Поначалу задание казалось Киру простым: подумаешь, с дикими договориться и высоту занять! В отличие от сосунков-чистоплюев, он частенько бывал в самоволке. Заметил, что ночью грузовик отправляется к диким за продуктами, а на рассвете возвращается, и, когда машина отъезжала, прятался в кузове за ящиками, а в ближайшей деревне выпрыгивал. Это было славное местечко: богатое, с двумя борделями, которые держал хромой ветеран Шнырь. Роста Шнырь был невысокого, но пронырливый, словно крыса. А какие у него шлюхи! Загляденье. На любой вкус. И худышки, и пышечки, и зрелые, и совсем девочки. Однажды Кир спер у зазевавшегося наемника пистолет. Хороший, автоматический. Что будет солдату за потерю имущества Цитадели, Кир, конечно, не задумывался – рядовой сам виноват, нечего было клювом щелкать. Оружие удалось сменять у Шныря на шесть ночей в «заведении». Кир попробовал трех потаскушек и остановился на златовласой Марьяне.
Потом он воровал в Цитадели по мелочи – то патроны сопрет, то нож боевой, и Марьяна была с ним вполцены, в свободное от работы время. Эх, сладкие были ночки! А как здорово сидеть с дикими у костра, прихлебывать кактусовку и петь песни! А сколько они знают всего! То, чему учат в Цитадели, – теория. Практика – она совсем другая.
Какая-то крыса доложила о похождениях Кира, он-то, рубаха-парень, с сокурсниками откровенничал, они в рот заглядывали, завидовали. Выслеживать его не стали, просто вызвал Андреас, начистил морду и заставил сортиры драить. Если бы с краденым в грузовике загребли, вообще крышка была бы. Кир думал, что его сдал Лекс. Во-первых, Лекс ему по-человечески не нравился, фальшивый он какой-то, а во-вторых, уж больно он правильный и выслужиться пытается любой ценой. Аж смотреть противно.
Кир надеялся, что Лекс получил такое же задание и наконец они сойдутся в честной схватке, лицом к лицу. А может, и не встретятся, местные сразу в Лексе крысу почуют и пристрелят. Или он пополнит ряды «мяса», и Кир его потом найдет. Специально приедет в сезон ветра, когда офицеры устраивают охоту. Не по велению руководства – ради развлечения. Найдет Лекса и посмотрит, останутся ли его глаза такими же равнодушными пред ликом смерти.
Когда за спиной лязгнул засов и ворота закрылись, Кир даже обрадовался, представив, что он в самоволке, сейчас подойдет к местным, крикнет: «Привет, мужики!» – улыбнется от уха до уха, и ему сразу же нальют, и девки налетят, Кир-то парень видный. Он расскажет какую-нибудь чушь, дикие развесят уши, потом он что-нибудь обязательно придумает и займет высоту днем раньше, чтобы Лекса дождаться и обстрелять сверху. И ничего Лекс уже не сделает – Кир всем докажет, кто чего сто́ит.
Кир направился к деревне. Чем ближе он подходил, тем меньше оставалось уверенности. Деревни тут были другие. Помойки, а не деревни. Дикие – худые и грязные; бабы – потасканные и вонючие. Где-то он слышал, что Полигон – муляж Пустоши. Детские воспоминания, которые Кир старался стереть, говорили о том же: разруха, грязь, мутанты, зной и вечно урчащий от голода живот.
На первой же свалке его чуть не прирезали. Пришлось убить двоих, зато появился карабин. Все бы хорошо, но теперь этот ресурс для него потерян. Где взять людей? Кир помнил, что на Полигоне три крупных поселения: эта деревня, вторая такая же, где вода вонючая, и крепость. Вонючки рыбу ловят в маленьком озерце и тем живут. Когда озеро пересыхает, рыба дохнет, а икра – нет, из нее в сезон дождей мальки вылупляются. В крепости серьезные мужики. Наверняка по округе шляются бродячие банды, к ним-то желательно и прибиться. Оседлые Кира к себе не пустят, конкурента разглядят, да и не захотят никуда уходить, а взять верх над необразованными бродячими не составит труда. Задавить их, так сказать, авторитетом. Язык подвешен, курсантов же убалтывал.
Утешившись этой мыслью, Кир направился на север, к руинам, там бродячим удобнее всего прятаться. Путь преградил овраг, курсант спустился к ручью, напился и, преисполненный радужных мыслей, двинулся дальше. По дороге, возле колючих кустов, он заметил сендер. А не попробовать ли захватить? Хозяева как раз заняты – ягоды собирают. Кир пополз к кустам, но пулеметчик, стоящий на страже, заметил его и открыл огонь. Пришлось бежать и скрываться меж камней, похожих на скульптуры. Отдышавшись, Кир заметил, что пуля оцарапала бедро – несильно, рана едва кровоточила.
Солнце спряталось, медленно опускались сумерки. Целый день считай потерян. Воображение нарисовало, как крыса Лекс обрастает подопечными, подбоченясь командует, и Кир выругался от досады. Чтобы утешиться, он представил второй вариант: кровожадным диким удалось прирезать соперника, и они разделывают труп, чтобы приготовить ужин.
Когда наступили сумерки, появились волки. Они всей стаей высыпали из-за скалы и уставились на него. Подвывая, Кир вскарабкался на квадратный камень. Волки посидели внизу и ушли, Кир осторожно спустился, и панцирники всей стаей набросились из засады, еле успел назад вскочить. Там он протрясся до темноты, а потом началось самое неприятное: к хищникам кто-то присоединился. Смутные тени мерещились среди камней – длинные, едва уловимые, двуногие.
Ночью похолодало так, что зуб на зуб не попадал. Кир поджал ноги и укутался курткой. Волки расположились внизу – караулили, твари. Веки слипались, но он всегда вертелся во сне и потому ложиться не рисковал, еще свалится прямо им в пасти. Накатило отчаяние. Подумалось, что мутафаги не уйдут, пока он не сдохнет. Разозлившись, Кир расстегнул пуговицы на брюках и помочился на волков. Те даже не шелохнулись.
Утром волки сгинули, тени тоже исчезли, но Кир не спешил спускаться. Слез он, только когда начало припекать солнце. Одно радовало: если уж ему пока не удалось найти подход к местным, Лекс тем более не сможет втереться к ним в доверие. И никому из курсантов это не удастся, потому что он, Кир Зверь, специалист по контактам с дикими.
Как он и думал, в древнем городе обосновались люди. Они заняли более-менее целый дом. На улице потрескивал костер, пахло едой. Нагрянуть к чужому столу с «привет, мужики» Кир не рисковал и топтался неподалеку, размышляя, как же правильнее наладить контакт. От голода живот сводило судорогой, точно в детстве, когда после нашествия мутантов он прятался в развалинах… потом пришли омеговцы и забрали его в Цитадель.
– Эй, хлопэць, – донеслось из-за спины.
Кир дернулся и прицелился в одноглазого громилу. Тот поднял руки:
– Ты шо, мамку потеряв?
– Потерял. Сезонов десять назад. – Кир опустил карабин. – Померла она.
– Ломако, что там у тебя? – проскрипели у костра.
– Радим, ходь сюды, сам побачь.
Над руинами возник до синевы выбритый мужик с огромным горбатым носом, приблизился к Киру, ощупал взглядом с ног до головы – спасибо, зубы, как лошади, не проверил. Закончив осмотр, кивнул и вынес вердикт:
– Хороший боец, сгодится. Идем, парень, пожрешь, что ли, а то пузо так бурчит, что отсюда слыхать.
Возражать Кир не стал, устроился прямо под палящим солнцем, скрестив ноги, – все места в тени были заняты. Рядом, уперев руки в землю, сидя покачивался здоровенный, совершенно лысый мутант. Мутантов Кир ненавидел со времен большого нашествия. Когда убили родителей, он поклялся, что вступит в Орден Чистоты, чтобы этих тварей стрелять, но не вышло – в Омегу упекли.
– Як звуть-то тэбэ, хлопэць? – спросил одноглазый. – Мэнэ Ломакою кличуть.
– Кир, мое имя – Кир.
В хижине храпели в два голоса. Отличный расклад, вот и команда! Осталось завоевать их доверие.
Мутант толкнул в бок и протянул свою миску:
– Поеф-фь, ты голодный.
Вздрогнув, Кир вскочил, выбил из лап мутанта миску и крикнул:
– Не трогай меня, ты, образина!
Куски мяса покатились по земле. Мутант укоризненно вздохнул, собрал еду и поковылял к ведру с водой. Горбоносый спикировал падальщиком, отвесил Киру оплеуху и проскрежетал:
– Слышь, сосунок, в моей команде если и есть кто лишний, то это ты. Понял?
Кир сжал кулаки. Броситься, ударить, смять! Да как они смеют на него, будущего офицера Омеги, поднимать свои грязные лапы?! Пришлось наступить на горло гордости, он смолчал.
– Не надо битьф-фь, – поговорил мутант, отмывая мясо. – Он глупый. Молодой. – Помолчал немного и продолжил: – Это его дом, ваф-ф дом. Мы здеф-фь чуф-фые. Орв чуф-фой.
Защитничек нашелся! Кир сжал челюсти. Он решил пристрелить мутанта за пережитое унижение – узнает тогда, кто глупый. И носатого этого пристрелить. Нет, не пристрелить – привязать к колючему кусту и бросить на растерзание волкам. Представив, как мутафаги терзают обидчика, Кир утешился. Остальные, ладно, пусть живут.
День прошел более-менее спокойно, а вечером опять нахлынул страх. Казалось, что кто-то ковыряется в мыслях грязными пальцами, перебирает их, рассматривает. Проснулись седобородые храпуны, похожие, как братья, налетели на еду. Кир тоже не удержался. Никогда бы не поверил, что жилистая волчатина бывает такой вкусной. С голодухи, наверное.
Раньше Кир не испытывал такого отвращения к диким. Да и кто мог подумать, что его, человека, поставят на одну ступень с мутантом?!
«Убей, – нашептывал кто-то на ухо. – Он не должен жить. Скверна. Тварь. Убей!»
«Потерплю, – мысленно возразил Кир сам себе. – Потом прикончу».
«Тряпка, унижайся! Тут другого «мяса» полно, более сговорчивого. Они тебя оскорбили, убей!»
Чтобы не поддаться искушению, Кир забился в хижину. Медленно темнело. От костра доносился смех. Рука тянулась к пистолету. Надо что-то делать. Надо как-то убедить их в собственной значимости. Накатила паника, Кир вскочил, бросился к костру и заговорил. Точнее, заговорило его тело – он готов был ладонями зажимать рот, но руки не слушались. Словно он марионетка и им управляет кукольник, дергая за веревочки.
– Вы думаете, я обычный молокосос? – говорило тело. – Да знаете, да знаете, кто я? Я – офицер Омеги! Вы все должны мне ботинки целовать! Я выполняю важное задание. Если вы подчинитесь мне, будете свободны. Все, кроме тебя, тварь, – рука указала на мутанта.
Лица, озаренные бликами костра, вытянулись.
«Что я говорю?!» – с ужасом подумал Кир, но чужие слова… нет, не чужие – собственные мысли все лились и лились. Когда они наконец иссякли, он закрыл-таки рот и попятился. Дикие встали как по команде – все, кроме мутанта, – одновременно потянулись к пистолетам. У кого пистолета не было, тот ощупывал пояс. Мутант собрал кожу на лбу гармошкой, ухватил горбоносого за рукав:
– Вы ф-фто? Прекратите! Нельф-фя!
Никто не обращал на него внимания, Кир пятился, пока не уперся в стену. На него были направлены три ствола, и кто-то подсказывал, что в магазинах не холостые патроны.
Высший окинул Полигон взором ласковым, как у матери, склонившейся над колыбелью. Здесь и сейчас творилось будущее, прорастало сквозь сухую почву настоящего, тянулось к небу, солнцу, всеведенью Высшего. Прекрасно. Гармонии – вот чего не хватает в мире. Суетятся люди, без цели и системы бродят волки, кочуют мутанты, попадаются и любопытные, но всё – не то. Беготня по кругу: жертва спасается от хищника, хищник – от человека, человек в свою очередь может стать жертвой…
А ведь есть выход – просто взлети. Воспари над Пустошью. Стань ее повелителем.
Вслед за Высшим ликовали Низшие, все пятеро. Льнули к объединяющему их существу. Миг – и Высший открылся полностью, сливаясь с Низшими до полного взаиморастворения. Их чувства стали общими, их знания стали цельными. Высший слегка отстранился, огораживая свою личность – не все доступно пониманию Низших, некоторые откровения могут разрушить их благостность.
Перебрал мысли Низших, как драгоценные камни. А это что? Осколок черноты засел в сознании Низшего, занимающегося курсантами.
Творческая работа, ювелирная. Что же не дает Низшему покоя? Высший сосредоточил на черноте свое внимание, отодвинув прочих Низших. Они обиженно застонали, и Высший напомнил: сейчас я вернусь к вам, я всегда с вами, мы – целое.
А вот и курсант. Высший не помнил его имени, поэтому коснулся сознания мальчишки, считывая необходимое: Кир. Верный слуга хаоса – самодовольный, суетливый, источник плохих мыслей, непослушания, стихийный разрушитель гармонии. Высший раньше избегал давать оценки. Что есть добро и что есть зло, когда ты не совершенен? Но сейчас, обретя целостность, Высший сам был мерилом добра и зла.
Мальчишка же – тупая, ограниченная тварь. Не задумываясь ни на минуту, он делал мир хуже. Ай-яй-яй. Высший упрекнул себя за нерасторопность: присмотрись он к Киру на несколько сезонов раньше, мальчика можно было бы исправить. Высший скорбел об упущенной возможности, и вместе с ним скорбели Низшие, умываясь слезами печали. Высший взял мальчика за подбородок и заглянул в глаза. Вдруг там, на дне его души, спит праведность?
Нет, конечно. Оболочка, наполненная гнусностью: ненависть, зло, подавленная страсть к разрушению. Высший в печали отвернулся от него. И дал приказ Низшему: убери это, он не достоин жизни. Наша вина, наша боль, но мир без мальчика станет лучше, ибо зло малое вырастет в великое зло. Убери.
Мальчишка как раз сидел у костра и ненавидел мутанта. Отступая, Высший коснулся сознания мутанта: да, этот хорош. Недостаточно хорош, чтобы стать Низшим, но достоин жизни. Как жаль, что мальчик этого не понимает…
Ужас мальчика, разумом которого завладел Низший, заставил Высшего уйти.
Да, он был велик, но, как все поистине великие, обладал отзывчивым сердцем и не мог видеть чужих страданий.
Голова Кира отказывалась соображать. Вот они, стволы, прямо в лицо нацелены, самое время броситься на диких, отобрать оружие и перебить всех к мутантам! Он сильнее всех этих задохликов вместе взятых!
Но мысли текли вяло, и тело будто ослабело, хотя где-то на задворках сознания билась, запертая в невидимую клетку, паника.
Палец на спусковом крючке. Узловатый палец с обгрызенным ногтем…
Ну что же ты медлишь, носатый? Кончай меня!
На виске блестит капля пота. Чуть в стороне – мутант. Взгляд остекленел, крылья носа трепещут, по подбородку стекает кровь…
– Не ф-фметь! – взревел Орв и бросился на главаря, отвел ствол в сторону – грянул выстрел. Одновременно в голове Кира словно лопнула плотина – хлынули мысли, он поднырнул под седого бородача, ударил наугад, отобрал обрез и откатился за разваленную стену.
– Орв! – проскрипел горбоносый главарь. – Ты что, рехнулся? Это же… это ж отрыжка! Он должен сдохнуть!
– Да я его… да я… – хрипел кто-то еще.
Что говорил Орв, Кир не слышал – пригнувшись, потрусил прочь, пока разъяренные дикие не снарядили погоню. Мало ли что творится в их немытых головах.
Отбежав на безопасное расстояние, он повалился на спину, отдышался, осмотрел добытое оружие: самопал. Две примотанные друг к другу трубы. И патроны… патроны тоже самодельные. Две штуки.
О проекте
О подписке