Он прилёг, но поспать, подольше не пришлось. Приснилась ему жена, будто сидит Радка на кухне и чистит картоху, и так грустно с упрёком говорит: «Что же ты ушёл, разве я тебя не любила? А может, ты не по своей воле ушёл? Так вернись, я ведь пойму!» Влад проснулся. В голове крутилась одна мысль: как же так, что же он про жену забыл, нет, надо быстрее в Заозерье, увидеть Радку, попросить прощения, она добрая простит. Эх, дурень я, совсем разум потерял.

Влад вышел и быстрым шагом направился в сторону деревни Заозерье, настроение у него было хорошее, на дороге никого не было видно, так что с расспросами в душу некому лезть. Вот уж скоро и развилка дорог, а там сплошной лес до самой деревни, если кто и попадётся, можно меж деревьев спрятаться.

Он ускорил шаг, надо скорей в лес войти, не хотелось бы с кем-либо встретиться, но до леса дойти не успел, поперёк дороги, подняв пыль, резко встала повозка. Влад поднял глаза и вздрогнул, это была та самая повозка, на которой хоронили Сумчиху, на ней сидели те же могильщики с каменными лицами в чёрных скифских шапках.

Один из могильщиков спрыгнул и жестом показал сесть на его место. Тут Владу пришла мысль: а вдруг это тоже лишь видение или образы в его голове, навроде тех, что были тогда, когда он гулял с Сумчихой по лугу, а может и не надо слушаться, что они мне сделают?

И он не обращая внимания на жест могильщика, решил пройти мимо них и продолжить свой путь в деревню, но тут получил такой удар в лицо, что упал на землю, с повозки спрыгнул второй могильщик и несколько раз пнул его ногой, затем они бросили его на дно повозки, и помчались обратно в хутор Живица, к Чёрной груше.

Доехали быстро, перед двором резко остановились, могильщики со злобным выражением в лицах взяли его за руки за ноги, и занесли во двор, там бросили наземь и все четверо ещё раз попинали ногами, кто в живот, а кто по рёбрам. Повозка также быстро умчалась, как до этого быстро появилась на дороге.

Влад, охая, медленно втянулся в хату, сел за стол и с обиженным видом уставился в окошко, там уже опускалась темень. Кто же сказал им, как же они узнали, ведь никто не видел его, никто не знал о его намерении. Так за мыслями и не заметил, как наступила полночь.

Сумчиха в этот раз прошла сначала к зеркалу, пристально посмотрела в него, а затем уже прошла к столу. Она деланно всплеснула руками и сказала с издёвкой:

– Ой, Владушка, да кто ж тебя так отделал? Что, снова в окна подглядывал за бабами? Или с мужичьём рассорился, нет наверно, всё же здесь без баб не обошлось?

– Да ладно Вам, Дарья Ильинична, ёрничать, Вы же всё знаете, небось, сами послали своих друзей. Где Вы таких только зверей и отыскали, слова не скажут, лица как из камня, а бьют так, что вон, наверно, рёбра переломали, дыхнуть больно, – сказал Влад.

– Больно это ничего, подлечу, – сказала она. – Тут другое, ты же сам сказал, что теперь со мной, а если со мной, то и с ними, а они не любят, когда отступаются, у них другое понимание мира. Эти в чёрных шапках мне не подчиняются, это сиги, те, кто за порядком следит, и во времени сигают, скажи спасибо, что так обошлось, ни будь ты со мной, была бы беда, с ними не шутят, вот так!

– Ну, Вы ведь на другом уровне понимании мира, у Вас столько знаний, почему же они меня вот так, как мужичьё ногами пинали? – возмутился он.

– А по другому, Владушка, пока вы, люди, не понимаете, вот видишь ты обиделся, значит они правильно тебя отдубасили, не могли же они объяснять тебе того, чего ты ещё не понимаешь, – пояснила ведьма.

– Ничего себе объяснения, рёбра ломать! – сокрушался Влад.

– Ладно тебе уже не стони, подойди лучше к зеркалу, –  сказала она.

Он подошёл к зеркалу и встал, Сумчиха же взяла лампу и поставила её так на окно, чтобы оно, как зеркало, отражало всё то, что находится в комнате, затем натянула шнур от уголка зеркала к откосу окна, потом также натянула второй шнур, на шнуры повесила по покрывалу, получилось на вроде коридора от окна к зеркалу, сама же подошла и стала рядом.

– Ну вот, смотри в зеркало, не отрывая взгляд, смотри и всё запоминай, что увидишь, потом я объясню, что не понятно будет. Сумчиха начала читать заклинания:

….. Я.. ГА …ИЙТА …. МА …. ИЙТА…. ВЕТЛУЩА …АКО… ПОИЩА…. АКО …. БО ….. ОТ…. МЯЩА…. ЧУР…МОГАЕМО …. БРЗО…. МЯ…..

Она читала заклинания, но Влад не мог понять ни слова, что было произнесено, казалось речь, звучит русская, но настолько древняя, что разобрать, о чём говорится в заклинании невозможно. Она читала до тех пор, пока отражение в зеркале не исчезло.

– Ну что же, Влад, пойдём, – торжественно сказала ведьма.

Они вышли как в окно и оказались на залитой солнцем поляне, всюду ходили люди в старинных одеждах, вдали на пригорке пасся скот.

– Мы где, Дарья Ильинична? Хотелось бы знать, чтобы не оплошать, если что спросят, – полюбопытствовал Влад.

– Ты молчи, молчи и смотри, говорить тут могу только я, понял?

Они направились к группе людей, сидящих на ковре. Приблизившись, Сумчиха подняв руку вверх:

– Здрав будь, Белояр и вам други здравия! – громко сказала она.

– Здрава будь и ты, Дарислава, давно у нас не бывала! –  сказал старший.

– Да всё дела, заботы разные, ты же знаешь, каково мне, Белояр? – ответила она.

Волхв важно сказал:

– Да, знаю дела твои важные, присядь, сейчас совещаться будем.

– Не могу я, Белояр, мне по всем своим местам надо пройтись, да и гость со мной! – ответила Сумчиха.

– Ну хорошо, удачи тебе, знай, мы всегда рады тебе, – напутствовал волхв.

Они пошли дальше, когда отошли за пригорок.

– А кто это, Даша? – поинтересовался Влад.

– Это главный волхв здешних, умнейший человек, – ответила она.

– А сейчас мы куда? – лез с расспросами Влад.

– Я покажу тебе место, где сходится время, по-вашему, –  ответила она.

Пройдя ещё немного, они вошли в чащу леса, затем по тропинке дошли до большой скалы, в ней был вход. Сумчиха с Владом вошли в огромное помещение, но только стены этого помещения были настолько гладки, что в них всё отражалось.

– Ну, вот смотри, Владушка, теперь ты должен понять многое, – сказала Ведьма.

Он взглянул и ахнул, на правой стенке он увидел свою мать, мать была беременна и готовилась рожать, повитуха уложила её на топчан и начались роды, ещё мгновение и крик младенца оповестил, что он пришёл в этот мир, картинка резко сменилась, и вот уже пожар, пожар в том доме, где вырос Влад, затем всё исчезло. Влад вопросительно посмотрел на ведьму.

– Это не просто стена, эта Мата, она принимает из глубин поток, поток незримый, но живой, и как бы распределяет этот поток на ручьи времени, создаёт параллельности, прошлое и будущее, да много чего делает, я всего и сама не могу объяснить, не хватает разума моего, а ведь там, откуда идёт поток, ещё всё грандиозней, не охватить нашим пониманием, – объяснила Сумчиха.

– Дарья Ильинична, значит нить из зеркала, которая образ Миланьи довершила, что, отсюда шла? – спросил он.

– Да, прямо отсюда, но тебе казалось, что она из зеркала шла, теперь посмотри на стену, – предложила она.

Влад посмотрел, там он увидел хату Сумчихи, вокруг кто-то ходил, пытаясь заглянуть в окна, любопытным гостем оказался Егор со второй улицы.

– Ну, вот теперь ты увидел, как сиги узнали про тебя и твоё намерение пойти в Заозерье к своей жене, – пояснила ведьма. – Но как же они успели, мы вон, сколько шли? – недоумевал Влад.

– Да нет же, глупый, это мы в удовольствие шли, для порядка, а ведь можно и по-другому, – сказала Сумчиха.

Вдруг она что-то сказала и прикоснулась рукой к Мате. Всё исчезло, вновь хата, комната и они, стоящие перед зеркалом.

– Дарья Ильинична! – он от восторга задыхался. Ведьма улыбнулась и сказала:

– Ну что, будешь ещё бегать без спросу?

– Дарья Ильинична, а зеркало, выходит, на вроде глаза Маты? – не унимался он. Она покровительственно сказала:

– Получается так, теперь ты кое-что понимаешь, а остальное со временем поймёшь.

– А мысли тоже там отражаются? – всё спрашивал Влад.

– Да, и мысли тоже, но в другой части, – ответила спокойно Сумчиха.

– Да! Вот это да! – Влад никак не мог прийти в себя от увиденного.

Сумчиха была довольна, что так поразила его, она смотрела, как у него от восторга светились глаза и важно улыбалась.

– Ну вот, Влад, пришло время, теперь ты научишься многому, завтра мы и начнём вместе вершить назначенное! – сказала она.

Она ушла как всегда незаметно, растворившись в ночи. В этот раз ведьма ушла задолго до рассвета, в эту ночь у неё было особое дело.

Когда она появилась на кладбище, призраки её уже ждали, каждый из них был возле своей могилы.

Сумчиха приблизилась к ближайшей могиле и, посмотрев на табличку, обратилась к первому призраку.

– Говори, Архип Пантелеевич, что хочешь передать?

Призрак поведал о своём:

– Давно это было, молод был, карту лишнюю подкинул в игре на деньги, пострадал тот человек невинно из-за меня, хочу, чтобы родственникам его передала, что я прощения прошу!

Она двинулась дальше, к следующей могиле и, посмотрев очередную табличку, вновь сказала:

– Говори ты, Людмила Сергеевна, что твоим передать?

– Грешна я, муж мой хороший человек, а я непутёвая, всё к чужим мужикам тянулась, не могла себя держать, передай, прощения прошу, – жалобно сказала она.

Ведьма посуровела и сказала:

– Ах, бесстыжая, что же ты, добить его хочешь? Он ведь на могилу ходит, вон цветы носит до сих пор, думает, что у него жена хорошая была, а ты смуту у него в душе посеять хочешь? Нет уж, пусть лучше не знает ничего!

– Но ведь без его прощения меня не пустят на древо Рода? – взмолилась та.

– Не буду передавать твою просьбу, не ко времени пока, –  закончила с ней ведьма.

Дальше Сумчиха посмотрела очередную табличку.

– Ну, говори, Фрол без отчества, что твоим передать, вижу никто к твоей могиле не ходит, – сказала как бы с участием Сумчиха.

– Передай, тоже прощения прошу, что из семьи ушёл, детей малых оставил в трудное время, а у жены особое прощение прошу, она ведь одна троих поднимала.

Ведьма хмыкнула и, как бы насмехаясь, сказала:

– Да я погляжу, среди вас я ещё так себе, можно сказать, невинна, ну да ладно, продолжим. Так… на этой табличке только фамилия, что же говори, Демидов.

– А я не хочу ни у кого прощения просить, мне здесь хорошо и спокойно, – сказал безразлично Демидов.

Ведьма смотрела на него и думала, какой же это человек был несчастный, коль в миру никого не осталось, кто был бы ему дорог. Она посмотрела следующую табличку.

– Что скажешь, Надежда Николаевна, о чём поведаешь? –  спросила ведьма.

– На праздник у подруги парня увела, подруга не выдержала и с обиды отраву приняла, теперь вот она неприкаянная, а на мне груз лежит, может там, в миру они какой обряд сделают, и это поможет ей и мне? – грустно поведал очередной призрак.

Тут небо посветлело, стало светать. Сумчиха сказала остальным:

– Всё на этот раз, больше не успею!

Но тут её привлёк маленький холмик, на нём не было памятника, а рядом с холмиком призрак мальчика. Она спросила у него:

– Что ты хочешь передать, малыш?

– Я Митя, игрушка там под ступеньками крыльца лежит, птичка из шерсти сделанная, моя любимая игрушка, она грязная валяется, никому ненужная, пусть принесут мне, – сказал очень жалобно мальчик.

Ведьма подумала: да, дети, видно для них игрушки больше, чем просто игрушки, вот и там, на развалинах дома, на её хуторе, ведь тоже лежала чья-то игрушка, оставленная ребёнком как самое ценное у родного дома на пороге.

– Что ещё, малыш, я же вижу, ещё хочешь сказать? – спросило тихо она.

– Пусть мама с папой меньше пьют, и ко мне чаще приходят, и памятника мне не надо, лишь бы приходили, а ещё пусть дядька Петька, сосед, мою собачку не бьёт, она ко мне сюда бегает и скулит, – попросил малыш.

Сумчиху эта просьба мальчика настолько поразила, что она решила завтра начнёт с просьбы малыша, он настолько, бедненький, торопился высказаться, что даже не попросил, чтобы ему конфет принесли, а ведь дети, наверное, все любят конфеты.

В наступившую ночь Сумчиха пришла с новой силой, кончилось время, когда она не могла действовать полностью. Влада она застала, когда тот вечерял, ел брюкву, поливая её мёдом.

– Что, лакомишься? – ехидно спросила Сумчиха.

– Да… но тебе не предлагаю, ты же… ну, в общем… – ответил Влад.

– Видно, умнеешь потихоньку, коль не предлагаешь. Ты сегодня сам побудешь, а мне весточки по хутору передать надо, – сказала она, глядя мимо Влада.

– Тут такое дело, Дарья Ильинична, днём на улице Тимоху видел, так он сказал, что четверо странных мужиков так избили Егора Хратова, что тот лежит тяжёлый, поднялся бы, – осторожно рассказал Влад.

– А, ты вон о чём, это его сиги приучали, чтобы к Чёрной груше не ходил более, да в окна не заглядывал, за эти годы, слышишь, г-о-д-ы, никто ни одной груши не сорвал и не съел, даже с земли никто не поднял… никто, а тут, смотри, наглец, страх потерял, в окна заглядывает. Ты за него не думай, поправится. Ладно, пошла я, вон, доедай свою брюкву, да… там, на этажерке книга в кожаном переплёте, возьми и учи понемногу, пора уже, – возмущённо сказала ведьма.

В дом соседа мальчика Мити ведьма явилась в своём красном с чёрными зигзагами наряде, а чёрная шаль на голове усилила бледность её лица, от этого глаза казались ещё черней, блеск зрачков был ещё страшней.

Пётр, увидев ведьму, так испугался, что с криком кинулся в другую комнату, но не рассчитал и, ударившись о косяк двери, упал на пол, затем он стал лихорадочно креститься, пытаясь вспомнить какую-то молитву.

– Да брось ты, дурачина, руками махать, и слова, что ты говоришь, всего лишь слова и не более, не помогут они тебе, – раздражённо и зло сказала Сумчиха.

Пётр забился в угол и оттуда обезумевшим от страха взглядом смотрел на ведьму.

– Слушай сюда, паскудник, ты зачем собаку мальчика Мити бьёшь, что, с животиной сладил? – угрожающе спросила ведьма.

Она приблизилась и поставила красный свой сапожок на плечо Петра.

– Так вот, теперь ты будешь постоянно кормить, и жалеть пса! Ведь будешь!? – продолжая угрожать, жёстко спросила она.

Пётр не мог вымолвить не слова и только мотал головой.

– А для того, чтобы ты не забыл, побудь листом осенним на ветру! – бросила зло она.

При этих словах его подбросило и с силой ударило о пол, потом ещё и ещё, он весь трясся и пытался безуспешно зацепиться за пол, но это не удавалось, ногти срывались, от этого пальцы были все в крови.

– Запомни, Пётр, я второй раз не приду. Ты понял, о чём я говорю? – спросила она.

Он ответить не смог, только всё тряс головой. Сумчиха поменяла свои планы и вернулась назад к

Чёрной груше. Она быстро прошла к столу, присев, молчала, видно было, что она о чём-то напряжённо размышляет. Влад первым нарушил молчание.

– Что-то не так, Дарья Ильинична? – спросил угодливо Влад.

– Не так?! Я сейчас расскажу тебе, что было на кладбище! – и она поведала, что и о чём просили призраки, рассказала и то, что она уже была у соседа мальчика Мити, затем сказала:

– А вот к родителям пойдёшь ты, потому что они часто пьяны и могут сдуру беды наделать, так что одевайся и иди, передай всё, что я тебе рассказала.

Влад мешкал, а потом тихо возразил:

– Ну, я ведь как бы и не знаю, как да что…

Ведьма посмотрела так, что он, схватив плащ, быстро вышел. Уже на улице начал обдумывать, что и как скажет родителям мальчика Мити. Было уже давно за полночь, когда он подошёл к их обветшалому неухоженному дому, окна светились тусклым светом, была слышна громкая пьяная речь.

Влад постучал. Дверь открыл Михай, человек с кудрявой головой, небритый, в грязных штанах. Это был отец Мити. Увидев, кто пришёл, он отпрянул вглубь сеней.

– Что так встрепенулся, я ведь не Сумчиха!? – спросил Влад.

– Пламя и уголь одинаково жгут, – заикаясь, ответил Михай. Влад прошёл в хату и сел за стол, рядом сел Михай и стал наливать самогон.

– Ты погодь, Михай, с выпивкой, и жену зови, разговор у нас серьёзный будет, – сказал Влад твёрдо.

Пришла Нинка, в белой заношенной ночнушке, с опухшим лицом, одним словом, пьянь. Влад встал и взяв самогон, вылил его в стоящее ведро. Михай возмущаться не стал, промолчал.

– Слушай внимательно, Михай, и ты слушай, Нинка, больше вы пить самогон не будете, ясно!? – в приказном тоне сказал Влад.

– Это ж, почему не будем? – кривляясь, возразила Нинка.

– Сегодня у меня ночная гостья была, Дарья Ильинична, это она меня послала и вот что передала, чтобы вы не пили больше и игрушку из под крыльца достали, да завтра же на могилу своего сыночка отнесли, – сказал Влад.

После сказанного Михай и Нинка словно протрезвели совсем, и испуганно смотрели широко раскрытыми глазами, боясь пропустить хоть слово.

– Так мы ж, поэтому и пьём, с горя, дитятку нашего поминаем, – заикаясь, оправдывалась Нинка.

Влад вспылил и почти крича, сказал:

– Я что, непонятно вам сказал? Ты, Михай, завтра же в город поезжай, денег заработаешь и в три месяца, чтобы памятник на могиле Мити стоял, а ты, мать, завтра же игрушку отнеси, и конфет тоже снеси, положь!

Он достал из кармана три рубля и положил на стол.

– Вы всё поняли? И упаси вас не сделать этого, тогда не я приду, тогда Сумчиха придёт, думаю, понимаете, что будет! – с угрозой добавил он.

Выйдя от Михая, он было уже направился домой, да внимание привлекла телега с домашними вещами, стоящая у Петра во дворе. Влад подошёл и, видя, как тот усердно таскает узлы с вещами, спросил:

– Куда собрался? Никак покидаешь Живицу? – язвительно спросил Влад.

Пётр, увидев его, от неожиданности испуганно замер.

– Ты бы, Петя, прежде подумал, как же ты издалече собаку Митину кормить будешь, не с руки ведь, да и лучше не злил бы ты Сумчиху, это я ведь в положение войти могу и смягчиться, даже пожалеть кого, а у неё другие порядки, плавиться от мольбы не станет, или ты не уяснил этого ранее!? – сказал он.

Потом чуть помолчав, досадой в голосе добавил:

– Да я погляжу, с вами по-другому и нельзя, вот сегодня убедился!

Пётр, потупивши взгляд, стоял и слушал, затем как-то обиженно, по-детски сказал:

– Собака сама виновата, в огород лазит, – пролепетал он.

– Петь, ты бы лучше сходил на могилку малыша да сказал, что не будешь животину зря обижать, и вообще, живи по-правильному, чтобы осадка не было, а то ведь потом не исправишь, – поучал он Петра.

Влад вернулся к Чёрной груше. Как только он вошёл, Сумчиха подошла к нему и погладив его по щеке, сказала:

– Хорошо, молодец, всё по-умному сказал, и даже когда рассердился тоже по делу, их порой осекать надо.

– Ты, выходит, всё слышала или так, к слову? – спросил Влад.

– Слышала, конечно, слышала, Владушка, я ведь рядом была всё время, – ответила ведьма, поглаживая его по спине.

– Что, думала я слабину дам? – дознавался Влад. Сумчиха не ответила на его вопрос, а начала говорить.

– Знаешь, что больше всего людей удерживает от плохого поступка?

– Догадываюсь, страх, – ответил он.

– Да, верно, но кроме страха ещё и суеверие, колдовство сильней всех законов, страшит их, – уточнила Сумчиха.

– Но я ещё не так силён, как ты, меня они так боятся, не будут, как тебя, – возразил он.

– Конечно, тебе не стать как я, но многому я тебя научу, а ещё половина дела делает молва, а также невежество, непонимание простых вещей. Люди по природе своей всё что-то просят, то у судьбы, то у богов, а дай им всё, что будет? Дай, к примеру, получать еду без труда – и они обленятся, делать ничего не будут, и так во всём. Людей во многом менять надо! Вот ты, когда я про желания к Миланьи говорила, как воспринял? Обиделся! Ишь ты, обидчивый какой, а тебе нужно время, измениться надо, а пока ты, как сырец, тебя вылепить надо таким, как полагается, сейчас вижу в тебе пока два начала борются, с одной стороны желание к чужой женщине, а с другой стороны, твоя совесть говорит, что не твоя эта женщина, раздвоенность рвёт тебя, ведь так, Владушка? – с запалом говорила ведьма, расхаживая по комнате.