Моё детство и юность прошли в городе Шуя Ивановской области, расположенном на берегах красивой реки Теза. Здесь жили мои давние предки и родители. Шуя, один из древних городов России. Существует несколько версий возникновения поселения на этом месте. Шуя, как город-крепость на Тезе, то есть военный и торгово-таможенный пункт, по мнению ряда историков, возникла во второй половине XIV века в период укрепления великого Нижегородского княжества. Знаменитый историк В. Н. Татищев упоминал Шую в событиях 1394 года. Он сообщал, что Великий князь Василий I, сын Дмитрия Донского, передал Шую Василию Кирдяпе и его брату Семёну, изгнав их из Суздаля. С тех пор они, сыновья Дмитрия Константиновича суздальско-нижегородского, стали именоваться Шуйскими. В силу исторических условий они не могли превратить её в крупный княжеский вотчинный центр. Объектом их внимания были Нижний Новгород, Суздаль и Городец, за которые они продолжали вести борьбу, а также Псков и Новгород, где многие Шуйские князья были наместниками. Но, обладание Шуей, как вотчинным центром, давало им значительное преимущество по контролю над частью территории Суздальского ополья. Князья Шуйские владели городом почти 200 лет. Историк И. Н. Болтин даже называл Шую столицей Белой Руси. Об этом сообщается в его книге "Картина России, изображающая историю и географию, хронологически, генеалогически и статистически. Собрано из верных источников" (Москва, 1807). Правда, других подтверждений этой версии не существует. Какими пользовался документами, автор не указал. А многие первоисточники-летописи погибли в Московском пожаре 1812 года и были недоступны для позднейших исследований. Серьёзные историки эту версию не воспринимают. Мой Шуйский приятель, серьёзный журналист и краевед А. П. Кульков, изучая труды В.О. Ключевского, пришёл к выводу, что «Шуя появилась во времена Владимирского князя Андрея Боголюбского (1169–1174), сына Юрия Долгорукого. Именно при нём активно проходила колонизация края. Он воевал с народами на Волге, создавая при подготовке походов опорные пункты. Дорог в те времена не было, но приличная речная сеть помогала реализовать его планы. Воевода мог из Клязьмы зайти в Тезу и подняться к её истокам. Оценив северо-западный изгиб реки, защищающий левый высокий берег, он дал ему имя Шуя (шуйца на старославянском языке). Поскольку это был "ближний человек князя", то в летописи это могло и не отмечаться». Первое сохранившееся документальное свидетельство о Шуе относится к 1539 году. Под этой датой Шуя упоминается в Никоновской летописи среди городов, разорённых казанским ханом Сафа-Гиреем. Иван Грозный во время похода на Казань в 1549 году посетил Шую и включил её в числе 19 городов в состав опричнины, объявив своей собственностью. Пётр I посещал Шую по пути в Персидский поход. Некоторое время в Шуе жила его дочь Елизавета. В Шуе бывал и будущий император Александр II. В 1788 году генеральный план развивающейся Шуи утвердила царица Екатерина II.
Начиная с начала 17 века в Шуе начала развиваться промышленность. Это означает, что появились первые мастера-розмыслы, которые могли основать производство. Наиболее древним и одним из отличительных для Шуи промыслов было мыловарение. Это нашло своё отражение и на гербе города. Но к концу 17 века ведущее место в экономике Шуи заняла текстильная и кожевенная промышленность. Первая в России механическая текстильная фабрика была организована в Шуе. Шуйские розмыслы способствовали быстрому развитию производства и городской инфраструктуры. В 19 веке Шуя стала в ряд наиболее экономически развитых уездных городов России. В этот период она прочно заняла одно из ведущих мест в текстильной промышленности России, отличалась хорошим благоустройством и довольно высоким уровнем просвещения и культуры. В начале 18 века на реке Теза была построена «Тезянская шлюзованная система», обеспечившая грузовые перевозки с текстильных и других предприятий. 26 января 1857 года был издан Высочайший указ о создании первой сети железных дорог. И всего через одиннадцать лет, в 1868 году, железная дорога прошла через Шую. Система централизованного водоснабжения заработала в Шуе в 1883 году. Этим не могли похвастаться даже многие крупные города, например, Краснодар. К 1917 году всего 215 городов России имели централизованное водоснабжение. В Шуе была не только современные текстильные предприятия, но и другие инженерные сооружения. В том числе, ветряные и водяные мельницы, ветряные и водяные генераторы электрической энергии. Кроме того, электричество вырабатывалось на текстильных фабриках в паровых котельных как побочный продукт, и использовалось для освещения фабрик. В 1909 году Шуя была электрифицирована, первой на территории будущей Ивановской области. Она освещалась от собственной электростанции 95 фонарями по 850 свечей (850 Вт) каждый. Уникальными были и некоторые церковные сооружения. Эти примеры свидетельствуют о хорошем развитии в Шуе инженерного дела. К началу 20 века Шуя по численности населения в два-три раза превосходила такие города, как Ковров и Муром и лишь немного уступала губернскому Владимиру, а по внешнему благоустройству была лучшим уездным городом Владимирской губернии. «Олигархи» тех лет, богатые Шуйские фабриканты и купечество не скупились на строительство храмов, больниц, учебных заведений. В Шуе даже был свой ипподром. До революции в городе было более 20 церквей и монастырей. Колокольня Воскресенской церкви стала второй по высоте звонницей России, 106 метров. Выше был только шпиль Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. В Шуйской колокольне были собраны лучшие достижения архитектуры того времени. На третьем ярусе была установлена звонница с двенадцатью колоколами общим весом 2333 пудов. Главный колокол был седьмым в России по тяжести и весил 1270 пудов, то есть, более двадцати тонн.
Но, все эти благости для населения Шуи делались за счёт его же тяжелейшей эксплуатации. В отличие от прогрессивных технических специалистов, многие Шуйские фабриканты были типичными представителями капиталистического общества. Главной задачей было извлечение прибыли с полным пренебрежением к своим работникам. Производство в Шуе быстро развивалось и требовало всё больше рабочих рук. Крестьяне из деревень, даже весьма отдалённых, стремились в город на заработки. Земли во Владимирской губернии и, особенно, в соседней Костромской, были не очень плодородными. Крестьянам было невозможно прокормить семью только сельским трудом. Поэтому, очень сильно был развит «отхожий промысел» – многие крестьяне подрабатывали в городах. Для их размещения фабриканты строили рабочие казармы. Но часть рабочих была вынуждена проживать непосредственно в фабричных корпусах. Сохранились свидетельства официальных лиц того времени о реальном положении рабочих на текстильных предприятиях. Приведу выдержки из некоторых документов. В исследовании земской санитарной комиссии 1880 года говорится о типичной ситуации на текстильном производстве: "Фабричные рабочие разделялись на «дневных» и «сменных». Первые работали 14 часов в сутки, вторые 12 часов. Работа на фабрике обставлена крайне неблагоприятными условиями: рабочим приходится вдыхать хлопчатобумажную пыль, находиться под действием удушливой жары и переносить удушливый запах, распространяющийся из дурно устроенных ретирад (туалетов). Работа идёт днём и ночью, каждому приходится работать 2 смены в сутки, через 6 часов делая перерыв, так что, в конце концов, рабочий никогда не сможет выспаться вполне. При фабрике рабочие помещаются в громадном, сыром корпусе, разделённом, как гигантский зверинец на клетки и каморки, грязные, смрадные, пропитанные вонью отхожих мест. Жильцы набиты в этих каморках, как сельди в бочке. Земская комиссия приводит такие факты: каморка в 13 куб. сажен (120 м3 = 6 × 8 × 2,5 м) служит помещением, во время работы, для 17 человек, а в праздники или во время чистки машин 35–40 человек». В связи с жестокими условиями труда в 80-х годах 19 века во Владимирской губернии начала создаваться инспекция для контроля текстильных предприятий. Особое внимание инспекторы обращали на туалеты, или, как их тогда называли, ретирады. «На эти заводские заведения трудно было не обратить внимания по причине вездесущего зловония. В большинстве случаев это нечто совсем примитивное: какие-то дощатые загородки, общие для обоих полов, часто очень тесные, так что один человек с трудом может пошевелиться в них. На некоторых заводах вовсе не имеется никаких ретирад". В 1882 году доктор Песков, осмотрев 71 промышленное предприятие, лишь на одной Шуйской мануфактуре нашёл туалет, более-менее соответствовавший представлениям об отхожем месте. На Хлудовской же мануфактуре, когда инспектор поинтересовался, почему администрация не принимает никаких мер к улучшению ретирад, получил ответ, что это делается намеренно: "С уничтожением миазмов эти места превратились бы в места отдохновений для рабочих, и их пришлось бы выгонять оттуда силой". Фабричный инспектор В. Ф. Свирский в конце 19 века отмечал: «Нанявшийся рабочий обязан был работать четырнадцать часов в сутки, а именно, в летнее время с четырех часов утра до восьми часов вечера. Из этого времени предоставляется на обед два часа – двенадцатый и первый час; в зимнее время от пяти часов утра до восьми часов вечера, на обед предоставляется один час – двенадцатый. На суконных фабриках был заведён следующий порядок. Дневная смена работала 14 часов – с 4.30 утра до 8 вечера, с двумя перерывами: с 8 до 8.30 утра и с 12.30 до 1.30 дня. А ночная смена длилась всего 10 часов, но зато, с какими извращениями! Во время двух перерывов, положенных для рабочих дневной смены, те, что трудились в ночную смену, должны были просыпаться и становиться к машинам. То есть они работали с 8 вечера до 4.30 утра, и, кроме того, с 8 до 8.30 утра и с 12.30 до 1.30 дня. А когда же спать? А вот как хочешь, так и высыпайся! В среднем по всем производствам продолжительность рабочей недели составляла 74 часа. Взрослые, мужчины и женщины, и малолетние «обязаны» работать одинаковое число часов. Разницы по отношению ко времени между полом и возрастом никакой не допускается. Но многие работы по самому фабричному кодексу требуют уже не 14, а 16 часов в сутки. На некоторых фабриках работы начинаются с 3-х с половиной часов утра и оканчиваются в 8 часов вечера; на обед даётся полтора часа. Дневные рабочие в стенах фабричных помещений ежедневно проводят 16 часов в сутки, что равно двум третям всей жизни каждого. Рабочие, живущие при фабрике, спят в сутки 5 часов, а те, которые живут на особых квартирах, 4,5 часа и, наконец, уходящие в деревни пользуются уже только 4-х часовым сном. Посменные рабочие 13 часов в сутки проводят в здании фабрики и остальные 11 в своих жилых помещениях. Ежедневно спят от 4 до 5 часов в сутки». Шло первоначальное накопление капитала. Капиталисты экономили на всем: производственных площадях, отоплении, освещении, технике безопасности. Многие рабочие ночевали там, где работали, спали, где попало – на полу под станком, на верстаках, на столах. Они никогда не имели постелей, спали, подостлав под себя рогожку, мешковину, в лучшем случае войлок и очень редко тюфяк, набитый мочалом или соломой; но сплошь и рядом спали прямо на голых досках. Подушек не было, их заменяло собственное платье, вместо одеял покрывались полушубками или иной верхней одеждой. Объёмное исследование ситуации на текстильных предприятиях Владимирской губернии сделал Ивановец Нефёдов. «Эксплуатация детского труда производилась в широких размерах. Из общего числа рабочих 24,6 % составляли дети до 14 лет, 25,6 % составляли подростки до 18 лет. Утомление, сопряжённое с трудом на фабрике, было так велико, что, по словам земского врача, дети, подвергавшиеся какому-нибудь увечью, засыпали во время операции таким крепким, как бы летаргическим сном, что не нуждались в хлороформе». Установив тот жуткий факт, что «при 15–16 – часовом рабочем дне рабочие тратят на сон всего 5 или даже 4,5 часа в день». Нефедов заканчивает: "Как же рабочий проводит остальную часть дня? Где он живёт и отдыхает? Это мы узнаем из следующей главы". И внизу в скобках указывалось, что "продолжение будет". Но по цензурным условиям "следующая глава" в газете уже не появилась. Но, сохранились свидетельства других людей. Историки отмечают, что на большинстве фабрик в глубине России, помещения для рабочих подразделялись на две категории: казармы и каморки. Казарма – это обычный барак с нарами, в них жили одинокие работники. Нары, как и цеха, использовались в две смены. Каморки – это тот же барак, но поделённый на отдельные клетушки – такое жильё предназначалось для семейных рабочих. В каждой комнате помещалось обычно по две-три, но иной раз и до семи семей. Условия труда и жизни промышленных рабочих были невероятно тяжёлыми. Как жили рабочие в таких казармах, описывает фабричный инспектор В. Ф. Свирский, посетив Меленковскую льнофабрику: «Осматривая помещение, я был поражён неблагоприятными санитарными условиями работы вообще в отбельных, тяжёлым и нездоровым видом рабочих. Жилища рабочих не отвечали минимуму санитарных требований. Более половины рабочих жили в заводских казармах и бараках. В одной комнате помещались две-три семьи. Казарма была поделена на каморки, площадь которых не превышала 2–2,5 аршина ширины и 2–3 аршина длины (1,5 м на 2 м, это 3 м2). Был ошеломлён невообразимым шумом и гамом: из одной каморки раздавалась отборная брань подвыпившего рабочего, писк и визг ребятишек; из другой неслись какие-то дикие звуки гармоники и разухабистое пение; из третьей вылетал необычный свист в такт игравшим. Холостые рабочие спали рядом с каморками на сплошных нарах в виде дощатых помостов и без всяких перегородок
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке