Бабка кивнула и улыбнулась одними губами.

– Ты прав. Этот нэм он выдумал сам.

– А кто он, ты не знаешь?

– Стоимённый. Ертон Естифа Еменков Естик Ермал. Но пусть для тебя он остаётся Свимом. При встречах так и называй его. Кто он такой мы только недавно узнали. Но о нём мы можем поговорить позже. Свим общался с Малионом?

– Конечно, – сказал Камрат и, сделав обиженное лицо, пожаловался: – Опять есть хочу.

– Так ешь! А я… Задал ты нам задачку с этим Малионом.

– Угу! – уже с набитым ртом согласился Камрат, и едва заметил, как Калея легко поднялась из-за стола и покинула его комнату.

Он ел…

Довольная решением сводного брата не препятствовать полноправному вхождению в дом своего избранника и возможностью поговорить в узком кругу, чего никак не удавалось сделать раньше, Елина по просьбе Свима доложила о произошедших событиях в хабулине и вокруг него, пока он отсутствовал, и о происходящих в настоящее время.

Как следовало из её рассказа, все устройства – закалочные и производственные – работали нормально и продуктивно, поэтому Елина упомянула о них вскользь. Да и Свим пропустил эти сведения мимо своего внимания. Привыкший с детских лет к тому, что эти устройства всегда находятся в исправности, он даже на миг не мог себе представить, что с ними может что-то случится, и оттого они откажутся выполнять повседневные, по сути, и рутинные операции, начатые, может быть, тысячи лет назад. Да и отвык он от таких забот. Впрочем, он никогда к ним не привыкал. Были родители, которые этим занимались, а потом он оставил хозяйство на сестру.

Хватало в хабулине и людей, чтобы выполнять все необходимые работы. Правда, после смерти отца и матери и отсутствия хозяина, многие покинули Еменковых, не видя для себя в служении им каких-либо перспектив. К счастью, это были те, кому не сиделось на одном месте и хотелось перемен. Двое из них, Елина назвала имена инега и шмыга, похоже, стали бандитами, так как летом они, как правило, отсутствуют, а на зиму возвращаются и ищут приюта. Не смотря на это, Елина к ним никаких претензий не предъявляла, поскольку после возвращения они исправно выполняли все порученные им дела по дувару и дому.

Памятуя о разговоре с Малионом, что уходящие в оприты – активная составляющая человечества, Свим решил познакомиться с ними поближе.

– Они уже ушли? – поинтересовался он.

– Да. Вернее, уходили. Вчера один из них вернулся, – сказал Манор и оглянулся на Елину. – Я тебе говорил.

Сестра Свима кивком головы подтвердила сказанное будущим её мужем.

– Продолжай.

– Да, стоимённый. Вернулся весь избитый. Говорит, попал в половодье. Его несло водой, едва выбрался.

Свим переглянулся с Клоудой. Она ответила понимающим взглядом. Они оба подумали, что этот оприт явно участвовал в нападении на них при схватке на Сажанее. Во всяком случае, вероятность такого факта могла быть очень высокой. Половодье началось уже несколько недель назад, а он вернулся только вчера.

– Где он сейчас? И как его зовут.

– Он шмыг.

– Не важно.

– Его зовут Эрком.

– Так, где он?

– Был в закалочной, стоимённый. А сейчас, наверное, занят. Я ему поручил проверить нижние этажи дувара, нет ли там воды. Возможность такой беды есть. У Заурансов вода появилась.

Нахмурив лоб, Свим вспомнил, что Манор упомянул стоимённого соседа, с которым его отец при жизни почему-то не поддерживал никаких отношений.

– Я хочу поговорить с этим Эрком.

– Хорошо, стоимённый. Как только…

– А надо ли тебе это делать самому? – вмешалась в разговор Клоуда и намекнула: – Он мог тебя видеть.

– У него один глаз совсем опух, – не понял реплики ауны Манор.

– Тогда точно видел, – со значением сказала Клоуда, обращаясь к одному Свиму.

– Н-да, – озадачился тот и потянулся подёргать себя за бороду, позабыв, что расстался с ней в первый же день возвращения домой. Спросил Манора: – Не сказал, как долго собирается здесь оставаться?

Манор пожал узкими плечами. Он вообще не производил впечатления сильного человека. А бледное лицо и постоянное насторожённое внимание к говорящему, словно в ожидании от него какой-то неожиданной пакости, делали его заурядным. Увидишь, пройдёшь мимо и забудешь. Свим флегматично подумал: – и что в нём нашла сестра? Правда, её выбор его не волновал. Выбрала, и выбрала.

– Я его не спрашивал.

– А что он за человек?

– Сам по себе он покладистый и всегда справляется с поручениями. Он-то точно найдёт воду, где бы она ни появилась.

– Это хорошо. – Свим помолчал. – Как думаешь, Кло, кого бы на него натравить, чтобы он всё рассказал? Может быть, Ольдима?

– Ой, ты что? – испуганно воскликнула Клоуда. – Его-то он подавно запомнил, если был там.

– Ну и пусть узнает. А что? – радостно потёр руки Свим, светясь круглым, ставшим от безделья добродушным, лицом. – Да он как на Ольдима глянет, так сразу всё расскажет. Кто нападал и кому это надо. Только вот, – прищёлкнул он пальцами, – Ольдим, наверное, где-то у Камрата сейчас обитает, а связи с ним почти никакой.

– Свим, не надо!

– Кло! Ещё раз напоминаю. Здесь меня зовут Ертоном. Зови и ты меня так же. Впрочем, – дурб вздохнул, – зови Свимом. К этому имени я привык и…всё остальное.

А это всё остальное с каждым днём, с каждой праузой усиливало тягостное чувство никчёмности прозябания в родовом хабулине. Лето начинается, а он сидит под защитой стен дома и города. Ноги и руки гудят – требуют движений и разрядки, тело истомилось в медлительном течении жизни. Сейчас бы выйти за ворота, на дорогу и – до самого Габуна или Керпоса без остановки прошагал бы, наверное, без устали.

Он живо представил себе такую возможность, от чего у него вспыхнули глаза и начал созревать поступок. И вправду подняться прямо сейчас, сей минт и прогуляться…

Елина и Манор с беспокойством посмотрели на него, да и Клоуда, уже привыкшая уже к некоторым непоследовательности поведения Свима в последние дни, отметила странность в его внезапной перемене лица.

– Что с тобой, Ертон? – осторожно спросила сестра.

– А?.. А-а… Так… Кое-что вспомнилось. – Он провёл рукой по глазам, оживился. И поменял тему разговора. – Раз уж мы сегодня собрались на семейный совет, то давайте обсудим и решим все другие вопросы.

Елина нервно облизнула губы. Она давно уже ожидала подобного разговора. С первого дня появления в хабулине Клоуды – ауны брата. Каким теперь будет её статус? В отсутствие Ертона, она здесь считалась безраздельной хозяйкой. И вот сейчас он, настоящий хозяин хабулина и принадлежащих ему дома и дувара, определит её истинное место. А она за годы так привыкла к своему положению.

Поэтому заявление брата об обсуждении и принятии каких-то решений взволновали её больше, чем его мнение о Маноре. Только что радость, переполнявшая Елину от такого быстрого и благосклонного отношения Ертона к её избраннику, сменилась глубокой тревогой.

Радостью она готова была делиться со всеми, потому что и любила Манора той поздней безумной любовью, которая приходит неожиданно и надолго, и была любима им. А вот тревожное чувство тронуло лишь её одну, задело её сокровенное, выношенное годами. Ведь бывали случаи, когда женщины становились полноправными владельцами родовых хабулинов.

Частые отлучки Ертона, рискованные путешествия по бандекам, почерпнутые из слов самого Ертона, когда он появлялся в доме всего на несколько дней, а потом исчезал на месяцы, со временем в ней зародили надежды, что Ертон уйдёт в очередной раз и больше никогда не вернётся. Она, естественно, не хотела его смерти даже боялась думать о таком исходе. Но постоянно жила в зыбком мире ожидания, где всё будет хорошо, но и её мечтания сбудутся в полной мере.

А Ертон?.. Он, вдруг, может же случиться такое, найдёт себе что-то… Скажем, другую владелицу хабулина и останется там… Да мало ли что может быть?

– Нам пора оговорить некоторые стороны бытия, – витиевато продолжал тем временем Свим. – Сделаем так. Я думаю, Клоуде сейчас заниматься делами хабулина не стоит. И о будущем ребёнке следует позаботиться, да и в дела хабулина пусть входит постепенно. Знакомиться с людьми, изучает дувар, привыкает. Так что тебе, Елина, придётся опять брать на себя…

– Ты куда-то собрался уходить? – вскинулась Клоуда.

– Нет, но… – его рука опять машинально потянулась к подбородку.

Клоуда почувствовала приступ дурноты, но собрала силы и встала.

– Я без тебя здесь сидеть одна не буду! Куда ты, туда пойду и я. И не думай… – Она поперхнулась, схватилась за живот. В нём, как ей показалось, кто-то пошевелился. Она испугалась. На глаза набежали слезы, сквозь которые она оглядела сидящих перед ней Емковых. – Там… – прошептала она и прислушалась. – Там…

– Вот именно, – жёстко сказал Свим, но тут же смягчился. – Ты, Кло, должна родить здорового ребёнка. И… Пока я никуда не ухожу. И не собираюсь уходить. Побудь в комнате, успокойся. Полежи, в конце концов. А мы… Елина, мы с тобой ещё всё обсудим чуть позже. А о твоём решении связать свою жизнь с Манором, я поставлю кугурум в известность.

Ольдим меланхолично переводил взгляд с одного весёлого и беззаботного лица, сидящих перед ним молодых дубров, на другое. Его неожиданные сотоварищи по безвылазному времяпрепровождению в дуваре, явно не тяготились таким своим положением. Они ещё порой отводили взгляд от его лица, но уже не с той судорожной поспешностью, с какой делали в первые дни знакомства. Его теперь пытались даже втянуть в общий бесконечно бессмысленный разговор о женщинах, о достоинствах мечей; пересказов и многочисленных вариантов, давно слышанных неоднократно, а потому уже прискучивших ему, исторических и псевдоисторических случаев из жизни людей и путров в стародавние и не очень времена.

Старше их раза в три, а то и в четыре, он не мог уже безудержно хохотать над проделками и приключениями Кавуса, перепутавшего, из-за принимаемой по утрам излишне больших доз коввты, не только свой дом, город, но и бандеку. Или восторгаться неподражаемым, по их мнению, а, по сути, посредственным стихам Теревенка, поскольку Ольдим сам испробовал тяжкий труд сочинения каманам. К тому же в молодости познакомился с наследством поистине великих поэтов, поэтому и мог, и умел сравнивать.

А разговоры о женщинах его не только не увлекали, но наводили тоску, так как все его собеседники – молодые и здоровые – мало что понимали в особой стороне взаимоотношения полов. Да и откуда им, едва ли сорокалетним, о том знать по-настоящему?

И совсем стало надоедать бесконечное зубоскальство, где смешного не было ни на гран.

Обычно он сидел в стороне и практически никогда не вступал в беседу, возводя тем самым между собой и ими грань, через которую дурбы старались не переходить, а он её не устранять.

Потому-то Ольдим был чрезвычайно удивлён, когда к нему не только обратился, но и бесцеремонно тронул за его плечо тяжёлой рукой, вошедший в зал дурб своеобразного вида из-за длинной бороды и низко надвинутой на глаза мягкой невечной шапочки с лепестками наушников и кисточкой на макушке.

При его появлении молодые дурбы привстали с приветственным кивком головы. По-видимому, знали его.

– Тебя, дурб, приглашают для разговора, – негромко сказал бородатый. Он обладал чистым, далеко нестарческим голосом.

– Кто? – грубовато спросил Ольдим.

Мышцы лица исказили его лицо до безобразной маски, часто действующей на незнакомых людей с убийственной силой, приводя их к полуобморочному состоянию или к ужасу неприятия увиденного, ибо не человек предстоял передними, а оборотень из древних сказаний.

Но на бородатого Ольдим в таком виде не произвёл ожидаемого впечатления. Он прямо посмотрел в разъехавшиеся по лицу глаза и повторил:

– Тебя, дурб, приглашают для разговора.

Ольдим, не любивший давления от кого бы то ни было, вначале хотел вспылить и вызвать бородатого на большую откровенность. Кому это он понадобился? Но тут же понял, что тот не добавит к сказанному ни слова, так как должен был передать ему именно эту фразу.

– Пошли, – буркнул он и поднялся.

Однако, встав, он вначале неспешно поправил походный пояс с саркой – питьевой флягой, пукелем и мечом, с которыми не расставался ни на минт даже здесь, сидя в дуваре, где можно было бы этого не делать.

Его постоянная полная об вооружённость для похода вызывала, как он подозревал, нездоровую заинтересованность и естественную иронию у молодых людей. Ему же было откровенно всё равно, что они о нём думают и какими эпитетами награждают его за глаза.

Вот его… приглашают для разговора.

Неплохая формулировка. Вежливая, по крайней мере, и… тёмная, по содержанию. Для разговора… Так вот, не будь на нём сейчас оснащённого пояса, он был бы вынужден пойти прежде за ним, а уж потом за посланником на разговор. И всё это потому, что без меча не мыслил выходить за пределы отведённого ему помещения для жилья. Впрочем, в нём тоже…

– Сюда, – указал бородатый дурб на двери из невечного материала – дерева.

Ольдим толкнул её и вошёл в хорошо освещённую комнату.

Его встречали.

Бабка Камрата, ещё при первой встрече поразившая его гибким девичьим станом и предельно старым лицом. Плотный мужчина средних лет с улыбающимися глазами над пухловатыми щеками.

И Свим…

Глава 5

Половодье, неожиданно и обильно покрывшее обширные территории Сампатании, закрыв для движения людей, путров и диких тропинки, тропы и даже вечные дороги, так же быстро пошло на убыль. Отступающая вода оставляла на обсушенных участках вырванные бешеным потоком с корнем кряжистые деревья, завалы кустарника, в них застревали и не успевали попасть в родную стихию рыбы, моллюски, иная речная и озёрная живность. Они бились в тенётах, обессилено плескались в высыхающих лужах. А создания, заплывшие из Крапатского залива, пробивали себе дорогу напрямую, оглашая округу рёвом и пугая диких, хлынувших сюда поживиться попавшими в ловушку речными обитателями.

Над сушей, покинутой водой, повис едкий тошнотворный запах гниющей органики. Дикие праздновали пир, наедаясь падалью до изнеможения. Следом, а, порой, опережая их, за добычей со всех сторон бандеки и из-за её пределов двинулись гурты, малаки и целые кланы. Люди же в это время старались не покидать мест, защищённых койной стен. Только она спасала от смрада, окружавшего город или поселение, и давала возможность свободно дышать.

Однако в это наступающее лето турус дорог и утоптанная земля троп не ложилась под ноги хожалым, лесовикам, тескомовцам и караванам вьючных торнов не только из-за нашествия высокой воды. В бандеке наступил очередной, хотя и нежданный, период Одиночества.

Периоды Одиночества сопутствовали истории бандек Земли с древнейших времён. Возможно, такое случилось сразу после падения городов-спутников. С этими катастрофами было связано наступившая длительная разобщённость стран и населённых людьми пунктов. Затем происходили глобальные и местные войны, страшные стихийные бедствия, наступление ледников и жаркие периоды, правительственные перевороты…

Последние считались неприятными, поскольку возникали внезапно для большинства разумных, но самыми незначительными. Они приводили к коротким периодам Одиночества.

Совсем иное происходило в этом году.

Половодье совпало с переворотом в бандеке. Дни шли за днями, а обстановка в Сампатании не стабилизировалась. Тескомовцы совершенно отстранились от выхода на дороги и выполнения своих функций. Между городами прервалась связь, и нужные товары не стали поступать в достаточном количестве из мест их производства. Вьючные торны бездействовали. Примето, как и остальные города бандеки, осталось один на один само с собой…

Присмет и Тлуман – гора и мышь – скромно вошли в приёмную руководителя Тескома.

Хмуро посмотрев на Присмета, на его потускневшее лицо и поникшую фигуру, Жуперр не удержался и съехидничал:

– Бессмысленная беготня жира не прибавляет.

Присмет нелюдимо бросил на него взгляд из-под густых бровей. Не остался в долгу:

– Всё зависит, с кем бегаешь…

– Я не в обиду, – поспешил оправдаться глава Южного Тескома.

Ему не хотелось вступать в ненужные препирательства с бывшим Координатором Фундарены, тем более что тот оставался единственным, пожалуй, кто знал Свима в лицо, а, следовательно, был сейчас необходим ему, Жуперру. Да и не было смысла ссориться, так как за Камратом бегал он и вправду не один, а с тескомовцами.

– Я тоже, – раскатисто отозвался Присмет.

Сунда, верный страж начальства, от неожиданности такого громкого ответа, а вернее, из-за того, что задремал наверху, а Присмет его разбудил, выронил из рук арбалет и долго и шумно возился в своём тесном укрытии, выискивая, а потом вытаскивая оружие из-под ног.

Приглашённые в кабинет предводителя и сам Жуперр молча переждали возню Сунды, после чего глава Тескома невозмутимо продолжил разговор.

– Сообщаю вам новость… Думаю, что это для вас будет новостью, – поправился он. – Мальчик и сопровождавшие его люди и путры в городе. Да, да. И уже давно. В ту же ночь, как вы с ними так бесславно… Я всё понимаю. Тем более что они прошли практически на наших глазах через неизвестный даже нам проход под стеной.

– А вам пройти за ними было не по силам? – с угрюмой усмешкой поинтересовался Присмет.

– Он был сразу же затоплен. До сих пор не можем в него проникнуть, хотя вода сошла, и пора бы ему обсохнуть.

– Наслышаны, – подал голос Тлуман, до того смирно и тихо сидевший перед лицом начальства.

От сегодняшнего вызова он не ожидал для себя ничего хорошего, но самоличное признание Жуперром своего участия, о котором Тлуман уже знал, в неудачной поимке беглецов, несколько успокоило его. Они там, он тут, а результат один. Значит, по сути дела, виновных нет, поскольку все виноваты.

– Я тоже кое-что слышал. И то, что кто-то при этом защищал вход, – нехотя продолжил разговор Присмет.

– Защищал… А может быть, и нет, – задумчиво сказал Жуперр. – Было темно. И я сейчас склоняюсь к мысли, что наши ребята, потеряв противника, слегка попортили шкуры друг другу. Они же ожидали худшего. Особенно после вашего сообщения о тритундах.

– Умопомрачение какое-то! – не выдержал Тлуман. – Этот мальчик и все с ним будто визингами охраняются.

– Да уж, – сокрушённо выдохнул Присмет.

Он никогда ни в каких визингов, в дору, якобы, отдающей человека в полное подчинение кому-то иному, то ли злому, то ли свихнувшемуся разумному, не верил. Но события последних дней поколебали его представления о реалиях окружающего его мира, поэтому восклицание Тлумана принял без неприятия.

И потом, ему всё надоело. Всё!..

И если тескомовец пригласил, подняв с постели среди ночи, лишь для того, чтобы поговорить ни о чём, то надо бы как можно быстрее отделаться от такой ненужной ему беседы.

А руководителя Тескома подмывало выложить полученные им от агоровца сведения. Какие там визинги, коль скоро сам Камрат, то бишь, Три-Бланка, служит якобы щитом не только для себя, но и для своего окружения?

Однако посвящать их в несколько нереальную, связанную с легендами и мистикой, ситуацию воздержался. Иначе уже завтра о необыкновенном происхождении и качествах мальчишки будут знать все. Как тогда заставить бойцов на поиск и его поимку? Да и будут ли они слушать его, если у них под боком находиться чуть ли не идол, один взгляд которого может дать им больше, чем он со всей отработанной системой Тескома?

Вообще, даже трудно представить последствия поведения людей и других разумных, когда они узнают о явлении Три-Бланки в яви здесь, в Примето.