Винтовка оказалась в полном порядке. Надо отдать должное немчуре, классная винтовка. На двухстах метрах я спокойно посшибал все банки, что мы с напарником установили для пристрелки. Я, конечно, выпустил для начала пяток пуль, просто чтобы понять, куда она вообще стреляет, а вот затем уже начал стрелять по мишеням. Петруха так и продолжал всячески мне угождать, я даже поругаться хотел, но после повторной нравоучительной беседы тот вроде успокоился. Раньше бой был, некогда ему было думать о таком, а сейчас, на отдыхе, парнишка «поплыл». Просто Петро предложил мне мой автомат таскать, дескать, у тебя винтовка, тебе тяжело будет, вот я на него и «набросился».

– Петь, если не прекратишь так себя вести, я доложу лейтенанту, нехай тебя в другую часть отправят. Мне напарник нужен, а не почитатель, я не девка. А оружие свое сам таскать буду, вот на позиции будем лежать, там да, поможешь, а сейчас прекращай, я тебе всерьез говорю. – На этом и договорились. Отличный он парень, да и не один он, все здесь хорошие и добрые люди, кто из них виноват, что война их перековала?

К пяти вечера с нами связались из штаба полка и, потребовав у взводного отчет по потерям, приказали ждать команду «фас». Ну, сигнал о нашем выдвижении в сторону вокзала. Там первый батальон сейчас рубится, немцы их опять выбили из здания. Где-то рядом сражаются, задница там полная. А наш батальон должен, прорываясь к железнодорожному вокзалу, освободить центр города, дома попутно чистить будем, вот так. Бой на встречных курсах, немцы к Волге, а мы от нее.

Взамен погибшего ротного нам не прислали никого. Так как Нечаев оставался единственным командиром на все остатки трех наших взводов, лейтеха из третьего взвода получил еще одну пулю и его отправили на тот берег в санбат, нашего лейтенанта и поставили рулить остатками роты. Меня он поставил на свой бывший первый взвод старшим. Да, должен быть командир, да где его сейчас взять-то? Вот наступит затишье, или нас отведут назад, то там или нового ротного назначат, или утвердят Нечаева, а на взводы могут новых лейтех прислать.

Я решил немного похулиганить и попросился у командира погулять. На самом деле, недалеко так, через дом от нас всего. Там просто домик удачно расположен, с верхнего этажа я смогу немцев разглядеть, да и пострелять их немного.

– Петь, видишь, где эти суки окопались? – мы находились в развалинах третьего этажа одного из домов, что одной стороной выходил на позиции немцев.

– Ага, смотри, еще один в фуражке показался, – Петя в бинокль рассматривал позиции немцев.

– Вижу, а давай-ка снимем этих, петухов напыщенных, совсем страх потеряли.

– Так заметят и минами накроют! – логично заметил напарник.

– А мы сначала этих офицериков уберем, а потом оба расчета, что позиции только что себе оборудовали.

И началось. Я отстрелял три полных магазина, когда на нас посыпалось… даже и не знаю что. Грохот был такой, думал, обделаюсь. Те развалины, в которых мы находились, разлетались как бумага. Петя оклемался вперед меня и, схватив меня за руку, потащил вниз. И развалины, и заодно весь второй этаж разлетелся в щепки. Мы с напарником отсиживались в подвале и думали только об одном, вылезем ли мы после такого обстрела. Немцы как-то уж очень расстроились из-за уничтожения минометчиков и двух офицеров, долбили артиллерией минут тридцать, мы с Петей напрочь оглохли. Казалось, каждый снаряд разрывался прямо рядом с нами. Дом дрожал, но каким-то чудом пока стоял.

– Ха-ха-ха, – вдруг прорвало напарника.

– Братуха, тебя что, приложило, что ли? – испугался я.

– Да вспомнил, как фриц с ноги на ногу прыгал, когда ты ему в задницу попал.

– А на фига он ее выставил? – я и сам засмеялся. Один солдат из расчета минометчиков вжался в землю так, что я видел только часть его спины, выстрелил, оказалось, что попал прямо в «седло», как он орал, как крутился и подпрыгивал, пока в шоке был, позже-то упал и, покатавшись чуток по земле, затих. Обстрел помешал нам досмотреть эту картину, уж и не знаю, сознание потерял или сдох. Когда закончился обстрел, мы, блуждая по подвалу в темноте, внезапно завернули в какой-то закоулок и обнаружили дыру в углу дома. Видимо, немцы стреляли по всему дому, а не только по верхним этажам. Выбравшись из этих катакомб, охренели. Мы оказались на той стороне дома, что была обращена к врагу. Пока бежали и прятались за угол, немцы немного постреляли, но повезло, не зацепили.

Взводный дал нам транды за то, что растревожили фрицев, но его осадил политрук, сказавший, что красноармейцы, да еще и гвардейцы, должны бить врага в любое время дня и ночи.

– Нам к вокзалу выдвигаться, а они тут все это дерьмо разворошили! – ругался Нечаев.

– Ладно, командир, нам ведь левее нужно, может, проскочим, пока здесь заварушка.

Через десять минут все были готовы, взводный, а теперь уже ротный, всех давно поднял, только нас и ждали. Промежуток между двумя домами пришлось преодолевать на пузе. Немцы хоть и не заметили пока наш маневр, иначе бы уже с дерьмом мешали, но мы видели отдельных солдат, осматривающих окрестности. Кругом были завалы из различного строительного мусора. Битый кирпич, какие-то расщепленные доски и грязь, кругом грязь. Ползти по битому кирпичу то еще удовольствие. У меня винтовка в руках, Петруха тащит наши с ним автоматы. Ползти мне нужно особенно аккуратно, чтобы прицел не сбить, я только к нему пристрелялся. Вообще немецкая винтовка оказалась чудо как хороша, звук запираемого затвора – бальзам на уши, особенно после услышанного мной в первый раз лязганья «дегтяря». Понятно теперь, почему янки до двадцать первого века лучшие свои винтовки делали именно с «Маузера». Реально лучше ничего и нет, наверное. «Винчестер» свою «семидесятку» знаменитую делал именно с «Маузера», а «Ремингтон», чуть позже, «семисотую» модель, вообще моя мечта, также с него лепил.

Нам удалось двумя взводами пересечь улицу и занять позиции возле очередного дома. Немцы физически не могли быть везде и всюду, даже если и находились в каком-то доме, то очень малым составом. В этом доме, к которому мы приползли, было всего десяток солдат при одном пулемете. Постреляли их быстро, потеряв взамен только одного бойца, да и то только раненым. Телефонисты тянули полевку, и Нечаев вызвал подкрепление, объяснив, как идти, чтобы можно было обойти позиции противника. К сожалению, нам мало было просто пройти к вокзалу, нужно по пути зачищать те здания, что попадаются, иначе нас просто окружат и раздавят.

Ноги уже просто гудели. Башка трещит ужасно, видимо, близкие разрывы снарядов все-таки сказываются. Сидим, курим, ждем подмогу. Почему сами не идем? Так и пошли бы, да впереди две самоходки немецкие стоят, спрятались гады за две подбитые «тридцатьчетверки» и в ус не дуют. Ребята наши сунулись было, да те уж больно стреляют метко, двумя снарядами чуть всех не положили.

– Давай назад, сейчас попробуем артиллерию вызвать, – крикнул мне ротный, проползая мимо. Я передал приказ своему взводу и начал отползать. Артиллерию, ага, ты еще авиацию вызови. Парень по учебнику воевать решил, но делать-то что-то нужно. Подполз Петруха.

– Слышь, командир, я тут четыре гранаты нашел, противотанковые, попробуем?

– Делись, – протянул я руку и охренел от тяжести. Это двухкилограммовая «колотуха» оттягивала напрочь руки, как ее кидать-то?

Не ставя в известность ротного, поползли вдоль дома, что укрывал нас от немецких самоходок. Позвали еще троих бойцов, чтобы прикрыли, если что, от вражеской пехтуры. Один был вооружен ДП, двое с автоматами.

– Петь, этот дом, – я указал на стену, под которой мы ползли, – не зачищен, из-за угла нам гранату не докинуть.

– Если мы туда полезем, фрицев набежит как тараканов, – многозначительно заметил Петр. Тут до нас донесся голос кого-то из бойцов, что ползли сзади.

– Чего?

– Командир за нами ползет, зовет тебя, – передали мне.

– Тьфу ты черт, сейчас всю малину обгадит, – развернувшись и медленно проползя мимо своих бойцов, нашел Нечаева.

– Ты куда собрался, кто тебе разрешил? – начал ротный.

– Чего опять кипеж-то поднимаешь? – остановил я его порыв.

– Ты теперь взводный, хоть и рядовой, но командир!

– И что? – не понял я.

– Пошли бойцов, без тебя справятся, кто взводом будет руководить?

– Я, как ты сам только что заметил, рядовой. Поэтому я и приказал, себе, Курочкину и этим троим, чего тебе еще-то надо?

– Отставить, я говорю! – продолжал Нечаев.

– Командир, отстань ради христа, не заставляй меня нарушать субординацию. Я пойду и… точка. Сколько ты лежать здесь будешь? А если они сюда танки пошлют, так нас здесь и вкатают в землю. Всё, говорю. – Нечаев с открытым ртом остался лежать, а я пополз обратно, но придумав кое-что, обернулся.

– Хочешь помочь?

– Чего удумал еще?

– Изобразите атаку слева, но не лезьте, а мы тут справа и обойдем. Самоходы уничтожим, и вы пройдете, лады?

– Лады! – огрызнулся командир, но двинул к бойцам.

Так, сейчас они там пошумят, а мы и рванем. Объяснил Пете и предупредил, чтобы тот не отставал.

До самоходок мы не дошли. Даже из-за угла не вышли. В том доме, за которым мы укрывались, оказалось слишком много врагов. Немчура устроила нам такую «ответку», что еле ушли, таща раненых и двух убитых. Костерил себя так, что даже ротный проявил слабость и утешал:

– Сань, ну мы же без разведки шли, кто знал, что там такие силы? – горестно вздыхал Нечаев, который и сам пострадал, пулю в руку схлопотал.

– Вот именно! Командир, сдай меня на хрен особистам. Не вздумай даже сообщить, что это была твоя инициатива. Я тут разошелся, решил, что все, выдохлись фрицы, а они нам и навешали. Черт, почему я дом сначала не проверил…

– Ну, всё! Хватит уже плакать! Нет тут виновных. Ты такое понятие, как разведка боем, слышал? – командир уставился на меня, а я вдруг подумал, вот же человек, не равнодушен он ко мне, другой бы сдал не задумываясь, а этот только и думает, как выгородить.

– Лех, я парней положил, ты вон раненый, дело не сделано, а ты все меня выгораживаешь…

Нечаев все равно доложил, что была разведка боем, понесли небольшие потери и отошли назад. Путь преградил трехэтажный длинный дом, в котором укрылись около сотни гитлеровцев, при поддержке танков и артиллерии. Доклад лейтенанта, надо сказать, вышел весьма кстати. С нами на связь вышел командир полка и… похвалил за инициативу. У меня в голове не укладывалось, а Нечаев был бодр и весел.

– Ты не понимаешь главного. Завтра здесь пошли бы еще войска и попали бы как куры в ощип. Ведь еще утром разведчики докладывали, что тут нет никаких танков и большого количества солдат противника. Немцы стягивали сейчас все ближайшие войска на железнодорожный вокзал, вот мы и поперлись не глядя. Комполка пообещал пополнение, а главное, сообщил, что к нам выдвинулись два расчета с «сорокапятками», помогут в случае атаки противника танками.

Я, чувствуя вину, попросил у ротного отпустить меня на разведку.

– Куда ты еще собрался? – недовольно спросил Нечаев.

– Хочу посмотреть, откуда можно эти гребаные самоходы сжечь. Из пушек я имею в виду.

– А-а. Возьми только кого-нибудь, одного не пущу.

– Так с Курочкиным и пойдем, хорошо?

– Давай, осторожнее только.

Время было уже к вечеру, темнело. Фрицы стреляли все меньше, спать хотят, наверное. Мы ползли с Петрухой по развалинам и осматривали каждый закоулок. Я хотел отползти чуть в сторону от занимаемого нами дома, чтобы найти место, где установить орудия. «Благодаря» застройке такое место найти было невозможно. Самоходки стоят не посреди улицы, и чтобы выйти к ним на прямой выстрел, нужно подойти метров на триста, что само собой невозможно. Но это палка о двух концах. Если бы можно было выйти на прямой выстрел с большего расстояния, немчура бы уже сбросила в Волгу все наши войска своими танками. Так что застройка играла на руку и нам тоже.

Мы забрались в подвал одного из полуразрушенных домов и чуть не начали стрелять с перепугу.

– Наши! Бабоньки, это же наши! – Мы, блин, с Петей чуть с ума не сошли от объятий и поцелуев.

– Красавицы, вы нас удавите сейчас! – начал было возмущаться я.

– Родненькие, как же вы сюда прошли, немцы же кругом.

– А вы знаете, где точно? – спросил я.

– Тут их нет, но дом весь разбит, мы боимся наверх выходить.

– Так, Петруха, надо женщин с детьми отсюда выводить, как хочешь, – озадачил я друга.

– Скоро совсем стемнеет. По нашим следам можно пройти, не заметят. – Мы и правда почти весь путь прошли ногами, а не ползком.

– Точно. Тут только от этого дома метров сто – сто пятьдесят пробежать, пригнувшись, а дальше спокойней, там уже наши дома.

– Ребятки, мы боимся, – беседу с нами вела одна и та же женщина, если честно, неопределенного возраста. Просто тут все такие чумазые, усталые и голодные, что вообще не отличить мальчика от девочки и женщину от старушки. Все в каком-то рванье, как не замерзли-то до сих пор? Ну фрицы, ну суки! Придем мы в Фатерлянд, запоете вы тогда.

– Бабоньки, с вами боец пойдет, знаете, какой он сильный и отважный, ух! Немцев пачками кладет. – Петя стоял и хлопал глазами, женщины лучинку зажгли, вот я и разглядел.

Вдвоем идти не хотелось, вдруг фрицы в дом вернутся, женщины-то сказали, что те здесь были, а потом куда-то ушли. Вот я и пойду, домик проверю аккуратно, а Петя женщин доведет до расположения ближайших бойцов, пусть те займутся их сопровождением к переправе.

Когда вылезали из подвала, я аж присвистнул. Сорок три человека, это всех вместе и женщин, и детей. Страшно за них было, но, блин, пока они тут, еще страшнее. Петя ушел, а я снова полез в подвал. Выход в подъезд заблокирован не был, вышел и осмотрелся. Тут точно никого не было давненько. Ни следов присутствия, ни каких-либо признаков жизни. Осторожно пробирался, уткнув приклад ППШ в плечо и осматривая каждый закоулок. Тихо, ан нет, на улице-то трескотня продолжается, но уже давно не такая, как днем. Орудия не бахают, только где-то минометы долбят да ружейно-автоматный, ну, иногда пулеметный огонь слышен из соседних домов. Как-то уже воспринимается это все странно. Постоянно кто-то стреляет, а вот раз не в «твоем» доме, так вроде кажется, что где-то далеко. Непередаваемые ощущения. В одиночку идти страшно, но в то же время спокойно как-то. Уж если сам видел пустую комнату, так и уверен на все сто, что здесь точно никого. Во втором подъезде я нашел следы пребывания фрицев. Много окурков на полу, пара бутылок из-под вина, несколько пустых банок из-под консервов. Гильз нигде не видел, следовательно, если немцы сюда и ходят, то только наблюдать, ну, может, еще огонь артиллерии корректируют, гады. За час обойдя весь дом и насмотревшись вдоволь на самоходки, хоть и темно уже, но тут всего метров триста, все разглядел, тем более вокруг них стояла суета. Фрицы впереди, то ли жрали, то ли гуляли, но ходят через одного с фонариками и думают, наверное, что их не видно. Да и осветительные ракеты никто не отменял, гитлеровцы запускают их постоянно, боятся, суки.

«Эх, вот сюда бы орудие поставить!» – думал я и разговаривал сам с собой. Тут обе самоходки как на ладони, они прятались от атаки с другой стороны, а тут так удачненько борта подставили.

– Стоп, а кто нам помешает сюда пушку закатить? – И правда, кто? «Сорокопятка» весит немного, как тяжелый мотоцикл. С той стороны дома положим на оконный проем бревна, доски или двери какие-нибудь, по ним затащим орудие. Мешает перетащить его на другую сторону дома, по сути, всего-то одна стена. Возьму взрывчатки у саперов, есть она у них, еще и фрицевской добавили из трофеев, рванем аккуратно часть стены, чтобы пушка прошла. Попросим у полка грохнуть из чего-нибудь тяжелого в наш район, чтобы подрыв стены немного замаскировать. А дальше… дальше забота бога войны. Самоход не танк, пока его заведут, пока развернут или попытаются спрятать, времени вагон. Главное, чтобы артиллеристы смогли попасть, ну и сжечь все это гансовское дерьмо за пару-тройку выстрелов. Сам я займу позицию со снайперкой на чердаке, он тут, кстати, почти целый. Отстреляю сколько смогу и ходу отсюда. Пушку придется вытаскивать обратно буквально бегом. Уж слишком мало времени у немцев занимает подлет авиации по запросу. А долбить нас будут со страшной силой.

Черт, сидя на втором этаже, совсем забыл про то, что я один пока, опять становилось жутко. Вдруг за окном, прямо по разбитой улице, промелькнули три тени. Гадом буду, если это не враги…

Шедшие немцы, казалось, не боятся вообще ничего, пробираясь по кучам битого кирпича. Едва наклонив головы и держа оружие наизготовку, троица медленно, но уверенно пылила сюда. Блин, вот только бы Петя прямо сейчас не вернулся, а то вылезет из подвала, тогда точно хана.

Заныкавшись в уборную, я ждал и надеялся, что Петя задержится. Через пару минут послышались шаги, затем скрипнула дверь в квартиру, ага, целая она тут, и в комнату ввалились немцы. Шепчутся, хоть и знают, что здесь никого не было раньше, но в голос не болтают. Прозвучавшие шаги принадлежали двум солдатам, а где же третий, неужели на стреме внизу оставили? Что-то тяжелое и явно металлическое чуть слышно звякнуло, один из фрицев помянул любимое нацистское слово «шайзе» и, пройдя опять мимо прячущегося в туалете меня, немцы вышли.

Черт, здесь в комнате что-то было спрятано, а я и не обыскивал даже, хотя, может, и к лучшему. Тихо выйдя из своего убежища, я прислушался возле входной двери, на лестнице отчетливо слышались поднимающиеся шаги. Вот блин, а как мы теперь пушку затащим? Если угрохать фрицев, нам песец, ведь их явно придут проверять или менять. Черт, как же быть-то? Потянув дверь и молясь, чтобы она не скрипнула, с облегчением выдохнул, когда створка оказалась открытой на достаточное расстояние. Протиснувшись в щель и оглядев лестницу и площадки, осторожно вылез целиком и, блин, чуть не застрелил Петра.

– Ком… – открыл рот напарник. Зашипев на него и приложив кулак вместо пальца к своему лицу, я указал Петру наверх. Надеюсь, никто нас не слышал.

– Внизу как? – шепнул я Петрухе на ухо, когда поравнялся с ним.

– Никого, а чего случилось-то?

– Фрицы тут, наверх пошли, давай за мной и вполглаза вниз посматривай.

Мы пробирались на верхний этаж минут пять, буквально по сантиметру переставляя ноги. У Пети пару раз что-то брякнуло, я аж зеленел от злости, позже оказалось, что он задевал моей винтовкой о стены. Петя нес мою винтовку за спиной, потому как в руках у меня самого был сейчас ППШ. Квартиру с фрицами искать не пришлось, голоса слышны хорошо. Показал Пете знак готовности и надавил носком правой ноги на дверь, аккуратно придерживая за ручку рукой. Дверь мягко подалась, и за ней был фашист. Он смотрел прямо на меня и не сделал ни одного движения. Мы замерли, пялясь друг на друга, но уже через секунду мой автомат уставился ему в лицо. Фриц поступил неправильно, но из его пасти успел вылететь только один слог. Выстрел из ППШ, короткая очередь, буквально на три патрона разнесла врагу лицо, а через секунду я сам был уже на полу, приготовившись отбиваться. Петя стоял оперевшись на колено сзади и левее. Немцы не выходили, ситуация была патовой, но у врага есть возможность привлечь своих, просто выстрелив из окна, кто-нибудь да придет. А вот к нам точно никто не придет на помощь, поэтому времени нет, но и дуриком в комнату мы не полезем. Выхватываю из кармашка «феньку» и, проверив, хорошо ли зафиксирована чека, бросил гранату в комнату. Послышалась возня и топот двух пар обуви. Ждать мы не собирались ни секунды. Заглядываю в проем, никого не видно, перекатываюсь так, чтобы все время видеть помещение. Сзади прыгает и, распластавшись на полу рядом со мной, замирает Петро. Один из фрицев, укрывавшийся за опрокинутым столом, уже вставал, когда в него прилетела очередь из ППШ Пети. Второй лежал на полу, чуть приподняв голову. Мой автомат смотрел немцу точно в лицо, и я просто отрицательно покачал головой, в надежде, что фриц окажется жизнелюбивым.

Вышло у нас всё офигеть как идеально. Связав немца, мы осмотрели комнату и, обнаружив рацию и бинокль рядом с ней, а также блокнот с записями, я приободрился.