Как бы из ниоткуда к их столику подошел невысокий стройный и тоже инженер-механик, тоже капитан 2 ранга и с авианосным знаком на тужурке, видимо только, что пришедший в ресторан. Он обратился к «запорожцу»:

– Николай Иванович, ты чего бузишь, и пристаешь к моим ребятам? Давай иди за свой столик. Отдыхай и не мешай другим.

Тот уже убивавший взглядом Кузьму, обернулся к новому участнику событий, и лицо его сразу смягчилось:

– Володя, Святоша, дорогой Ты шо на цем «крокодили» служишь? – он потрогал авианосные «крылышки», на тужурке командира БЧ-5 «Бреста» Пономарева Владимира Ивановича – от, не чекав. Як ты потравлив туди? Ми ни разу писля выпуску не зустричались с тобою. Ты на пивночи, ми на пивдни. Пидемо зи мною и по 100 грам. Пидемо до нашого миханичного столику. Дизнаешься там Михайлов Игорь, Славик Петровский. Ти повинен знати его он на рик писля нас закончив нашу механичну бурсу имени Феликса Дзержинского.

Он встал, похлопал Мансура по плечу, как бы извиняясь, нетвердой походкой направился к своему столику.

Механик, которого назвали Святошей, взял со столика «брестцев» конфету из вазочки и усмехнувшись тихо сказал Мансуру и Кузьме:

– Вы уж ребята сегодня без меня сегодня, как-нибудь. Однокашник все же! С выпуска, не встречались с Богдашей Филимоненко. Перебрал он сегодня. Надо посмотреть как бы чего не случилось.

Он улыбнулся, пожал руку Мансуру, и направился к столику механиков со «Жданова», которые его уже ждали и горячо привестствовали.

– Молодец наш мех просек ситуацию, а то пришлось бы положить этого наглеца прямо здесь отдыхать, а при патрулях и милиции этого совсем не хотелось бы – сказал негромко Кузьма Мансуру.

Вечер уже заканчивался, оркестр уже третий раз объявлял, что играют последний танец, а швейцар дядя Вася, бывший боцман с крейсера «Куйбышев», даже дважды гасил свет, как бы говоря, что пора и честь знать.

Офицеры узнавали у своих партнерш, можно ли их проводить до дома, где и с кем живут, большинство заказывали по нескольку бутылок муската игристого с собой. Кто-то радостно шептал друзьям:

– Идем! Все нормально, разрешили проводить!

Конечно, продолжение отдыха в гостеприимной квартире гораздо лучше, чем сон в каюте, под звуки шумов корабельных механизмов и команд дежурного по кораблю.

К друзьям вернулся Сергей:

– Расплатились? Тогда быстро на выход, девушки уже пошли. Шампанское взяли с собой? Идем гулять на Примбуль.

– Серега, ты же знаешь, что все конечно уже взяли и расплатились естественно. Нам лишнего приглашения и инструктажа ни от кого не надо – сказал в полголоса Мансур.

– Тогда отступаем вслед за ними быстро, быстро, пока эти механикусы не пристроились к нам – Сергей посмотрел в сторону «механического» стола, где еще шло веселье и поднимались тосты.

Офицеры встали, и быстро направились на выход.

Кузьма на выходе, быстро сунул дяде Васе, в карман ливреи, пять рублей:

– Здравствуй дядя Вася, держи, и не скучай! Мое почтение Анастасии Петровне.

Он улыбнулся швейцару.

– Кузьма, милый, никак ты? А мне говорили, что ты на Дальнем Востоке служишь давно. А ты на «Бресте»? – он потрогал рукой, шитый авианосный знак, на тужурке.

– Самая интересная служба – на авианосцах, дядя Вася.

– Как только, ты закончил училище, и уехал из Севастополя, сразу опять начались драки, грабежи. И бардак наступил, банды великовозрастных молокососов нападают на одиноких и подвыпивших офицеров и мичманов, на женщин, насилуют девчонок. В твое время такого не было – уважали мундир и эполеты, боялись силу. А сейчас какие-то «черные колготки» объявились. Ужас на весь город наводят. Надевают, бабские чулки на головы. Лица скрывают, милиция с ног сбилась. Ничего не могут сделать.

– Посмотрим дядя Вася на этих любителей бабских чулков. Здесь они давно объявлялись?

– Да они месяц назад ограбили и искалечили старого мичмана. А говорят про них много в городе. Но поймать не могут.

Надо сказать, что Кузьма, закончил ЧВВМУ имени Нахимова, 6 лет назад. В училище, он активно занимался спортом, уделяя особое внимание восточным единоборствам, к которым у него было пристрастие с детства.

У него подобралась группа единомышленников, и Кузьма мог все свое свободное время отдавать любимому увлечению. Собирались «восточные единоборцы», или как они себя тогда называли «каратисты» на берегу Стрелецкой бухты в районе пляжа, и до измождения стучали по различным доскам, мячикам, матам – отрабатывая различные удары ногами и руками.

Кузьма ставил себе невыполнимые задачи – выстоять в бою против двух, или даже трех хорошо подготовленных соперников. И надо сказать, что это у него получалось. Не все его друзья, могли похвастать такими успехами. Но старались все отменно. Кузьма принимал любого, кто пожелал бы заниматься этим видом спорта. С кафедры ФИЗО приходил, посмотрел на их занятия специалист в области бокса и борьбы самбо подполковник Нечипоренко:

– Толку не будет от них никакого. Какой-то гибрид, сами придумали. Нет, что бы заниматься тем, что необходимо родному училищу?

Несколько раз с Кузьмой разговаривал начальник кафедры ФИЗО полковник Николаенко, убеждал заняться или боксом или борьбой, но в рамках правил. Кузьма улыбался, обещал подумать, но занимался тем, что ему было интересно.

В тайне, от всех своих соратников и руководства училища Кузьма усугублял занятия «боевой тренировкой», как он называл сам.

В увольнении он переодевался в темный спортивный костюм и шел близлежащим ресторанам или танцплощадкам, где всегда возникали стычки между молодежью и даже драки. Там он мог оценить свое искусство и умение в непосредственных боях с несколькими соперниками, причем без пощады и упрощений.

Он совершенствовал свои навыки, вступаясь всегда, за слабых. За тех, на кого нападали, за тех, кого пытались ограбить или обидеть. Особенно жестко он обходился с любителями насилия, нападавшими на женщин и тех, кто использовали в драке кастеты и ножи. Здесь он дрался в полную силу, и нередко ломал соперникам руки.

По результатам этих драк в севастопольской милиции было заведено несколько уголовных дело, которое вел, тогда лейтенант уголовного розыска Мастрюков.

Дело было названо делом «Зорро», но поймать Кузьму не могли. Он внезапно появлялся, и также внезапно исчезал. Участковые сбились с ног, разыскивая светловолосого парня лет 17-18 (а надо сказать, что в училище Кузьма выглядел очень молодо и бриться начал, только на пятом курсе), в темном спортивном костюме, способном выстоять в драке против трех – четырех сильных соперников, и жестко победить.

– Нашу работу парень делает. Сам и судья и прокурор – отвечал Мастрюков руководству, которое требовало срочной поимки «народного мстителя» – жалко будет сажать, тем более за что? За этих уродов и отщепенцев, бандитов и насильников?

В тайне, он даже радовался, что не может поймать, хотя руководство и ругало его за низкие показатели по этому вопросу.

Кузьма ни разу не попался в руки милиции, что говорило о его хорошем чутье и подготовке, зато многие хулиганы, бандиты и насильники были вынуждены на длительное время бросить свое «мастерство» и залечивать раны.

Однажды у ресторана «Херсонес» к пожилому подвыпившему боцману, отслужившему свой срок, и обучавшему теперь молодых боцманят на учебном крейсере «Слава», дяде Васе или, если официально, то Василию Адамовичу Вербицкому, пристали три хулигана.

На их горе, как раз в этом месте, и именно и в это же время, совершенствовал свое мастерство рукопашного боя курсант пятого курса Кузьма Гусаченко. Хулиганы только успели сбить дядю Васю с ног, как появился Кузьма. Не выясняя обстановки, он сильными ударами ног сбил с ног, сразу двоих хулиганов, и обратил в бегство третьего. А когда один, из уже уложенных, достал нож, и попытался его использовать, то Кузьма просто сломал ему руку. Второго пришедшего в себя, он отряхнул, и отправил вызывать скорую помощь для потерпевшего.

Подняв и отряхнув дядю Васю, Кузьма отвел его в маленький домик в Стрелецкой бухте, где и проживал отставной боцман. Дядя Вася пригласил его к себе домой, где их встретила радостно его жена Анастасия Петровна:

– Как на нашего Николеньку похож, ну просто вылитый Николенька – всплакнула она.

– Цыть поломошная. Только ему я сегодня жизнью обязан, а то налетели три вурдалака, пришлось бы там жизнь и кончать наверно, коли б не он. Корми нас ужином и бутылку ставь на стол. Имя то, какое красивое, истинно русское Кузьма – со значение произнес дядя Вася.

– Не, не пью я дядя Вася. Извините, а вот перекусить можно, а то нас не кормят домашним в системе – сказал Кузьма, с уважением старому мичману оглядывая окружающий его интерьер.

На стене висели множество фотографий, на одних молодой дядя Вася улыбался на борта различных кораблей. То с эсминца «Незаможник», то с эсминца «Лихого». Черный чуб свешивался из под небольшой мичманки, а вот он с Анастасией Петровной сфотографирован у своего дома, вот они с взрослым парнем, видимо провожают в армию. А на этой, они где-то в Ялте на пляже. А вот висит в черной рамке фотография парня в бескозырке с надписью «Новороссийск».

– Сын, Колька, – пояснил дядя Вася, и смахнул слезу с глаз – погиб на «Новороссийске» в 1956 году. Даже могилки нет. Всех кучей зарыли, и имена даже не написали. Мы каждый год ходим, убираем, и фотографию с его фамилией ставим. Угробили, корабль, а парней ответственными сделали. Он же в БЧ-5 служил и поэтому по тревоге внизу был, так и остался.

Так они и познакомились, и теперь в ресторане дядя Вася был рад увидеть возмужавшего Кузьму. Не раз он заходил к ним в гости, в курсантской форме. И каждый раз Анастасия Петровна украдкой плакала, глядя на Кузьму.

– Заставим этих вурдулаков уважать порядок и людей, дядя Вася – похлопал по плечу швейцара Кузьма.

– К нам хоть с Петровной хоть заскочишь сегодня? Она ждет тебя. Мы ведь к тебе, как к сыну – дрогнул голос старого боцмана.

– Обязательно заскочу дядя Вася, но наверно не сегодня. Я только погляжу, что здесь и как.

Надо же разбраться с этими «черными колготами» – и надев фуражку, Кузьма выскочил на улицу, вслед за ребятами и девушками.

Дядя Вася украдкой перекрестил Кузьму.

Уже стемнело, и холод потихоньку опускался на улицы южного города. Кавалеры укутывали плечи своих девушек, снятыми тужурками.

Перед рестораном столпились посетители, и собравшись в небольшие компании, что-то обсуждали между собой. В стороне стоял патруль. Старший лейтенант смущенно что-то горячо говорил капитан-лейтенанту, видимо немного перебравшему. Патрульные курсанты смущенно отворачивались в сторону, от офицеров, и во всю глазели, на выходящих из ресторана женщин. Судя по ленточкам, они были из училища, называемого в городе «Голландией». Училище называлось высшим военно-морским инженерным училищем по месту размещения оного в бухте, называемой Голландией. Естественно молодых курсантиков больше всего интересовали девушки, чем подвыпившие офицеры.

Сергей Огнинский, подхватив под руки Зою и Надежду, повел через дорогу к остановке троллейбуса. За ним взяв Анечку, с двух сторон под руки, побежали к остановке Николай и Мансур, что-то оживленно обсуждавшие между собой.

И лишь Кузьма Гусаченко зачем-то задержался на площадке перед рестораном.

– Кузьма догоняй нас, а то троллейбус уже идет – крикнул, обернувшись с остановки Сергей.

– Серега вы езжайте на Примбуль, я вас догоню на следующем троллейбусе и обязательно найду.

– Вот он всегда так, как видит девушек, так стеснение пересиливает желание. Главное шампанское у нас или осталось у него?

– У нас, – показал полиэтиленовый пакет Мансур, садясь, за пропущенными им вперед, и поддержанными за руку Анечкой и Надей.

Кузьма отошел в тень дерева, и молча, наблюдал за тем, что происходило перед рестораном.

Он не ожидал, что ему удастся сегодня встретить этих черных колготок. Ресторанов в городе было много и не факт, что они решаться напасть на кого-либо здесь именно сегодня.

Офицеры и их партнерши парами быстро расходились в разные стороны. Большинство шло на остановку троллейбуса. Кое-кто переходил на другую сторону дороги, в располагавшийся на другой стороне дороги жилой район и называвшийся севастопольцами «Остряки», по названию улицы в честь знаменитого генерала Острякова. Кто-то садился в услужливо раскрываемые двери такси.

«Запорожец» вместе с командиром БЧ-5 с «Бреста» Пономаревым Владимиром Ивановичем галантно раскланивался, с вышедшей их проводить «хозяйкой» ресторана Ириной Николаевной.

– Ирина Николаевна – вы гений дивной красоты, когда вы позволите Вас проводить?

Довольная вниманием старших офицеров Ирина Николаевна кокетничала с ними, под завистливые взгляды официантки Зиночки, вышедшей подышать свежим воздухом:

– А что скажут ваши жены товарищи офицеры, если увидят, что вы провожаете незамужнюю женщину?

Ирина Николаевна рассмеялась, однако увидев, наблюдавшею за ней Зиночку сухо попрощалась с офицерами:

– Извините, дела!

Николай Иванович взял под руку командира БЧ-5 «Бреста» и повел к своему дому на улицу Генерала Коломийца:

– Пойдем, Володя посидим у меня, заодно и расскажешь, как ты попал на этот «крокодил». И как тебя угораздило? Познакомишься с моим семейством.

Они перешли дорогу и о чем-то оживлено беседуя, направились вглубь дворов.

Ирина Николаевна, посмотрев им вслед, подошла к стоявшей у дверей Зиночке:

– А ты Зина, что здесь делаешь? Твое место в зале, а то придется опять до двух ночи с вами сидеть. Цирк закрылся, клоуны уехали. Нечего здесь рассматривать.

Площадка перед рестораном опустела. Видимо, наконец, видимо посчитав миссию выполненной, начальник патруля отпустил подвыпившего капитан-лейтенанта, и тот нетвердой походкой перешел на другую сторону дороги и направился в тот же жилой массив, вслед за «запорожцем» с товарищем. За ними немного вдалеке метнулись через дорогу несколько темных теней.

Кузьма, увидев это, хищно улыбнулся, и тоже скользнул тенью через дорогу.

Зиночка зашла в ресторан и хотела направиться в зал убирать со столов. К ней подошел швейцар дядя Вася:

– Ну что стрекоза, посмотрела на офицеров. Приглядела, себе кого?

Зиночка вздохнула, и взмахнув рукой смахнула слезинку с глаз:

– Вам бы все шутить дядя Вася, а у меня молодость вся прошла, мне уже 21, а жениха до сих пор нет.

– Ты, умница Зиночка и тебе обязательно повезет. Вот если бы ты с Кузьмой познакомилась? – задумался дядя Вася.

– С каким Кузьмой? Дядя Вася а ну все рассказывай! – она встала напротив и внимательно посмотрела в глаза швейцару.

– Да был тут один бывший курсантик со Стрелки, наводил страх на местных бандитов раньше, а сегодня смотрю уже капитан-лейтенант с «Бреста». Нам он с Петровной, как сын был. Да ты видела наверно у них у всех такие птицы с якорями на груди.

– Видела, я несколько таких, с «птицами» на груди – они сидели, в центре зала у Ирочки.

Глазели, на накрашенных девчонок с Института «ржавчины», я одну знаю, Зоя зовут. Один светленький такой симпатичный, а второй черненький – наверно кавказец и третий тоже симпатичный черненький. Они же на Дальний восток уходят.

– А я что говорю тебе. Перспективные женихи. Ты что же красавица на восток за любимым человеком не поедешь?

– За любимым поеду, хоть на край света! Только понравлюсь ли я ему? Да и потом они же все почти женатые уже и с детьми.

– Да уж говорят? Говорят, что вороны воробьев родят. А то говорят из-за этого половина офицеров с «Бреста» уже развелась. Их изнеженные ленинградки и москвички, отказались ехать за мужьями за кудыкину гору. Там же льгот никаких. И сейчас они в основном холостые, не то, что наши севастопольские. Ладно стрекоза. Иди свои столы убирай, а то до утра опять останешься. И мне с тобой сидеть тут – и дядя Вася пошел закрывать двери ресторана.

– Дядя Вася, а он женат, как его зовут? Забыла, такое вроде интересное имя – спросила вслед дяде Васе Зиночка.

– Зовут его Кузьмой. А женат, или нет – то мне неведомо. Вот в гости придет, как обещал – так сразу и спрошу – ответил дядя Вася, закрывая двери.

Дрын, Бурун, Френк, Фикса, Крап и Малыш – фигуранты уголовного дела майора Мастрюкова, и более известные в городе и в уголовных сводках, как «черные колготки» в темной подворотне между двумя домами, поджидали загулявшего офицера.

Они, уже в течение года, поздними вечерами грабили припозднившихся пьяных, после ресторанов офицеров; но особенно, им нравилось грабить девушек, женщин, стариков – всех тех, кто не мог оказать сопротивление. Им было приятно ощущать себя сильными, смелыми, и самое главное безнаказанными. Они бравировали этим друг перед другом и другими одногодками. Им нравилось видеть, как их боится загнанный в угол человек, отдает деньги и золото, унижается и еще благодарит, за то, что остался жив или не избит.

Если кто-то пытался сопротивляться, а это были в основном офицеры, то били крепко, пользуясь численным преимуществом и спецсредствами виде дубинок.

Несколько раз они насиловали, загнанных в угол девчонок, и это тоже доставляло им удовольствие. У каждого были свинчатки, кастеты, короткие дубинки и поэтому, пытавшийся сопротивляться, отделывался за свое «ошибку» минимум госпиталем.

Шестнадцати – семнадцатилетние парни, не знавшие, куда девать силушку и как говорят, из хороших семей, нашли выход своей энергии, в этом криминальном, но все таки, доходном способе заработка.

Милиция сбилась с ног, разыскивая их. Майор Мастрюков землю рыл, что бы задержать или хотя бы получить приметы разыскиваемых. Но найти их было практически невозможно – при нападении они каждый раз для скрытности надевали на головы женские колготки.

Дело то опасное – Севастополь город маленький. Могут и узнать, если не «предохранятся».

Жили они на Воронцовке, а выезжали на «промысел» в другие районы города, подальше от своих домов.

Предварительно осматривали место нападения, изучали возможные отходы, проигрывали роли, изучали пути отхода, на всякий случай, и даже проводили тренировки. Все было, по взрослому, и очень интересно. Участковые и опера уголовного розыска сбились с ног, но поймать или хотя бы выйти на них не могли. Так и были в деле «черных колготок» одни ни к чему не годные заявления потерпевших и показания бестолковых «свидетелей».

– Малыш идет черный. Твой выход – проговорил в полголоса, сверкнув золотой фиксой, великовозрастный Фикса, самый старший из всех, натягивая на голову черный чулок. Остальные повторили маневр вожака, и рассредоточились по углам, проходного двора, так что бы перекрыть все пути возможного отступления.

– Сейчас повеселимся – шепотом, заржал Дрын, приготовив, увесистую дубинку.

В темноте раздались нетвердые шаги, идущего офицера. Оглянувшись по сторонам и не увидев никого, он подошел к кустам, и расстегнув ширинку брюк немного расслабился, блаженно думая о чем-то возвышенном. Струя с силой ударила в землю.

– Ух, как хорошо, еле донес – пробормотал офицер.

Внезапно его из размышлений по поводу благополучного облегчения, вырвал тонкий мальчишеский голос:

– Нехорошо дяденька, надо бы заплатить за нарушение общественного порядка и нанесение урона нашему двору, а то милицию придется вызвать, и с тебя звездочку снимут.

Офицер оглянулся и увидел, что за его спиной стоит шкет, лет двенадцати с сигаретой во рту.

– Курить детям вредно! – пробормотал офицер, заправляя свое хозяйство в штаны, и видимо не приходя еще в себя от спиртного.

Бандиты всегда направляли вперед «Малыша», так было интереснее, посмотреть, как взрослый человек будет разговаривать с малолеткой наедине, в темном углу.

– Курить или не курить – это мое дело. Мне родители с десяти лет разрешили. А вот платить придется. Такса 25 рублей.

– Чего? Иди отсюда – начал злиться офицер – Ты хоть знаешь, что такое 25 рублей? Ты хоть рубль сам заработал?

Он попытался пройти мимо шкета, но тот схватил его за правую руку, и повис на ней.

– Ой – пробормотал офицер, – ты чего?