Очень понравился себе Виталий, когда слямзил одного банкира. Получилось со звуком в СМИ, ибо случился в Екатеринбурге этот опыт одним из первых, – хотя в прикосновении все обстояло довольно постно. Раздал Виталий друганам по пестику (бригада его состояла в основном из парней, с коими в школе вместе учился), рассказал как поступать. Собственно, именно это и понравилось – полюбил товарищ разные планы сооружать (скрупулезно подходил, с фантазией) и в жизнь претворять. Закончилось едва ли не комично. Дело в том, что стырил гражданина Виталий совсем не для шантажа в привычном смысле, то есть никакого выкупа за банкира похититель требовать не собирался. А надумал в такой разудалой форме внушить богатею, чтоб тот в механику банковских дел ввел, вообще делился идеями – считалось, что данный экземпляр в своей сфере один из самых креативных – и чтоб покрутил на прибыль приобретенные суммы. В соответствии с задачей, на квартире, куда доставили перепуганного бедолагу, Виталий покрутил перед носом субъектика (так величал подопытных) макаровым, далее въехал под дых, после короткого размышления сунул дополнительно в сопатку, и затем присев рядом и предельно дружески обняв человека, приступил к разъяснению диспозиции. Банкир, сходу ухватив мысль, чрезвычайно обрадовался, заявил, что происходящее просто удача, ибо он давно имеет аппетит исчезнуть, поскольку затеял одно темное мероприятие, и сложившаяся ситуация куда как на руку всем присутствующим. Тут же изложил встречное предложение и, воздадим справедливости, его впоследствии реализовал. В итоге в результате довольно красочных манипуляций банкир окажется в Греции (там его по прошествии нескольких лет кокнут), и образуется у Виталия в оной же области радующий душу счет (около семисот тысяч уев). Вообще говоря, богатством попользоваться так и не доведется, поскольку сложится дрянная ситуация с двумя крупными именами, связанными с этими счетами.

Теперь женитьба. А взял и женился. Собственно, почему нет – не он последний. Собственно, там и история была… Еще после первой ходки, шуруя по женскому полу, цепанул Виталий одну девочку парикмахершу (целость, между нами, расковырял). Глядела девочка самозабвенно. По этому случаю Виталий раз во хмелю на кражу сердешную сподобил, отчего поимела мученица невеликий срок, однако грех сугубо на себя взяла. На облик девица так себе была, и по возвращении Виталий за подходящее ее поведение здороваться не преминул. От такого обхождения товарищ забеременела, а поскольку Виталий повторно сел, написала письмецо: дескать, ждать буду до смертного часа. Помирать Виталий не собирался и отсюда согласился, чтоб ждала.

Женился, однако, Виталий вовсе не на ней. Уже после второго срока лег в больницу – надумал профилактику по сердцу соорудить. Врач там прохаживалась красотой обильная. Виталий ее грушей угостил, а ночью в кабинет пришел с коньяком (дежурила обильная) и разговорился. Уступила не сразу, пришлось страшную рожу делать и слова бранные произносить. Потом подумал, что для профилактики здоровья хорошо бы даму дома держать и… женился. (Уведомить станет не лишним: к той что ждала – Валентина, вы уж познакомились – собственно, к сыну, похаживал.) Примечательно, что врача – пусть будет Машей – Виталий крайне полюбил, за что оказался на себя зол. И когда Машка снабдила его триппером (российские врачи, пожалуйста) стало ясно, что о профилактике не может быть и речи. Впрочем, за границу Маша с ученым, который ее наградил (российские ученые, пожалуйста), уехала отнюдь не по этой причине. Между прочим, фамилия этого ублюдка Огарков. А что вы хотите от человека с такой фамилией!

ОГАРКОВ

(письмо из США, 1999 год)

Женька, здравствуй. Вот уже времечко прошло от последнего моего звонка и причины того, что весточку не подавал, как говаривали у нас, уважительны. Вообще, после я писал, но на дурака. Уж мы убедились, что из Америки почта доходит только с оказией, однако таковой не случалось (жалко, что у тебя нет компьютера – впрочем, я это организую). Произошло, и вымещаю на бумаге все наслоившееся.

Прободала язва, валяюсь в богадельне (клиника для всяких) и наслаждаюсь ненавистью к конкретно всякому. Впрочем, наблюдения и даже обобщения, которыми чреват любой недуг, здесь имеют наклонность бродить и вспухать в силу разномастного контингента и неизбежной для больниц откровенности.

Ну да постепенно. Вообрази себе, друг мой (черт побери, вероятно, я соскучился по России: кидает в классический слог), аккуратный до замысловатости домишко о трех этажах в пятисотметровую (уймем акры) площадь в густом окружении почтенных кленов, обширные прилагающиеся пространства с ухоженными аллейками и неизбежным солнцем. Вот тебе вещь снаружи.

Изнанка. Приблизительно как у нас. Не приблизительно: масса гигиенических помещений и они оправдывают название (здесь и душ и ванну можешь принять – американцы безбожные чистюли). Еще потолки низкие – впрочем, это много где. Ну да ты к аналогичного рода подробностям равнодушен. Следовательно:

– И американец и советский жили химерами. У американца это богатство, у советского – светлое будущее. Так вот, американец более несвободен оттого, что его призрак – ближе. – Такую сентенцию я услышал от одного представителя.

Однако пока оставлю, чтоб, несомненно, более развернуто вернуться. Итак, мисс Робертсон (до поры не знал имени, отчего-то здесь не принято фамильярничать с персоналом), молоденькая, склонная к объемам мулатка (метиска?) в умелой прическе. Улыбчивая до недоверия.

R (помнишь? – так мы обозначали ремарку). Уж я писал: есть мнение, что товарищи часто и непомерно жрут вследствие неврозов, точнее предупреждая их – сытость оглупляет, затормаживает.

Собственно, и улыбка. Довольно ходка байка, что гримаса, созидающая таковую – профилактирует. Продолжение закона Джеймса Ланге, который гласит: человек не плачет, оттого что грустит – он грустит, оттого что плачет.

– Мистер Огаркофф (о-горкэв, звучит у нее – символично и мило), ваше время. – Стабильная фраза, умеренно теплая как скисшее молоко. Речь о приеме лекарств.

Как-то попало на душевный зуд, и я попытался язвить:

– И время отдавать в частную собственность – смело и уважительно.

Как же был удивлен, когда получил сдачу:

– Во времени человек способен только на прошлое, а это собственность.

Представь себе, смолчал. И не от такта – здесь, даже если пропускаешь женщину вперед, могут обвинить в неполиткорректности. Повинна, к прискорбию, злосчастная видимость американского превосходства. Обидевшись на себя окончательно, на другой день понес какую-то галиматью относительно здоровья, которое чревато будущим, и получил отличный ответ:

– Ребекка.

– Дивное имя, тянет на что-то классическое. Другое дело, Олег на Руси тоже древен.

– Библия, как же не классика.

Одним словом, Ребекка – дочь одного из попечителей заведения, солидного бизнесмена (вездесущий блат, понимаешь ли – правда совсем не российского характера, ибо девушке приходится по-настоящему возиться). Учится на психиатра. На мой вопрос, что она делает здесь, ответила так: «Чтоб найти душу, надо знать анатомию». Как тебе?

Не могу удержаться: психиатры (как многие иные) здесь охотно делятся своим знанием, ибо оно – «право субъекта воспользоваться» им. А все, что связано с правами – реклама.

Права человека… не знаю, пока не раскусил. Что-то здесь есть непристойное – все-таки в обязанностях больше морали. Впрочем, право и справедливость однокоренные слова. В общем, про улыбку у нас случился разговор – мы уже делали славные беседы – и я втюхал:

– Не противоестественно ли улыбаться больным, которые серьезны и упрощены – глупо бедолаге скалиться с распластанной брюшиной. В конце концов, это оттеняет нездоровье пациента.

– И отлично, что неестественно – подчеркивает работу. Исполнение дороже и надежней того что настояно на душе.

Все-таки Ребекка согласилась, что в американской улыбке есть много от рекламы (стоматологи, кстати сказать, тут респектабельные ребята). Америка – это, конечно, рекламная акция. Начиная с кино, завершая развалом Союза.

Случился, тем временем, один из редких случаев снисхождения (не расцени как негодование) моей новой подружки.

– Ты симпатичная, – объявил я однажды, угадав в благостное настроение.

– Как ты посмел! Я – красавица!

«И стало так». В другой раз, когда посетовал игриво на ее несговорчивость – дескать, больным можно и попускать – получил, Ребекка повела меня, уж я передвигаюсь, на другой этаж.

Комната, сидят кружком коллеги, болтают. Нечто подле групповой психотерапии (тренинг сенситивности). К слову, нахожу в методе ущербность конкретного эскулапа, психоанализ за счет других, упрощенный способ отыскания точек опоры, логических зацепок… Ребекка аттестовала:

– Русский. Олег. Склонен не молчать.

Толкает заметить, опустила род болезни. Особого интереса я не вызвал, однако первая тирада, что выдал вначале эпистолы, тут и случилась. Ну да по порядку. Негритянка (извиняюсь, темнокожая – политкорректность, будь она неладна) шикарных форм – кажется, оные наиболее впечатляли меня – часто теребя платком нос, повествовала:

– Я не понимаю, отчего обязана жрать их кошерную мерзость. Доказываю Айку (Исааку – прим. моё): у меня несварение, я буду вынуждена отказаться от этих воскресных обедов. По нему, видите ли, весь цимес состоит в совместной трапезе. Ритуал. Мы-де столько боролись, чтоб меня приняли – даже помолвку не торопим… А если пучит!.. В последний раз ты выдала болеро Равеля, парирует он – было впечатляюще.

Она возмущенно замолчала. Мужчина в мирском, несомненный еврей – часто встречаю, он здесь доктор – не удержался:

– Нашли компромисс?

– Айк не переваривает Мендельсона. Я исполню ему свадебный марш.

Внимание, вслед этому она встала и преспокойно удалилась…

Тут вот что, всяк хозяин считает долгом упражняться и заводить у себя правила (в стране вообще на какой угодно предмет куча методик – здесь и конкуренция, и въедливость, и, вероятно, каверзы самооценки). Наш хозяин, Генри, парень моего возраста – имеет нрав обойти самолично всякого и потрепать по доступным частям тела – в этом смысле не отстает: обязал, чтоб в кружке друг друга не поважали. Психологическая установка, смысл которой я не уяснил – что-то с «протестной доверительностью».

Между тем:

– Не желаете сказать? – обратился один из присутствующих, жердеобразный и желтушный товарищ. Мне тон благожелательным не показался. Отсюда я и шутканул неловко, намекая на предыдущую особу:

– После тирады, судя по всему, исчезают. Я только пришел.

Здесь и случился пущен первый камешек – примечательно, сказано было до примитива по киношному.

– Здесь свободные люди. Вы можете поступать как вздумается.

R. С ними отчего-то говорить на тему свободы сторонюсь. Однако тут поизгаляюсь…

Смущает меня следующее – темп жизни. Мы вот сачковать любим, да здесь на то неволен. Как с этим? – щербинка, прямо скажем. (Один эмигрант из Одессы – тут их есть – внушает «держать в котлах пар, быть на шухере» и вообще, «на произволе судьбы не ударять в грязь лицом».)

А я хочу ударять. Подлинная-то свобода как раз в том и состоит, чтоб, например, НЕ «выдавливать из себя раба». Оттого и неприглядна… Хм, вспомнил у какого-то француза: «Высшая свобода – это выбрать рабство по своему вкусу».

И вообще, вспомни Сартра: обретение истиной свободы – обретение пустоты. Все-таки ощущение свободы и свобода не одно и то же. Деньги и вино дают ощущение, притом располагают к глубокой зависимости. По-моему, свободу мы путаем с доступностью.

Библия, общепринятый Кодекс жития, десять заповедей. Практически все основаны на частице не, – не укради, не убий и так далее. Тора, Иудаизм, создавшие величайшую нацию, содержат более шестисот запретов. Человек стремится выработать правила общежития не для того чтобы выжить, как звери, а чтоб сподручней было двигаться, обеспечивается таким образом комфорт соответственный цивилизации. Отсюда правила вынуждены меняться (Христовы заповеди оттого постоянно нарушаются). Свобода неизбежно регулируема.

Знаешь что произнесу – недаром привязал я Америку к рекламе, которая, как известно, блеф. И не напрасно рекламируют свободу тут столь навязчиво.

– Что проку в свободе – без штанов что ли по улицам шастать? – не воздержался я и там. – Или такая вещь: американец зачастую работу не выбирает, а… ищет. Потребности-то они ясней, а потребность в свободе – в конце списка.

Здесь и выдал тот пассаж с «химерами», дескать, русский свободней американца, один дядя. Правда, как позже выяснилось, он – мормон, волей случая оказавшийся в заведении (религия их строга).

Я попытался согнуть на несерьезный тон:

– Девушка, что удалилась, во всяком случае вариативней любого русского в инструментальном отношении.

Ребекка тоном пренебрегла, но мнения собственного не могла не оставить:

– Женщина ловчей и свободней мужчины, потому что инстинктивна. Интеллект – защита, инстинкт – природный механизм.

Не ожидал, а взялся предыдущий мирской доктор, и сурово:

– С женщинами, однако, никогда не считались. Существовал иудейский обычай – рожали над ямой, сидя на корточках. Если ребенок оказывался всего лишь девочкой, отец решал, следуя демографической ситуации, засыпать ли над ней яму.

– В том и дело! – возмутилась Ребекка и посмотрела на меня. – У русских есть поговорка – сила есть, ума не надо… Впрочем, с иудейским обычаем – чушь: попробуйте родить сидя.

Она невозмутимо задрала юбку, села на корточки и пошла объяснять, какие мышцы работают в этой позе. Подумал: «Номера-а!.. Свобода или клиника?» Словом, мне захотелось солидарности с мужичками:

– Женская потребность любви – жажда удобства: первичные эмоции привычней. Если мужчине нужна динамика, изменение, то есть творчество, то женщина статична, смена декораций ей достаточна. В этой связи, кстати: деньги для мужчины – средство, для женщины – фетиш.

– Глупости, – прекословила Ребекка. – Даже мечты мужчин о рае заканчиваются женщиной. Собственно, родить – сотворить – вот неосознанная цель мужчины. Все его подвиги – компенсация дефективности в этом отношении… Известно: капитальную часть времени воображение – свойство высокой организации – у мужчин занято сексуальными фантазиями, то есть возбуждением инстинкта. У женщин иначе. Вообще игра, женские роли во многом определяются четким пониманием этого. Мужчины высокомерны, в мотивы не вникают…

Шурует как по шпоре.

Вспомнился Ницше: «Воин любит опасность и игру, поэтому он любит женщину, ибо она – самая опасная из игр…»

Господи, как я ее ненавижу!.. Кого? Машку, кого еще…

Так к чему я? Когда тебе возражают (Ребекка, как выяснится, делала это специально), начинаешь укрепляться просто от присутствия. Иначе говоря, американские психотерапевты необыкновенно эффективны. Между прочим, порой безжалостны, рекомендуют, к примеру, наркомана безоглядно выгонять из дома. На первый взгляд не славно, на деле лечебно: дом – неизбежное содействие недугу, вне дома – борьба.

То что Америка благорасположена к человеку, без сомнения: богатство (заработанное) отчетливо наделяет великодушием. Мы с тобой говорили, российское хамство – оборона обездоленных и ущербных (подростковая нетерпимость сюда же). В общем, чувство простора и защищенности здесь присутствуют.

Однако американец отнюдь не открыт, – разговорчив. Собственно, лукавства в стране достаточно. Подозреваю, например (домысел, разговоров на эту тему с протагонистами не имел), что бог для американца – символ удачи. Кстати, порой складывается впечатление, что к Санта-Клаусу они относятся серьезнее, во всяком случае на Рождество делают себе вполне грозные обещания… Опять же их жизнерадостность вроде бы религиозна, то есть коренная.

Считается, что нам психотерапевтов заменяет друг и водка. Заблуждение. В разговорах мы тонизируем себя – редко на самом деле слышим собеседника. А янки у психотерапевтов – учатся… Тут есть занятная штука. Создавалась Америка как социум изгоев, людей второго сорта, не нашедших себя на родине. Людей, в которых вера и чутье были сильны. И этот генетический момент работает… Психиатр научен – неэффективно говорить о том, чего пациент не знает; ему надо толковать известное, но которым тот не пользуется – человек не доверяет себе. Психиатр раскручивает на веру… Эриксонианский, иначе говоря, цыганский гипноз основан на установке, что цыгане – умеют. Мы склонны верить… Плацебо, пустышка. Сейчас при испытании лекарств делают так: берут две группы людей, одной дают настоящее лекарство, другой плацебо – для того чтобы отсмотреть медикаментозную часть, вычесть неизбежный психологический эффект.

Собственно, протестантская этика и сильна тем, что оставляет наедине с богом. Воспитывает веру, притом в себя. Православие с этой точки зрения неэффективно – соборность, толпа, хоть на заде да в стаде. Отсюда и лень. Еще и география: зимой делать было нечего, кроме как пить… Обрати внимание, зверски пахали в начале Советской власти, – оттого что веру сменили.

Подумал: менталитет, православие. Но октябрьская революция разрушила менталитет мгновенно.

Да что я тебя учу!

Знаешь, эта неугомонная безоблачная синева угнетает. Чудится, что тут край всего – чарующая, утопическая пустыня. Свобода не отсюда ли?

Но впрямь, как раскованы, мерзавцы. Доложу по касательной: американец – артист природный. Сызмальства. Шоу – самое, не обойдусь без каламбура, показательное слово Америки. Пришла мысль, что и кино американское интересней, умней потому, что янки им живут по-настоящему. В общем, насчет свободы по гену – не нам чета.

Истинное христианство – это Америка? Чушь! Американская демократия – на пистолетах. А бога вспомнили, чтоб грехи замолить… Черт! Я, кажется, противоречу себе. Ну так я русский, та продукция.

Кстати, по поводу «из фильмов» – говорят по писанному. Как в кино, так и наяву – это сразу в голову бросается. От скудости языка, мне видится, и возникло мнение, что американцы не очень умны. Комиксовое мышление, клиповая, скользящая культура – несомненно дитя Америки. (Русский-то уж верно словом блудлив.) Не могу убрать мысль, что это от прагматизма. Собственно, информационный навал заставляет быть сжатыми. У них есть великолепное свойство – выбирать оптимальное. Помнишь? – мудрый из имеющихся вариантов выбирает лучший, умный выбирает или придумывает лучший, интеллектуал – ищет новый. Нашему брату учиться на ошибках не дано, страсть к граблям, думается – абсолютно русская история.

А ну-ка вот с какой стороны. Мало где так сильна мода – чередование стереотипов – как в Америке. Не кровная ли тут тяга к стаду? Русский-то хоть внешне коллективист, но через язык – более индивидуален. Черт, туманновато!.. Между прочим, эффект толпы здесь действует люто – допускаю, сюда зарыты корешки патриотизма… Капнула еще мыслишка. Персонализм янки построен на страсти к деньгам, – это столь универсальное и вместе индивидуальное средство, что наличность – выделяет.

Сумбур, вижу, ну да потерпишь.

Образец в высшей степени смешного на их вкус анекдота (одна пампуха поведала, – как евреи у нас любят анекдоты о себе, янки своими особенностями бравируют (special – антоним loser)). Просит в аптеке девушка десять пачек таблеток от ожирения. Сколько же вы их употребляете? Пока не наемся… Смеялся.

А у меня, друг мой, спрофилировался – аккурат перед больничкой – некоторый роман. Итальянка, преминиатюрнейшее существо с невероятными глазами и хрипловатым тембром, ланиты, манящие к прохладе прикосновения. Распорядитель некоего замороченного фонда. Соседка по жилищу. Зашла как-то (спросила свечу – вырубился свет, это, как ни странно, случается), разговорились.

– Что за странную музыку вы слушали вчера вечером? Мне понравилась.

– Так называемая советская эстрада, – ответствовал я. – Между прочим, считается, что сближена с итальянской. – Уже знал, что она Изабелла Заморано, этническая итальянка.