальное учебное заведение. Вы сами внесете свой вклад в учебный процесс, реформируя его и изменяясь сами. Пока вы лишь сырье для службы безопасности. А, закончив учебу, станете самыми квалифицированными разведчиками в мире.

На нашем курсе не будет учителей в обычном смысле слова. У нас только практики, люди, занимающиеся разведкой на месте, уделяя часть времени Академии в качестве инструкторов. Потом они возвращаются на свое место службы. И вас они рассматривают не как студентов, а как будущих партнеров и коллег.

Ничто из того, что мы говорим вам, верно всегда и во всех обстоятельствах. Все проверяется на практике и различается в зависимости от конкретного лица и его опыта. Но их знания основываются на опыте, и мы хотим передать их вам. Другими словами, они поделятся с вами коллективным опытом и знаниями Моссад, приобретенными ими на практике методом проб и ошибок.

Игра, на которую вы решились, опасна. Учиться нужно многому. Но это не просто игра. И жизнь отдельно взятого человека не всегда последняя ставка в нашей игре. Вам всегда придется иметь в виду, что в нашем деле мы зависим друг от друга, иначе нас повесят вместе.

Я директор Академии и учебного отдела. Я здесь всегда, моя дверь открыта. Желаю удачи. А сейчас я оставлю вас наедине с вашими инструкторами.

Он покинул комнату.

Лишь позже я понял иронию, скрытую в надписи на табличке, висевшей над дверью Шерфа. Там была написана цитата бывшего президента США Уоррена Хардинга: «Не делай ничего аморального из моральных побуждений» – послание, которое находилось в вопиющем противоречии с тем, чему учат в Академии.

Пока Шерф говорил, в комнату зашел еще один человек. После ухода директора этот невысокий мужчина с североафриканским акцентом быстро вышел на середину и представился:

«Меня зовут Эйтен. Я отвечаю за международную безопасность. Здесь я чтобы рассказать вам пару вещей, но я не займу много вашего времени. Если у вас появятся вопросы, спокойно прерывайте меня в любой момент» Вскоре мы узнали, что такое пожелание высказывал любой преподаватель в Академии.

– Прежде всего, помните, что у стен есть уши. Техника прослушивания постоянно развивается, и достигла таких возможностей, о которых вы еще услышите. Но есть и совсем новые разработки, с которыми мы и сами не знакомы. Будьте скрытными. Мы знаем, что все вы прошли военное обучение. Но те тайны, с которыми вы столкнетесь здесь, намного важнее. Пожалуйста, всегда помните об этом.

Затем – забудьте само слово «Моссад». Забудьте! Я не хочу его больше слышать. С этого момента говорите не Моссад, а «Бюро». В любой беседе – Бюро. Никогда, слышите – никогда, больше не хочу слышать слово «Моссад».

Вашим друзьям вы можете рассказать, что работаете в министерстве обороны и не можете об этом говорить. Они узнают, что вы работаете не на заводе и не в банке. Придумайте для них ответы, иначе их любопытство сможет вам мешать. А что касается новых знакомств – заводите их только с нашего разрешения. Понятно?

И по телефону говорить о вашей работе тоже нельзя. Если я узнаю, что кто-то о своей работе говорит из дому по телефону, его строго накажут. Не спрашивайте меня, откуда я узнаю, кто и кому звонит по телефону из дому и о чем разговаривает. Я отвечаю за безопасность в бюро, и я знаю все.

Если есть что-то, о чем я должен знать, я приложу все средства, чтобы узнать это. И знайте, что история о моей работе в контрразведке Шабак – якобы я случайно оторвал одному типу яйца во время допроса – неправда.

Каждые три месяца вашу команду будут проверять на детекторе лжи. А позднее такой тест вам придется проходить перед каждой поездкой заграницу.

У вас есть право отказаться от теста, но это даст мне право вас расстрелять.

В будущем мы будем встречаться чаще, и обсуждать и другие вопросы. Через несколько дней вам выдадут удостоверения. Фотограф сделает ваши снимки. Затем придется принести все документы, связанные с вашим пребыванием за рубежом, загранпаспорта ваши, ваших жен и детей и так далее. Так как в ближайшее время вы заграницу не поедете, мы будем хранить эти документы у себя.

Затем Эйтен кивнул нам и вышел из комнаты. Каждый из нас был будто оглушен. В нем было что-то грубое, примитивное. Неприятный тип. Месяца через два он уехал, и я больше его никогда не видел.

Затем вперед вышел смуглый человек и сказал, что зовут его Орен Рифф и он комендант курса:

«Ребята, я отвечаю за всех вас. Я сделаю все возможное, чтобы ваше пребывание здесь было приятным». Затем он представил нам самого маленького человека в группе как Рана С. (он же «Донован» из операции «Сфинкс») в качестве свого ассистента на этом курсе. Похожий на ученого хорошо одетый мужчина представился как Шаи Каули, заместитель директора Академии, один из моих прошлых экзаменаторов.

Перед лекцией Рифф рассказал нам немного о своей карьере. В Бюро он проработал много лет. Одним из его первых заданий было помочь курдам в их борьбе против Ирака за независимость Курдистана. Он был еще офицером связи Бюро у премьер-министра Гольды Меир, «катса» в Париже и офицером связи в разных странах мира. – В данный момент, – сказал он нам, – есть очень немного мест в Европе, где я чувствовал бы себя в безопасности. (см. главу 10 «Карлос»)

Затем Рифф объяснил, что обучение начнется с двух предметов, которые в основном и будем заниматься следующие 2–3 месяца. Сначала это задачи службы безопасности, о которых вам расскажут инструкторы из Шабак, а затем – НАКА, сокращение от „Единой системы составления письменной документации». – Это означает, что все документы нужно составлять особым образом и только так. Если вы что-то делаете, но не сообщаете об этом, считайте, что вы ничего не делаете. Но зато, если вы ничего не сделали, но сообщили, что сделали, будет считаться, что вы сделали, – засмеялся он.

– Итак, начнем с изучения системы НАКА.

При передаче донесений не разрешаются никакие отклонения от предписанной формы. Бумага белая, лист квадратный или четырехугольный. Гриф секретности пишут сверху и подчеркивают специальным образом, чтобы сразу понять, идет ли речь о секретных, совершенно секретных или не секретных делах.

На правой стороне листа пишут имя получателя и того, кто должен отреагировать на сообщение: это может быть один человек, или два, или три. Но в любом случае каждое имя подчеркивается. Ниже стоят имена всех других получателей, которым отсылается копия лишь для информации, но не для действий. Отправителем обычно значится отдел, а не конкретное лицо.

Дату пишут слева вместе с указанием срочности передачи донесения – телекс, срочный телекс, нормальная срочность, не срочно – и с номером письма. Под этой «шапкой» посередине листа одним предложением как заголовок кратко поясняется содержание письма. Предложение подчеркивается, в конце его ставится двоеточие.

Потом пишется ссылка, например, «на письмо 3J» и соответствующая дата. Если речь идет о людях, не получивших документ, на который делается ссылка, то им тоже отсылается копия.

Если речь идет не об одной, а о нескольких темах, то они перечисляются по пунктам, обозначенными цифрами, обязательно в ясных и четких выражениях. Каждый раз, когда пишется какое-либо число, оно всегда повторяется. Например, «Я заказал 35 рулонов туалетной бумаги», надо писать так: «Я заказал 35 Х 35 рулонов…» Если компьютер сделает ошибку, то хоть одну цифру из двух можно будет прочесть. В конце все подписывается личным кодовым псевдонимом.

Мы провели много часов за изучением НАКА, ведь основная задача организации состоит в сбое и передаче информации.

На второй день у нас не было урока на тему безопасности. Вместо этого нам принесли пачки газет, в которых уже были отмечены определенные статьи. Каждому дали тему, и нам нужно было, опираясь на газеты в качестве источника, собрать крупицы информации и написать сообщение. Если все сведения были исчерпаны, то на донесении нужно было написать «дальнейшей информации нет», что означало, что донесение исчерпывающе полное. Нас еще научили писать тематический «заголовок» уже после завершения написания всего донесения.

Мы перешли в другую аудиторию. За это время нам уже выдали пропуска, представлявшие собой просто фотографии со штрих-кодом под ними.

В конце первой недели Рифф пояснил, что теперь мы выучим кое-что из вопросов личной безопасности. Он едва начал лекцию, как в комнату ворвались два парня. У одного был большой пистолет марки «Игл», а у другого пистолет-пулемет, оба сразу же открыли стрельбу. Кадеты упали на пол, но Рифф и Ран С. как мешки свалились у стенки, истекая кровью.

Мы не успели издать ни звука, как оба парня выбежали во двор, сели в машину и укатили. Мы были в шоке. Но пока мы не успели отреагировать, Рифф вдруг встал, указал на Джерри С., одного из кадетов, и сказал: «О?кей. Меня только что застрелили. Опиши преступников, скажи, сколько выстрелов они сделали, короче, мне нужна любая информация, благодаря которой мы вышли бы на след убийц».

Пока Джерри описывал, Ран С. записывал все на доске. Затем он расспросил остальных кадетов. Потом вышел из класса и позвал обоих «киллеров». Они вовсе не походили на людей, описанных нами. Мы их даже не узнали.

На самом деле это были Муса М., шеф учебного отдела оперативной безопасности, сокращенно АПАМ, и его помощник Дов Л. Муса был сильно похож на Телли Саваласа.

– Мы хотим пояснить, зачем тут устроили этот спектакль, – сказал Муса. – Наши задачи мы решаем в основном в иностранных государствах. Для нас все – либо враг, либо цель. Друзей нет. Я ничего не говорю и я ничего не думаю.

Но мы все равно не должны стать параноиками. Нельзя все время думать об опасности, в которой находишься, или все время бояться, что тебя преследуют или за тобой наблюдают.

АПАМ – это инструмент. Это сокращение от «Автахат Пайлут Модиенит», то есть «обеспечение оперативных разведывательных действий». Оно существует для создания для вас островков мира и безопасности, чтобы вы могли правильно делать свою работу и не теряли контроля. В АПАМ нет места для ошибок. У архангела Гавриила вы, может быть, получите свой второй шанс, но ошибки смертельны.

Мы снова и снова будет учить вас, что такое безопасность. Все равно, насколько вы хороши, все равно, по какому предмету, насколько вы умны и способны, но если вы не сдадите экзаменов по программе АПАМ, чтобы я был вами доволен, то вылетите отсюда. Здесь не нужен особый талант, нужно просто уметь учиться. Вы познакомитесь со страхом и научитесь справляться с ним. Вам нужно будет всегда думать о своей работе.

Система, которой я научу вас за два или три ближайших года, безупречна. Она проверена. Она постоянно развивается и расширяется. Она настолько логична, что даже если ваши враги ее знают так же хорошо, как вы, они все равно вас не поймают.

Муса объяснил, что хотя нашим инструктором будет Дов, но и он сам прочтет несколько лекций, и поможет нам при выполнении заданий. Затем он взял копию учебного плана, показал на него и сказал: «Видите пространство между последним уроком одного дня и первым уроком следующего? Это время, когда вы принадлежите мне.

Наслаждайтесь вашим последним уик-эндом как слепые. За следующую неделю мы постепенно начнем отрывать вам глаза. Моя дверь всегда для вас открыта. Если у вас возникнут проблемы, заходите ко мне без боязни. Но если уж вы попросите у меня совета, то я потребую, чтобы и вы вели себя соответственно».

Муса (когда я в последний раз услышал о нем, он был начальником отдела безопасности в Европе), как и Эйтен, перешел в Моссад из Шабак. Некоторое время он служил в Подразделении 504, которое работает за рубежом для военной разведки. Он был грубым и жестким. Но при этом приятным парнем. Очень идейный и энтузиаст. И всегда любил пошутить.

Перед выходными кадеты познакомились и с Рути Кимхи, секретаршей Академии. Ее муж одно время был шефом вербовочного отдела, затем сыграл важную роль в качестве заместителя министра иностранных дел во время израильского вмешательства в конфликт в Ливане. Позднее он был замешан и в скандале «Иран – контрас».

Учебный день обычно разбивался на пять блоков: с 8 до 10, с 11 до 13, с 14 до 15 и с 15 до 20 часов. У нас были регулярные перемены по 20 минут и обед между 13 и 14 часами в другом здании ниже на холме. По дороге туда мы проходили мимо киоска, где могли купить по низким ценам продукты, сладости и сигареты. В то время я курил по две-три пачки сигарет в день. Как почти все в Академии. 

Занятия проводились по четырем основным темам: НАКА, АПАМ, общее военное дело и конспирация.

На занятиях по военному делу мы учили все о танках, авиации, флоте, военных базах, соседних странах, их политических, религиозных и социальных структурах. На последние темы нам обычно читали блоки лекций университетские профессора.

Со временем улучшалась наша уверенность в себе, мы рассказывали в классе анекдоты и пребывали в хорошем настроении. Через три недели к нам присоединился новичок, Йоси С., 24 лет. Он был другом другого кадета, Хайма М. Хайм был уже тридцатипятилетним мужчиной, высоким, лысым с большим носом картошкой. Он говорил по-арабски и всегда стеснительно улыбался. Хайм был женат, у него было двое детей. Йоси служил с ним вместе в Ливане в боевом Подразделении 504 военной разведки и как раз вернулся из Иерусалима, где окончил шестимесячный курс арабского языка. Он бегло говорил по-арабски, но английский его был ужасен. Он был женат, его жена ждала ребенка. Йоси был ортодоксальным иудеем, всегда носил вязаную ермолку, но главную известность принесли ему его подвиги на любовном фронте. Он был очень сексапилен. И страстно пользовался этим.

После занятий, если у нас не было других заданий или тренировок, я обычно проводил по дороге домой в Херцлию некоторое время за кофе и пирожными в кафе «Капульски» в Рамат-Хашарон. Потом возникла классная компания, в которую вошли Йоси, Хайм, я и Мишель М. Мишель был специалистом по связи, родом из Франции. Он переехал в Израиль перед Войной Судного дня и служил в Подразделении 8200 (радиоперехват). Он уже выполнял разные задания для Моссад в Европе. Благодаря своему прекрасному французскому языку он рассматривался как многообещающий кандидат. Но на курс Мишель попал с черного хода.

Во время посиделок в кафе мы строили разные планы и дискутировали о стратегиях. Йоси всегда говорил: «Подождите меня». Затем он заказывал кофе и пирожные и исчезал. Через тридцать минут он возвращался и говорил, что ее зовут так-то и так-то. – Мне нужно ей помочь, – заявлял он. И постоянно оказывал подобную «помощь». Мы предупреждали его, что он допрыгается, но Йоси отвечал: «Я молод, и Бог на моей стороне». Его хобби приняло такие масштабы, что мы часто подначивали его, мол, это твоя вторая работа.

Конспиративную технику и оперативную маскировку нам, в основном, преподавали «катса» Шаи Каули и Ран С. Каули говорил: «Когда вы собираете информацию, то вы не Виктор, Хайм или Йоси, а „катса“. Если мы вербуем, то обычно делаем это скрытно. Вы же не подойдете к какому-то типу со словами: „Привет, я из израильской разведки и хочу, чтобы ты предоставил мне информацию, за которую я тебе заплачу“.

Это делается тайно. То есть ты не тот, за кого себя выдаешь. «Катса» должен уметь перевоплощаться. Это ключевое слово – умение перевоплощаться. У вас может быть три встречи за день, и на каждой вы будете совсем разными, подчеркиваю, совершенно разными людьми.

Что такое хорошая «легенда»? Ее можно объяснить одним словом. То, что дает вам максимально большое пространство для игры. Если вас спросят, чем вы занимаетесь, и вы скажете: «Я дантист», то это очень хорошая маскировка. Каждый знает, что делает дантист. Но если после этого, кто-то откроет свой рот с просьбой помочь, то вы попались».