Читать книгу «Лица века» онлайн полностью📖 — Виктора Кожемяко — MyBook.
image

Незагадочный Сталин
ДОКТОР ФИЛОСОФСКИХ НАУК, ПРОФЕССОР РИЧАРД КОСОЛАПОВ

Сталин… Какой вихрь противоречий возникает до сих пор, когда звучит это имя! Совершенно очевидно, что Сталин – одна из крупнейших фигур XX столетия. Но оценки его резко противоположны. Да и вряд ли можно сказать, что все сделанное им уже достаточно полно, всесторонне и объективно проанализировано. Явная заданностъ мешает этому на Западе, она же долгое время сказывалась и сейчас сказывается в нашей стране.

Возвращение Сталина в наше сознание и в нашу жизнь, причем возвращение отнюдь не в карикатурном виде, какой ему усиленно пытались и пытаются придать, поучительно во многих отношениях. Но прежде всего (это уме абсолютно бесспорно!) оно свидетельствует: из истории, как из песни, слова не выкинешь.

Мой собеседник на сталинскую тему в советское время был известен не только как видный ученый-обществовед, но и как блестящий журналист. Он работал первым заместителем главного редактора «Правды», возглавлял журнал «Коммунист». В последние годы, будучи профессором МГУ, Ричард Иванович Косолапое проделал большую работу по продолжению издания незаконченного собрания сочинений И. В. Сталина.

Виктор Кожемяко. Ричард Иванович, предлагаю вам поговорить о Сталине и об отношении к нему. Понимаю, тема необъятная, и, наверное, она никогда до конца исчерпана не будет.

Скажу откровенно, для меня стало неожиданностью, когда некоторое время назад начали появляться в печати ваши статьи, которые можно было бы назвать просталинскими. По возрасту мы с вами почти ровесники, детство и юность наши прошли в сталинские годы с определенным пиететом к вождю, хотя (про себя скажу) и с ощущением, что по части славословия его перебиралось чересчур. А потом – XX съезд, доклад Хрущева, и сразу – резкая переоценка буквально всего, что связано с этим именем. А как менялось отношение к Сталину у вас?

Ричард Косолапов. Не знаю, может быть, это связано с фамильной традицией, но отношение к Сталину на всем протяжении сознательной жизни у меня было, в общем, ровное. Разумеется, в периоды либо неистового его захваливания, либо яростного развенчивания возникали вопросы: по каким причинам; не открылось ли то, о чем я не догадывался; к чему бы сейчас такое?… Но вопросы относились больше к психологическим нюансам, недоумениям, невыясненным обстоятельствам и т. п., чем к месту Сталина в истории советского общества, тому, что он совершил… Помню и взоры, обращенные с тоской и надеждой к Москве летом 1941 года; и подвиг Сталина, взошедшего 7 ноября, как обычно, на трибуну ленинского Мавзолея; и уважительное, по-особому теплое, непереводимое на другие языки слово, произнесенное бойцом зимой 1943 года – «батя»… Нам никуда не уйти от этого народного восприятия, а разрыв с ним губителен и для политического деятеля, и для любой партии. Не в этом ли один из ключей к нашим бедам последних десятилетий, к краху КПСС и социалистических начинаний, к развалу державы?

Сброшюрованный доклад Хрущева под большим секретом дал мне прочесть тогдашний мой начальник. «Из здания не выноси. Соберешься уходить – запри в сейф».

Прямо скажу, впечатление от сего опуса было мутное. Я, естественно, тогда не знал, что Хрущев готовил текст с помощью Поспелова и Шепилова, в обход ЦК и его Президиума, и вынес свое соло, по сути, за рамки съезда. Произносилось оно, когда съезд уже избрал новые центральные руководящие органы и, стало быть, закончил работу; когда делегаты утратили свои уставные полномочия и в лучшем случае могли выступать в роли пассивно слушающего актива. Именно так родилась «линия XX съезда», немало способствовавшая подрыву коммунистического движения. Повторяю: всего этого я тогда не знал и не мог знать, но интуитивно ощутил фальшь, а потому не стал «в одночасье и навсегда» антисталинистом…

И еще одно. Никаких «просталинских» статей я не писал. Тема Сталина затрагивалась в моих публикациях лишь попутно и по касательной. Только в 1995 году я выпустил сборник сталинских текстов, в которых дальновидно предсказывалось поражение нашей революции при определенных, не стихийно складывающихся, а целенаправленно создаваемых условиях – вроде тех, что мы наблюдали в 1985–1993 годах. Около трети книги, которая была названа «Слово товарищу Сталину», составили мои комментарии, надеюсь, достаточно объективно освещающие достоинства и недостатки включенных в нее работ…

В. К. Теперь, думается, уже мало осталось людей, которые считают Сталина ничтожеством, недоумком, параноиком и т. п. Даже Радзинский в своей книге и телевизионных «Загадках Сталина» поет иную песню. Великий злодей, гений зла – примерно так можно определить эту возобладавшую на сегодня версию. Как вы относитесь к ней? Ясно, что Сталин – фигура достаточно сложная и противоречивая. Но, подводя, так сказать, исторический баланс: чего, на ваш взгляд, больше было в деятельности Сталина – действительно зла или все-таки добра? Понимаю упрощенность, примитивность такой постановки вопроса, но все же…

Р. К. Версия «гения зла» абсолютно несостоятельна. Нелепо, имея дело с такой масштабной исторической личностью, как Сталин, стараться выглядеть выше и умнее ее. А Радзинский старается. Более того, он голосом, глазами, губами, ужимками играет сразу две роли – сперва однозначного «злодея», потом себя как жреца-судию. Многим это нравится, но, на мой взгляд, получается и то, и другое из рук вон плохо. Думаю, эта уже сыгранная пародия и самопародия Радзинского могла бы украсить хорошую сатирическую пьесу…

Чтобы понять реального, а не сфантазированного Сталина, следует заметить, что для него, имевшего духовное образование и прекрасно знакомого с церковной риторикой о добре и зле, не существовало отвлеченного зла вообще. Зло он понимал всегда конкретно, как воплощенное в людях и отношениях, а такими воплощениями были для него частная собственность, буржуазия, империализм, всякого рода оппортунистические, антипролетарские уклоны и т. д. Сталин не демон и не ангел. Он мог метить в противника и ударить по своим. Он мог ошибаться и в то же время умел быть осмотрительным и мудрым, имея в виду главную цель – уничтожение всевластия капитала и империалистической угрозы; укрепление мощи и благосостояния Советского государства и трудового народа. Беда всех его врагов и критиков состояла в том, что они, как правило, мыслили частично. Они охватывали своим умом бытовую или локальную ситуацию, он – целое. Они думали лишь о регионе, он – о выигрыше в мировом масштабе.

Конечно, утверждение Хрущева о том, что Сталин по глобусу планировал операции на фронтах Отечественной войны, – давно опровергнутая чушь. Но в чем-то Хрущев, сболтнув лишнее, был прав, если иметь в виду масштабы сталинской мысли. Он, как никто, умел заставить ограниченное зло служить всеобщему благу, и в это стоит вдуматься.

Сам по себе Сталин, по-моему, не был злым человеком. Но неимоверно тяжелая жизнь, которую он прожил, можно сказать, во всех измерениях, коварство и низость, цинизм и жестокость многих, его интеллектуальное, нравственное и социальное одиночество сделали свое. Ради общего дела Сталин не жалел себя и позволял себе не жалеть других. Это далеко не все разделяли. Это не могли ему простить. Не собираюсь высказывать здесь некое окончательное мнение, а тем более кого-то оправдывать. Всегда помню (и советую помнить другим): объяснение не есть оправдание. И здесь как нельзя к месту наказ Спинозы: «Не плакать, не смеяться, а понимать.»

Чего больше было в деятельности Сталина – действительно зла или все-таки добра?

Не сердитесь, но данный вопрос напоминает мне пресловутый лозунг: «Больше демократии, больше социализма». Бывают в жизни случаи, когда личное благополучие приносится в жертву общественному. При этом один теряет все или почти все, но зато выигрывает община. С точки зрения конкретного индивида совершается зло, а с точки зрения общества – добро. Сталин мыслил и поступал именно так. «Краеугольный камень анархизма, – писал он в ранней работе „Анархизм или социализм?“, – личность», освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения массы, коллектива… Краеугольным же камнем марксизма является масса, освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения личности.

В свое время Сталин не видел способов гармонично сбалансировать оба начала и делал все во имя интересов большинства. В тогдашнем конкретно-историческом исполнении это и было добро. Выиграло ли нынешнее российское общество, отбросив прочь этот приоритет?

В. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»? И самое главное – как вы трактуете 1937 год и вообще тему сталинских репрессий, ГУЛАГа и т. д., которая для многих стала определяющей, знаковой при оценке Сталина да и чуть ли не всего советского периода нашей истории?

Р. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»?

Нет, не совершил.

«Термидором» (по названию одного из месяцев республиканского календаря: часть июля – часть августа) в истории Великой французской революции именуется правый, антиякобинский переворот 1794 года, отстранивший трудящиеся массы от участия во власти и утвердивший неограниченную диктатуру буржуазии. С него начался беспредел частного обогащения и белый террор. «Огромное повышение цен на продовольственные товары, – констатировала 9 января 1795 года газета Бабефа „Трибун народа“. – Приостановка работ. Изгнание рабочих из Парижа… Прекращение производства оружия и одежды. Неизменное покровительство проституции… Возрождение суеверия. Вывоз звонкой монеты. Подрыв доверия к ассигнатам (бумажным деньгам. – Ред.). Отвратительная выгода, извлекаемая из отмены максимума (предельных цен на хлеб. – Ред.)… Воскрешение слов „чернь“, „простонародье“ для обозначения народа… Пагубная свобода действий, предоставляемая ненасытной жадности торговцев… Подсчет в ливрах, су и денье (тогдашняя французская разменная монета. – Ред.), подтверждающий, что рабочий народ более не может существовать». Что тут общего со сталинской практикой?

Известно, что ярлык «термидор» по адресу большинства ЦК употреблял во внутрипартийной борьбе Троцкий. Он сигнализировал об опасности «бюрократического извращения» рабочей власти (то есть о том, о чем предупреждал еще Ленин), но терял чувство меры. Эгоцентрист по натуре, страстный оратор и способный литератор, Троцкий не проявил себя как трезвый аналитик и не имел выдержки, необходимой для длительной и упорной организаторской работы. Поэтому столь часты перехлесты в его суждениях. Многое, что ощущалось всего лишь как негативная тенденция, он принимал уже за свершившийся факт. Доводил свои нападки на Сталина и его соратников до призывов к подрыву советского режима, в том числе через поражение СССР в будущей войне…

Читая сейчас книжку Троцкого «Преданная революция», угадываешь в ней что-то знакомое, но относящееся отнюдь не к сталинским временам. Прочность в тот период системы диктатуры рабочего класса теперь, в свете опыта стольких десятилетий, не вызывает сомнений. Ее серьезнейшим испытанием явились Великая Отечественная война и быстрое восстановление разрушенного захватчиками народного хозяйства. Словом, в споре с Троцким оказался прав Сталин…

Теперь о 1937 годе. Начну с того, что 1937 год – не только и не столько репрессии. Это год успешного завершения второй пятилетки; 100-летия памяти Пушкина, которое вылилось во всенародный фестиваль русского духа; 20-летия Октября; первых выборов, согласно новой Конституции СССР, в Верховный Совет.

Изменения в избирательном законодательстве и законодательной практике означали крупнейшую в послеоктябрьской истории демократическую реформу советской политической системы.

В стране царила обстановка политического подъема, трудового энтузиазма – я ее помню именно такой. Но не располагаю систематизированными статистическими данными о теневых сторонах тогдашней советской действительности, в частности о фактах вредительства и саботажа. А их было немало. Не думаю, что февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б), обсуждавший и этот вопрос, был искусственно инсценирован, воевал с ветряными мельницами…

«Коммунистические режимы уничтожили ПО миллионов человек», – писали в связи с 80-летием Октября «демократические» «Известия». Эта цифра то сокращается, то раздувается в зависимости от вкусов «критиков» социалистического строя. Никто не несет ответственности за прямые подтасовки и ложь. Их цинично оправдывают, ибо они выгодны ныне правящему классу. Однако такое не может продолжаться до бесконечности.

В юбилейных тезисах РУСО, опубликованных в «Правде» 24–31 октября 1997 года, приводятся «давно установленные факты: число осужденных с 1921-го по 1954 год – около 3,8 миллиона, число приговоренных к смертной казни – около 643 тысяч. И это в стране, пережившей за полвека три революции, две мировые, одну гражданскую и несколько локальных войн. Вместо приобщения к правде, – отмечается в документе, – целых два поколения запугивали сагой о ГУЛАГе. Причем это нередко делали выходцы из среды тех, кто допускал массовые беззакония».

Хватались ли остатки свергнутых Октябрем эксплуататорских классов за «оружие обреченных»? Да.

Были ли нарушения революционной законности, страдали ли при этом невиновные? Тоже да. И ответственность за это несет в числе других Сталин.

Почему наряду со справедливым возмездием за преступления перед народом «шились» дела против невинных людей?

Отчасти это объяснимо бюрократизмом и желанием выслужиться, отчасти низким уровнем профессиональной подготовки и культуры работников правоохранительных органов. Однако главная причина все же в другом. Мы теперь располагаем обширной фактической и документальной базой для вывода: многие невинные люди, особенно коммунисты, пострадали из-за проникновения