Глава 2
Школа офицеров

После Погибели воинскую часть генерала Омеганова накрыл сошедший сель. Личному составу пришлось перебраться в сохранившийся карьер, где генерал организовал Цитадель. Поначалу Омега представляла собой организацию, занимающуюся продажей эскорт-услуг. Постепенно огневая мощь Цитадели возросла, личный состав стал пополняться рядовыми из жителей Пустоши и за плату участвовать в военных действиях на стороне нанимателя.

История Пустоши. Цитадель. Шестой курс

Солнце палило немилосердно. Оно стояло почти в зените, и скалы, окружающие Цитадель Омегу, не давали тени. Полоса препятствий, где тренировались курсанты, превратилась в печь. Вездесущая рыжая пыль устилала землю, висела в воздухе плотной занавесью, и казалось, что кислород уже выжгло и дышать нечем, потому что пыль забивает легкие. Полтора десятка курсантов, тяжело дыша, отжимались под счет командира-наставника, рослого седовласого военного в черной форме. Командир-наставник Андреас от жары не страдал, лицо его оставалось сухим, в отличие от лиц, спин, рук курсантов.

Лекс не знал, кто придумал полосу препятствий, поэтому зло для него, потного, грязного, олицетворял командир-наставник отряда. Лежа носом в пыль, чувствуя, как она прилипает к коже, Лекс не видел Андреаса, но слышал его изобличающий голос:

– Слабаки! Еще пятьдесят отжиманий! Раз!

Руки разогнулись, толкнув курсанта вверх. Удержаться! Это желанная передышка… упасть, и лежать, и не двигаться. Но за каждого упавшего отряд получает еще пятьдесят отжиманий. И еще. И еще. И со слабаком потом разберутся по-своему. А Лекс слабаком не был.

– Два!

Мышцы свело, руки дрожали, Лекс закусил сухую пыльную губу. Жарко. Солнце не просто выгоняет из организма влагу, но и вытапливает подкожный жир. Занятия должны были закончиться, если пользоваться системой измерения Древних, час назад, но прямо мордой в пыль упал Умник, и Андреас озверел, хоть и нехорошо так думать о командире-наставнике.

Счет продолжался, и Лекс отжимался механически, будто был киборгом. Слева, справа, сзади тяжело дышали сокурсники. Сколько еще? После силовых – построение, потом – научная часть, дальше – обед. На построении курсант должен выглядеть опрятно: форма отглажена, лицо умыто, блестящие глаза устремлены на командира-наставника. И на вышестоящее начальство, буде объявится.

– Стоп! – прервал счет Андреас.

Лекс рухнул в горячую пыль.

– Вы курсанты или мясо?! Курсант Гай, вста-ать!

Лекс через силу повернул голову и увидел, как встает, покачиваясь, курсант Гай, занимавший соседнюю койку, – сперва на четвереньки, потом на колени. Что это с Гаем? Он ведь парень не хилый. Заболел? Рядом скрипнула пыль, и перед глазами возникли слегка запорошенные сапоги командира-наставника.

– Встать, я сказал!

Гай встал. Его шатало.

– Из-за тебя, курсант, твои товарищи получат еще пятьдесят отжиманий! Ты понял? Посмотри на них, курсант!

Лекс не видел Гая, усталость была сильнее любопытства, но слабый, дребезжащий голос приятеля слышал отчетливо:

– Так точно, командир-наставник Андреас! Разрешите доложить… – И Гай упал. Рухнул на землю теперь уже по-настоящему.

Лекс вскочил, забыв об усталости, жаре, боли в мышцах. Бросился к другу, над которым уже склонился командир-наставник, некроз его заешь, хоть и нехорошо так о командире… Андреас перевернул Гая на спину. Из носа курсанта текла густая темная кровь. Сокурсники переглянулись, загомонили.

– Лекаря! – рявкнул командир-наставник.

Лекс кинулся через полосу препятствий к казармам, обогнул снаряды, «скалодром», «лабиринт» из сваренных труб, перепрыгнул неширокий ров, перемахнул через забор, выскочил на плац и понесся дальше. Сердце тяжело билось в груди, раскаленный воздух драл горло, а Лекс почему-то думал на бегу: вот нигде в Цитадели Омега нет пыли. Ни на плацу нет, ни у казарм, ни у домов офицеров, ни у бараков обслуги, ни на кухне, ни на путях, ни в шахтах – нигде! Почему ее столько на полосе препятствий, где каждое утро гоняют курсантов? Специально завозят? Лекс представил себе целый грузовик пыли и чуть не сбился с шага. Одернул сам себя. Там Гаю плохо, другу, соратнику! А он о пыли размышляет.

Лекс бежал по дороге, присыпанной гравием, мимо одинаковых зданий. На улицах было пусто – курсанты всех возрастов на занятиях, офицеры при деле. В Цитадели Омега, которую на Пустоши зовут Замком Омега, нет праздношатающихся.

У двери лазарета скучал помощник лекаря из штатских, широкоплечий и низкорослый Хома. Жевал что-то, сплевывая на землю. Заметив курсанта, осклабился. Лекс перешел на шаг, стараясь держаться подобающим образом – прямо и гордо. Он понимал, что по лбу, по щекам, оставляя дорожки на пыльной коже, бежит пот, что майка грязна, брюки – мутанту носить и то стыдно будет, лицо горит, оно сейчас, наверное, пунцовое, как у всех светловолосых после физической нагрузки, но хотя бы позой старался передать свое превосходство над Хомой.

– Пра-аблема? – протянул Хома.

– Лекаря срочно. На полосу.

– Тю. Сро-очно! – Хома улыбнулся еще шире. – Сейчас позову.

Лекс почувствовал, как поднимается мутная волна злости. «Мясо», увалень, как и все штатские. Сжав кулаки, он шагнул к Хоме…

– Эй! Курсант! – С губ помощника лекаря полетела слюна, он попятился к дверям, выставив перед собой руки. – Остынь, ты чего?! Остынь, парень!

Дверь распахнулась, стукнув Хому по спине, и появился лекарь. Лекаря Лекс уважал. Гнев улегся, как пылевой смерч.

– Вас на полосу срочно командир-наставник вызывает.

Лекарь кивнул, на миг скрылся в помещении, вернулся с сумкой в руке и пошел рядом с Лексом, без труда поспевая за молодым парнем. Лекс в лазарете лежал один раз – еще пацаном сопливым, первокурсником, когда упал и сломал руку. С тех пор лекарь как будто и не изменился – аккуратная седая бородка, на носу окуляры, небось еще Древние делали; форма всегда чистая, ни складочки, сидит как влитая. Порой кажется, будто рядом с тобой, сверкая нашивками на черном кителе, шагает не лекарь, а старший офицер, если не генерал…

– Что случилось, курсант?

– Курсант Гай упал. И у него кровь носом пошла.

– Вы на удивление многословны, – без улыбки заметил лекарь.

Лекс поджал губы. А что, цвет крови живописать? Сказал как было. И получил в ответ эту… как ее… мастер-переговорщик называл… то ли иринию, то ли иранию. Иронию, вот.

Шли долго, в обход полосы препятствий – через калитку, мимо тренажеров и брусьев. Не по прямой же лекаря тащить, еще свалится, чего доброго, в ров.

Выяснилось, что пока Лекс бегал за лекарем, занятия прекратились и командир-наставник Андреас распустил отряд – приводить себя в порядок перед построением. Заметив Лекса, он кивнул – мол, ступай себе. Лекарь склонился над Гаем – кто-то перенес курсанта в тень, в сознание он так и не пришел. Лекс собрался шагнуть к другу, но перехватил взгляд командира-наставника и кинулся к казармам. До построения, наверное, всего ничего, успеть бы.

В умывалке обсуждали происшествие, некоторые несдержанные на язык ругали Андреаса. В Омеге не место слабым и больным, сюда набирали только крепких и здоровых парней. Сначала курсантов было двадцать пять, но к выпуску осталось пятнадцать. Куда делись те, кто не потянул нагрузку, Лекс не знал.

Он скинул грязную одежду на пол и принялся отмывать с лица пыль, поглядывая на себя в зеркало. Собственная внешность Лекса вполне устраивала – высокий, плечистый, в строю четвертый с начала. Лицо мужественное… К нему отлично подошло бы слово «офицер»… Лекс улыбнулся фирменной кривой улыбкой.

Протрубил горн. Первый сигнал, скоро будет второй, а потом и третий. И если ты по третьему не в форме и не на плацу, плохо тебе придется. Лекс сунул голову под струю воды, взъерошил волосы. Теперь пригладить их, одеться в черную форму, схватить шлем под мышку и бегом, бегом, все уже построились – на плац.

Сигнал.

Замереть. Взгляд – на белесое небо над вершинами окрестных гор. Мысли – чисты и непорочны. По уставу.

– Вольно. – Этот голос, хриплый, низкий, не по телу, Лекс узнал бы в любой обстановке. – Здравствуйте, курсанты.

И в полтора десятка глоток:

– Здравья желаем, генерал Бо́хан!

Теперь можно посмотреть на генерала. Он удивительно маленького роста – Лексу едва по грудь, – но сложен пропорционально, лицо его исполнено гордости, отеческого тепла и отеческой же строгости, взгляд светлых глаз проникает в пустые головы курсантов. Генерал доволен построением. Старшекурсники стоят с правого края строя, младшие замерли левее. Генерал уже знает о случившемся на полосе, потому что генерал Бохан знает всё. Взгляд генерала остановился на Лексе, и тот, несмотря на палящий зной, покрылся холодным потом.

– Курсант, – пророкотал Бохан.

Лекс сделал шаг вперед.

– Курсант Лекс, мой генерал!

– Почему голова мокрая, курсант? Вы не читали Устав?

– Никак нет, мой генерал, читал, мой генерал! Позвольте доложить, мой генерал! – (Милостивый кивок, ледышки глаз.) – Командир-наставник Андреас приказал привести лекаря на полосу препятствий, поэтому я никак не успевал…

– Что за детские отговорки! – Генерал дернул подбородком. – Ничто не может помешать курсанту, завтрашнему офицеру, выглядеть должным образом! Ты – не фермер, не рыбарь, ты – воин Омеги. Даже в бою наши офицеры являют пример для подражания. И волосы их, курсант, даже под шлемом остаются сухими! Объявляю тебе, курсант, выговор. Доложишь майору Андреасу, он назначит наказание. Вернись в строй.

Послышался шепот – сослуживцы обсуждали проступок Лекса. Воины Омеги – одна семья, отец-генерал всегда прав. Провинившегося порицают и старшие, и братья-курсанты, выговор – позор для всего отряда. Лексу огромного труда стоило держать спину прямо, не сутулиться под взглядами сослуживцев.

Глава 3
Дорога в неизвестность

Пить хотелось постоянно. Стоило оторваться от фляги, пожалованной омеговцами, как снова начинала мучить жажда. Кузов раскалился на солнце, и только теперь стало ясно, зачем вонючая тряпка на полу – дабы не обжечься. Пленники сидели на ней, нахохлившись и поджав ноги.

Сначала Артур думал, что весь поселок знает, кто предатель, в том числе наемник Жбан, и ждал нападения, но Ян и Роман сохранили его тайну, а Жбану, похоже, ни до чего не было дела – он с трудом переживал унижение и потерю свободы.

Грузовик ехал медленно и танцевал на кочках – один из чужаков, тощий бородач, хватался за горло и изо всех сил старался не наблевать. Молчали. Жбан баюкал раненую руку.

Пленники по очереди подходили к окну, становились на цыпочки. В салоне воняло по́том, немытыми телами, и раскаленный воздух Пустоши казался свежим. Коротышка из чужих все время ерзал и бурчал под нос – до окна он не доставал. Наконец не выдержал, вскочил и заорал в вентилятор:

– Эй вы там, волк вас раздери! Вы нас поджарить хочите? А то будут вам яйца вкрутую, а не люди!

– Толку-то орать, – подал голос одноглазый громила, почесав скошенный лоб. – Ща прыдуть та ребра пересчитають.

– Из Киева? – не выдержал Артур.

– Га? – отреагировал громила. – С-под Кыйива, довго там жив. – И снова смолк.

Машина остановилась, хлопнули дверцы. Оттолкнув тощего, Артур приник к забранному решеткой окошку. Танкер позади грузовика тоже затормозил, из люка высунулся автоматчик. Омеговцы вытащили из кабины рулон ткани, развернули, смочили водой. Что это они задумали? Поволокли куда-то, исчезли. Чуть позже Артур сообразил, что они собираются накрыть кузов с пленными.

– Во-от! – Коротышка воздел палец. – А вы говорите, что орать без толку!

– Это радует! – возликовал бородач.

– Ага, – буркнул громила, – прохладнише будэ.

– Дурак! – Бородач постучал себя по лбу. – Мы им нужны живыми! Вишь, заботятся.

– Что они с нами будут делать? – с надеждой спросил Жбан.

– Эй! – снова крикнул в вентилятор коротышка. – Куда вы нас везете, а?

Ответа не последовало. Коротышка долбанул по железу, еще долбанул.

– Отвечайте!

Разобравшись с кузовом, омеговцы вернулись в кабину, взревел мотор.

– Вот так и буду тарабанить, пока не скажете!

– Сел! Живо! – рявкнули из кабины – коротышка пулей отлетел, насупился.

– Я вроде догадываюсь, куда нас везут. – Бородач уступил место у окошка громиле.

– Шо? – Единственный глаз громилы блеснул.

– Когда у омеговцев будет трудный бой, – начал бородач со знанием дела, – нам дадут оружие, какое не жалко, и погонят впереди себя. Прикрываться нами будут, вот.

– И шо? А як развернэмся мы, та як йих пострэляемо?

– Вот дурень! – всплеснул руками коротышка. – Не успеешь!

– Я слышал, – продолжил бородач, – что лучших из этих, ну, из нас, потом в наемники берут и даже платят. Рассказал один кетчер. Он потом сбежал оттудова.

Артура перспектива стать наемником не прельщала. Кто такие наемники? С одной стороны – умелые бойцы, с другой – низшая каста, люди без семьи, без двора. Одинокие. Они сбиваются в стаи, они хуже кетчеров: зависят от работодателя. Они жадны до денег и продажных женщин, но заработок уходит на оружие, а женщины их не любят. Потому что наемник – убийца, убийца по договоренности, бессовестное и тупое быдло. Конечно, омеговцы стоят ступенью (а то и не одной) выше. Но только офицеры, прошедшие обучение. А рядовые Омеги – те же фермерские сынки, разорившиеся, ни на что больше не годные. Артур, может, и не отказался бы стать офицером, но вот в «пушечное мясо» идти…

– А что, – коротышка потер руки, с тоской глянул на окошко, – главное, в дороге не сдохнуть.

– Пидсадыть тэбэ? – предложил громила.

– Чи-и-иво? – Коротышка аж раздулся от возмущения.

– Ну, я тэбэ пидстрахую, ты ж малэнький.

– Ага, как «малэнький», так сразу «пидстрахую»! Нашелся, понимаешь, пидстрахуй! – фыркнул коротышка. Подумал и кивнул: – Ладно, а то задохнусь к вшивому мутанту! – Он взобрался на согнутую ногу громилы, вцепился в решетку и, ругнувшись, потряс обожженной рукой. Зажмурился. Ветер шевелил мокрые сосульки волос.

– Давайте, что ли, знакомиться, – предложил бородач. – Я Остряк.

– Ломако, – сказал киевлянин, придерживая коротышку.

– Шкет, – бодро представился тот.

А коротышка-то поверил, что его в наемники определят и сразу генералом поставят! Воспрял. Просто дирижабой воспарил, ни жара ему нипочем, ни вонь и тряска.

– А я уж думал, конец нам пришел, – тараторил Шкет, глядя в окошко. – Ан нет, выживем, в наемники подадимся! Вернусь и прирежу топливника энтого. Он что задумал, манис бесхвостый, людей, значить, кликнул, ну, на работу. Деньги хорошие обещал. А я дура-ак! Поверил. Знал ведь, что просто так столько не платють. Ну енто, люди, значить, приходють, он их раз – и в сарай. А потом приезжають разные, ухи – чик, и в рабы. А мне повезло, да-а.

– Угу, кому ты сдався, дохля? – ласково пробурчал Ломако.

– Тьфу на тебя… Ох ты ж! – Шкет аж подпрыгнул. – Да там кто-то есть!

– Дэ? – Ломако вытянул жилистую шею, поросшую рыжими волосами.

– Да вон же! Смари, ща он за холм спустился… сендер, кажись. Скоро опять появится. Опа! Видел, да? Никак за нами едет.

– Не «за нами», а объезжает, боится, – предположил Остряк. – Это ж каким дураком надо быть, чтоб на омеговцев напасть! У них же танкер.

– Так и есть – объезжает. – В голосе Шкета сквозило разочарование, он немного помолчал и добавил: – Ну, за что тебя, Ломако, загребли, мутанту понятно. На роже написано, кто ты есть. И на этом написано, – кивнул он на бывшего охранника. – Но тебя-то, Остряк? Или тебя, паря?

Ломако шумно засопел, зыркнул исподлобья и пятерней собрал патлы на затылке, показывая уши. Не было у него ушей.

– Понятно, да? – бросил он с обидой. – Пять сезонов пахал на хозяев, спыной гепнулся, ноги теперь плохо ходять. Зачем им такый? Вот и продали, каза́лы, шоб молчав, не то пристрелят. А ранише ферма своя була, жона була та донька.

Шкет сжался, стал еще меньше, слез с колена Ломако и попятился:

– Да ты прости… я ж не знал.

– Не знал… Чому сразу «за шо»? Просто. – Глаз Ломако смотрел печально, без осуждения.

– А я вот заслужил, – подал голос Остряк. – Знал много, не на того рыпнулся. А чего добро просто так губить? Вот кетчеры и продали омеговцам. – Он схватился за горло, отвернулся – грузовик затрясло сильнее. – Все кишки к мутанту вытрясет!

– Кетчеры продали омеговцам? – удивился Артур.

– Почему бы и нет? Омеговцы закрывают на кетчеров глаза, те с ними делятся, всё по-честному…