Глава – 2

Ешь до сытости, не терпи лишения. Плод уст вкусит добро, преступник же вкусит зло. Хранящий уста свои бережёт душу свою. Не раскрывай рта, тому беда. Ленивый желает и мечтает, но тщетно. Притчи Тин_ниТ.

Итак, Тайт Мосул пройдя путь от храма Мелькарта, что в Пан Ти Капуе вступил на улицы Бел Города на Днестровском лимане. Он оказался в богатом городе, защищённом обводной стеной из каменных глыб, охватывавших всю периферию холма. Город почти весь состоял из дворца Баркидов. В городе было около двадцати тысяч жителей, не считая двух тысяч человек гарнизона. Человек, назначенный на должность «Тот-Кто-Над-Городом», был назначен не только для того, чтобы защищать стены, но и взыскивать непосредственно с граждан несколько монет, которые затем хранились в казнохранилище города. Поступление денег сулило должностному лицу дальнейшую карьеру.

Представь себе, дорогой читатель, с какими чувствами узнали о приближении Тайт Мосула жители города. Ведь известно было, что на уме у Тайта. Народу в этом уме доставалась военная сноровка и некоторое участие чтобы поставить Исиду над новым краем. И оттого люд этого места насыщался энергией отваги: тяготея от торговли, покоя и мира граждане с радостью доверялись доблести Тайт Мосула и небесного теперь отца – Гет Бел Ра Амона (Баркид). Тартессии, сплочённые у плодотворной сосновой шишки и черепа коня, уже именовали его «блестящим, как солнечный диск».

Женщины здесь носили широкий платок, а одевались самым обычным образом, тут был тиникийский (красный) привкус моды, женщины ходили в червлёных платьях, а талии были обвиты красными поясами. Мужчин ещё не видели в кольчугах. Что касалось этих мужчин, то они постоянно, с хвастовством, твердили о воинских подвигах вождей их племени. Ещё мужчины развлекались под узорчатыми колоннами храма пением о воине коротавшего свою жизнь на землях жизнетворца. Судьба и защита имела для них большое значение. Беспокойство горожан было бы ещё сильнее если бы они могли подслушать разговоры, которые вели между собой мать с сыном. Узнать планы прежде, чем предприимчивые человеческие сущности сообщат что-либо народу со всей решительностью.

О чём они говорили? О чём тревожились, о чём разговаривали в городских стенах. А говорили они о тракиях, то-есть о колонистах, об их подпоясанных тёплых кафтанах. Говорили о довольно диких воинах, всегда готовых взяться за нож или меч, то есть о сынах, привыкших к встречам с дикими быками, а также привычных к жестоким дракам. Ведь ум варяга¹⁶ имел направленье сугубо практическое и отличался строптивостью, который сам ищет обиду и повод к драке. Они полны были племенного гонора и гордости от своего благородства, которое было им свойственно. Проживая в пути, в движенье, они чувствовали себя рядом с жителями, куда пришли, воинственными оборотнями, которым их звериная свобода и смелость давала преимущество перед земельным людом. Варяги часто подумывают о разбое и Тайт Мосул предложил им участвовать в основании нового города. Они поддались новому порыву. Под грохот Священного Барабана самые большие драчуны закричали и заплясали от удовольствия и боевого задора. Воодушевление варягов было усилено гордым сознанием своего участия в деле расширения Горизонта Хора.

Горожанам было от чего беспокоиться, хотя ничего неслыханного в замысле Тайта не было. Строительство городов было в порядке вещей или, во всяком случае, представляли собой явленье не такое уж редкое. Тайт не сомневался в дозволенности своего очищения «действительности», но утаивал тот факт, что с самого начала он намечал решать отношения военным путём. Варяги не забывали о воинственности Мелькарта, о его нападении на полчища врагов, о своей дани симпатии солнцу. И поэтому, когда Тайт намекнул на свою затею, варяги и тракии встретили её самым признательным образом.

«Мелькарт велик и нет ему равного! – воскликнули они. – Слава вам, могучие дочери и сыновья Мелькарта! Разве Мелькарт не бог над всеми богами этой земли! Разве мы не хотим добыть себе власть над городами мечом окровавленным! Собирайтесь в стаи! Препояшемся красным поясом и пойдём под ворота для мудрой беседы с горожанами, чтобы заключить с ними письменный договор и получить от них землю себе в пользование.»

Конники остановились у ворот дворца. Тайт Мосул прибыл к цели своего пути, к дому отца – Баркидов. В этой баркидской крепости, в которой так силён был Тайт, ожидали милость, которую все высоко чтили.

Ваш глаз увидел бы тут двор, где на ухоженных газонах пробивалась из-под снега трава и фруктовый сад. Только одна вымощенная дорожка прорезала чащу, и она казалась романтичной. Ползучие растения буйно разрослись, густо покрыв листвой строение, то дикий виноград облёк стены и камень, но их нельзя было разглядеть в море изморози. Этот баркидский рай был расположен над узкими улочками, разбивавшимися о стены его. В этом гнезде, отстроенном на вершине холма, всё дышало изобилием и радовало глаз всякого, кто входил сюда – это было поистине благодатное гнездо посреди оголтелой толпы.

Облицованный камнем ров, окаймлял стены крепости, защищая её от самого города. На дне рва переливалась светлая, чистая вода, замутнённая ряской льда, что свидетельствовало о постоянном уходе. Через эту преграду был переброшен, построенный из камня, мост. Он был настолько узкий, что по нему только, только могла протиснуться колесница. Мост приводил к великолепным двустворчатым воротам. Створки их щитов были укреплены на двух четырёхугольных металлических столбах, выкованных в форме капителей и державших архитрав. Когда тракиец распахнул ворота, мулы – запряжённые в повозку – остановились, будто ослеплённые окружающим великолепием. Только с помощью прута удалось их сдвинуть с места. В самом деле, через такие ворота пристало въезжать только золочённым арбам с бархатными сиденьями и пурпурным балдахинами. Въезжающая повозка пользовалась особыми преимуществами, Ань Ти Нетери всюду имела свободный доступ. Чистая аллея, одной ширины с мостом, вела к прямоугольной глыбе из толстых стен и громоздких дверей. Величественность этой груды камней восхищала бывшую иерофантиду. Она разглядывала невиданное чудо.

Исида была звана в свою твердыню, но, по её мнению, теперь она претендовала на первую голову у Босфора. Уверенная в своих чарах она безоговорочно была признана мужчинами и теперь – будучи в гареме сына – не без основания чувствовала себя здесь хозяйкой. Женщина понимала, что Тайт Мосул – сын, особо отличал её, как мать; ведь она предопределила для него огненный взор невесты, поразившей его сердце. Элишат, преисполненная честолюбивых устремлений, повернулась к Тайту, который лёгкой улыбкой старался развеять её грусть. Она чувствовала, что контраст между богатым домом Баркидов и скромным дворцом Элишат глубоко язвит.

Главный корпус здания занимал всю ширину расположенного перед ними сада: две стены примыкали к нему под прямым углом, образуя парадный двор и создавали стройный ансамбль. Стены, выложенные тёсанным камнем, выгодно оттеняли узкие бойницы прорезей. Такими же поясами прорезей в серой стене определялись все три этажа. Чтобы перебить однообразие фасада, строители выложили по верхнему краю строения коронки, между которыми в эту наступившую ночь просовывались факелы стражи с блеском огня. Там же на крыше обрисовывались правильными очертаниями массивные трубы, украшенные – с каждого бока – рельефными трофеями и атрибутами религиозного содержания. Хотя час был поздний, а по времени года требовалось постоянное отопления, из труб вился густой дымок – признак счастливой, изобильной и деятельной жизни. В баркидской обители кухня проснулась. Слуги сновали по двору передавая или выполняя приказания. Всё тут говорило о прочном, постоянно растущем благосостоянии, а не о капризе судьбы, которая щедро одаривала своих любимцев. Здесь под роскошью чувствовалось богатство. О прямоугольном дворце ходили слухи: жадный до снов народ говорил, что внутри него бродит тень Гет Бел Ра Амона (Баркида) – исчезающая днём, но выражающая привязанность к детям ночью.

Братья: Азер Бул¹⁷ (Тайт Мосул), Ань Бул¹⁸ и младший брат Ань Маг¹⁹, жившие здесь по праву владения, уверяли, что видели не раз как по коридорам и лестницам перемещался огонёк, то рука небесного Гай Мельгарда держала одно-рожковую лампу. Они, будто ясно слышали поступь ног тени о каменный пол и о камни вымощенной дорожки сада. Народ внимал всё это. В тень Гай Мельгарда верили соответственно убеждениям, люди давали различные объяснения звукам и таинственному ночному огню. Они полагали, что душа его посещала тела своих сынов, после чего возвращалась на небо. От того-то народ и молил небеса и преисподнюю, становясь на колени у рва, лицом к стенам. Народ просил воскресить небесного бога, нёсшего при жизни тяготы, теми какими был отягощён. Баркиды продолжали отвлекать и привлекать, и при этом неустанно уверять, что дом не пустел и можно не страшиться, что небесный отец прекратит приходить в обитель, к стенам которого не дерзнёт прикоснуться недруг кончиком своего пальца.

Никто из людей ни за что не отважился бы приблизиться к стенам крепости, но все эти слухи не производили ни малейшего впечатления на самих жильцов. Хотя было совсем темно они встретили среднего брата Ань Була. Кто-то, ступая по двору, хрустя снегом, приблизился к воротам. Старший брат трижды постучал в ворота: медленно, раздельно, как он это обычно проделывал.

– Кто стучит? – послышался вопрос.

– Тот, кто прибыл от храма Мелькарта, старший брат Азер Бул (Бей) – ответил Тайт Мосул.

– Какому владыке должны повиноваться могучие сыны Мелькарта?

– Тоту, Общине Знания.

– Какой храм мы должны искоренять?

– Храм Великой Супруги – Инь о Кийи.

– Ты пророк?

– Я уста Тота.

– Добро пожаловать в дом рода Баркидов.

Отодвинулся засов, створки ворот отворились, и путники въехали под тёмный свод крепостной стены. Ворота захлопнулись и в возникшей тишине раздался топот ног веселящегося карлика, соскочившего с арбы. Богомол бежал по дорожке расставив руки в широкие объятия, он – маленький, кричал:

– Как здесь хорошо! Как здесь хорошо!

Подарок луны прошлёпал валенками до массивных дверей дома, у которых остановился и чуть раздвинул створки. Богомол нагнулся, короткие ножки упёрлись в камень, дряблые ягодицы в тёплых штанах смотрели на господ, а большие – вечно слезящиеся глаза – впёрлись во внутренние покои. Привыкший ко вседозволенности он всё-таки не решался войти без разрешения во внутрь.

Тайт Мосул вёл коня.

– Я возвращаю коня в неплохом виде, он лишь немного устал. – Говорил он брату Ань Булу. – Прикажи обтереть его вином и три дня давать ячмень вместо овса. За эти дни конь прошёл много стадий.

– Ты доволен конём, брат?

– Очень доволен.

– Его поставят под навес.

– Я знаю, брат, ты в храме Тиннит не терял времени даром.

– Ты ошибаешься, Ань Бул, я потерял не мало времени и хотел уехать как можно скорее.

– Не угодно ли тебе чего-нибудь съесть, брат?

– Только очень быстро.

– Завтрак ждёт тебя, это будет холодный завтрак.

Младший брат посчитал своим долгом оказать внимание и хотел проводить старшего брата к столу.

– Не надо, – сказал Тайт Мосул ему, – я не забыл, как к столу пройти. Распорядись арбой и поставь её на хозяйственное место. – И взяв мать под руку Тайт направился в столовую.

Пройдя по коридору, он распахнул одну дверь, затем вторую и увидел перед собой изысканно сервированный стол. Холодная птица, холодная ветчина и сыр, то, что кушают в народе, лежало на столе. На десерт было великолепное вино, таков был завтрак, приготовленный для боголюдей.

Оказавшись у поставца, божественная пара первым делом направилась к бронзовому зеркалу, возле которого гребешками привели в порядок волосы, затем они подошли к котлу, стоявшему на треножнике, рядом с которым висело полотенце и умыли лицо и руки. Тщательно проделав всё это они, как люди благовоспитанные, уселись за поставец, за которым утолили голод.

В столовую вошёл Ань Бул.

– Утром собрание, собери друзей, – сказал Тайт Мосул.

– Хорошо.

Младший брат стоял пока старший брат и мать не отпустили его.

– Херусиасты собрались, – предупредил утром Ань Бул старшего брата.

– Проводи меня, – сказал Тайт показывая, что находит дальнейший разговор излишним.

Тайт Мосул взял факел и зажёг его о пылающую жаровню. Он шёл по тёмным коридорам дома и пройдя две или три двери отворил дверь огромного зала. Владыка Надзора очутился в сводчатом зале, где находились херусиасты военной коллегии. Все они поднялись со своих кресел. Он кивнул головой как бы говоря, что ему знакомы все церемонии и уселся на кресло.

– Военная коллегия рада твоему назначению. Мы беспокоились, не стряслась ли с тобой беда? – говорили херусиасты.

Херусиасты ожидали слов опустив глаза. Как только стратег автократор приветствовал друзей все откинули назад головы открывая лица. Трудно представить собрание столь серьёзных людей. Эти лица были, достигши тридцати лет и их руки тянулись к Мелькарту: несколько человек расцеловали его.

– Клянусь честью, – воскликнул один из них, – у меня камень с сердца свалился! Ведь мы было подумали, не стряслась ли с тобой беда, в живых ли ты, не попал ли в плен недругу.

– Мог ли я умереть, думаю, что никогда! Ведь я обменялся любезностями с Матерью и удостоился мощью солнца, а вы знаете, что это такое.

От услышанных слов друзья пали ниц.

– Ну, если вы знаете, – продолжал говорить Тайт, – то я не буду тратить время на объяснения, но пора, друзья мои, прежде всего спуститься вниз с высот и сообщить подданным, что мы люди порядочные, а потому друзей никто не тронет и естественно того, кто выступит нашим союзником.

– Ты имеешь ввиду вождя Югурту! – воскликнул херусиаст. – Но ты знаешь, что он организует воинов и грабит соседей.

– Достойный вождь, наверняка остановился у переправ через Дунай. «У побережья ему легче держать под контролем переходы», —сказал Тайт.

Собрание разразилось криками похвалы:

– Да сопутствует твоим деяниям удача и слава!

– Имейте в виду, что если Югурту угораздит попасть в руки моей матери, то Кийя не преминет ей отомстить.

– Мы не сомневаемся в том, Тайт Мосул.

– У Югурты чрезмерно свирепый вид; но к делу, сколько угодно презирайте серебро, дорогие мои, но это не должно мешать нам приобретать его. Я знаю, вы храбрецы, которые также жаждут получить металл, как жаждущие желают найти спасительный глоток воды.

– Этот эгоист сражается не на поле ристалища. Он избрал себе розы, а нам предлагает шипы.

– О да, – ответили херусиасты.

Не успел Тайт высказать своё мнение, как в дверь постучали три раза раздельно, на баркидский лад.

– Кто это к нам пришёл? – спросил, как бы себя Тайт Мосул. – Войди! – Приказал он.

Дверь отворилась и на пороге появился Алорк, старший писарь.

– Посланец от матери просится войти на собрание, – доложил он.

– Так веди его!

Алорк вышел и вернулся в сопровождении одетого в хитон мужчины с пышными волосами пурпурного отлива: приверженца оргий Вакха. Он вошёл в круг и остановился, вглядываясь поочерёдно в каждого из стратегов ожидая, когда же заговорит хоть одна из этих неподвижных статуй.

Но вот Тайт Мосул обратился к нему.

– От чьего имени ты пришёл?

– Та, кто меня послала, – ответил гость, – наказала мне, ежели меня ты спросишь, сказать, что я пришёл от имени Исиды, говорящей устами Матери.

– Ты должен сообщить мне нечто на словах или принёс письменное послание?

– Я должен отвечать на вопросы, что вы будете мне задавать и записать.

– Начну с вопросов. Что сейчас решают херусиасты хоры?

– Они берутся за оружие.

– А почему могучие сыны берутся за него?

– Они получили приказание Исиды

– У тебя воззвание написано рукой Великой Матери?

– Вам её слова пергамента.

Алорк протянул записи и Тайт Мосул прочёл вслух:

«Позиция Ань Ти Нетери отражает позицию определённой группы херусиастов. Группа эта считает войну с Югуртой бедственной для Пан Ти Капуи и не разделяет радужных надежд на войну. В хоре говорят, что война эта способна вызвать ненависть к власти Ань Ти Нетери и посеять страх перед оной. Исида, воссевшая на трон после кровавой битвы, никогда не будет любима. Тем не менее Ань Ти считает, что главной задачей должно являться стремление расширение границы Горизонта Хора до Босфора, южного округа той территории, которая населена нумидийцами. «Да соединятся рассеянные, – призывает Великая Ханна, – дочери и сыны в единое могучее целое!» Великая Мать подчёркивает тебе – сын, что надлежит предоставить сражающейся Ханнат-Разрушительнице людей и вступить на военную стезю с ней.»

Тайт поднял голову, взор его сверкну:

– Братья мои, вот и сбывается пожелание Мелькарта, – Тайт повернулся к Алорку, – а как откликнулась на воззвание Исида, моя мать?

– Так же, как и вы. Исида приказала народу повернуть к Мелькарту. А мне приказала спросить, решится ли Тайт Мосул держаться наперекор Великой Супруге Кийе?

– Я решился! – ответил Тайт.

– Итак, как только мы дадим наш ответ, мы возьмёмся за оружие, – сказал Тайт Мосул. – Как бы то ни было, поход на Босфор предрешён, а теперь отдохни, а завтра в путь.