– Что у вас? – зычно окликнула их Гелина.

– Р”япра едва не утонула, – доложила Ч”юмта. – Провалилась в оставленное вупертоками.

Люди с высоты склона увидели маленькую фигурку выродка, облепленную с ног до головы дерьмом.

– Жариста, ты не знаешь, Р”япра чья?

– Моя она. С нею всегда что-нибудь случается. Вот и здесь угораздило влететь… – Жариста делано засмеялась. – Однажды она у меня…

Её слушали только женщины, сидящие рядом с нею. Клоуде и Гелине было не до рассказов о выродке, каждая из них имела свои личные заботы.

– Я тоже думаю так, как считает Харан. Нам надо идти в Примето всем. – Клоуда решила воспользоваться предложением Харана, чтобы ни под каким предлогом не оставаться без Свима одной на неопределенное время. Она не могла представить своё пребывание в развалинах без него. Вообще, где бы то ни было. Он и она должны быть рядом. Иначе… Она до сих пор ощущала шаткость своего положения при Свиме, а по-настоящему – при многоимённом. Ещё месяцем раньше она и думать не могла стать ауной не по вежливому обращению к замужней женщине, а по праву жены многоимённого. – Путры, Харан прав, могут побыть здесь ещё. Пусть ими командуют Ф”ент с Ч”юмтой или К”ньюша, а мы пойдём… Пойдём, чтобы потом вернуться за ними, когда появится возможность. А что?

– Такое впечатление, что мы говорим не на хромене, а каждый на своём собственном языке, – выслушав её, с досадой проговорил Свим. – А потому не понимаем друг друга. Я говорю одно, вы же с Хараном хотите двинуться в Примето целым гуртом. К тому же неизвестно ещё куда.

– Не обязательно, – возразила Клоуда. – Пойдём мы и Харан с Гелиной. Ну, и малыш, конечно. Впятером – не так уж много. А как вы думаете Гелина?

– Я не хочу путров оставлять здесь. Они не клан и не гурт. И не малака даже. Как ты не понимаешь? Через день-два здесь могут произойти такие размежевания, что я даже не представляю, чем это может кончиться. И потом, мы – это не все люди. Что мы скажем остальным? – понижая голос, чтобы её не слышали женщины, спросила Гелина. – А Грения? Ты хочешь, чтобы я её здесь оставила одну?.. Нет уж. Вы, конечно, как хотите, а я пока побуду с ними или всех сразу поведу в город, но не сейчас.

– Но, дорогая…

– Я, Харан, сказала! Если ты уйдёшь…

– Не спорьте! – Свим выпрямил ногу. – Я пойду с малышом, а вы останетесь здесь. Мы не должны подвергать всех, и себя в том числе, опасности. Пусть в бандеке и вправду улягутся страсти. Постепенно, может быть, и о нас подзабудут. И, кто знает, вдруг сам Гамарнак жив и здоров…

– Я тоже надеюсь, – прошептала Гелина.

– И правильно делаешь, – приободрил её Свим. – Мы же ничего не знаем о том, что сейчас происходит в стране. Мой кавоть молчит уже который день, а других приёмников у нас нет. Даже шары тескомовские не летают, похоже.

Заявление Гелины решила участь Харана.

– Как видишь, Свим, мы тебе в обузу не будем, – сказал он смирно и незаметно подмигнул Клоуде. – Пятеро, хотя и маловато, но чем меньше, тем лучше, тут ты прав.

Клоуда воспряла надеждой от намёка Харана.

– Скажи, дорогой, а Камрату обязательно надо с тобой идти в Сох? – спросила она как бы между прочим, и лукаво посмотрела на противоположную пару.

Гелина поняла её и, тронув губы улыбкой заговорщика, смежила веки в знак поддержки усилий Клоуды, после что-то шепнула на ухо Харану, тот выслушал и кивнул головой, соглашаясь с тем, что ему наговорила канила.

Ничего не заметивший Свим, тяжело вздохнул:

– Проблема в том, что ему туда ходить не следовало бы, но мне всё-таки придётся его взять с собой.

– А нельзя его разве оставить где-нибудь у кого-то?

– Вокруг Соха поселений нет, а одного его оставлять где-то я не хочу, – проговорил Свим и, не подозревая коварства, заложенного в вопрос Клоуды, пустился в объяснения. – Мало ли что может произойти, пока я буду в Сохе. В том числе и со мной. А округа затапливается во время половодья так быстро, что тому, кто не знает куда податься, грозит серьёзная опасность погибнуть. Или набредёт на него кто…

– Да, малыша одного оставлять не следует, – поддержал путь, избранный Клоудой, Харан, явно по наущению Гелины. – Пока он при тебе, тебе спокойнее будет. Только зачем ему идти с тобой в Сох? Ты же сам понимаешь это.

– Понимаю, не понимаю… Думаю вот.

Свим прищурился, посмотрел вниз, где путры безуспешно пока пытались очистить Р”япру, а она хныкала от жалости к себе.

Как мог знать Свим, отвечая на вопросы Клоуды и Харана, что против него объединились вдруг и действуют сообща умы сразу двух женщин, решивших убедить его в том, чего ему не хотелось бы делать.

Харан, посмеиваясь в душе, с удовольствием подыгрывал Клоуде и Гелине. А почему бы и нет, раз уж он сам решил здесь остаться при Гелине, тем более Свим его с собой не тянет, даже отказывается, а Клоуде очень хочется с ним пойти.

Были и другие причины.

Во-первых, заботы Свима – брать или не брать с собой Клоуду, его волновали постольку-поскольку, а во-вторых, хотя Клоуды это не касалось, но он последние день-два стал побаиваться обилия женщин в их компании. В подземелье, где темно, его уже неоднократно притискивали к стенке не узнанные им женщины, оставшиеся без поддержки и тепла мужчин. Хорошая пища, спокойная жизнь и темнота способствовали появлению у женщин других потребностей, удовлетворение которых было проблематичным.

Гелина женским своим чутьем чувствовала точно такую же опасность, но уже как заинтересованное лицо, не желающая делить любовь Харана ни с кем. И хотя по отношению Клоуды у неё подобных мыслей не возникало, тем не менее, было бы лучше, как она считала, чтобы Свим забрал свою женщину с собой.

Хорошо бы, подумала она, сплавить с ним еще парочку особенно кокетливых подруг, но предложить такое Свиму сейчас, когда он Клоуду даже брать не хочет, значит, испортить всю игру.

– Там видно будет, – неопределенно изрёк Свим, впервые, пожалуй, задумываясь над практической перспективой захода в Сох с Камратом.

Туда он его ни под каким видом вести не хотел, вспоминая о настойчивости Центра сделать именно это. Сейчас он Центру не доверял. Точнее, не доверял – сказано было бы не правильно. Своё отношение к Центру Свим ещё в целом не определил, не имея полной информации о его существовании вообще, о состоянии дел в столице бандеки, о возможных структурных изменениях в Центре после его разгрома. Он как раз и хотел, зайдя в Сох, получить хоть какие-то сведения о существующем положении в организации фундаренцев. Не имея информации, он опасался вводить мальчика в Сох. Уж слишком настоятельно предлагалось Центром ввести его в поселение.

Сколько прошло времени со дня получения известия о возможной игре Центра против него, а он никак не мог в это поверить и определиться. Он многих знал из Центра. Во всяком случае, тех, кто с ним был связан непосредственно, и поверить, что они против него что-то затеяли, не мог.

Конечно, появлялся дополнительный фактор – Камрат. Так тем более надо было выяснить, чем он так всех заинтересовал и кому это в Центре надо?

Свим вполне чётко ощущал двойственность раздиравших его чувств, однако всё для себя сформулировал однозначно: идти с Камратом, но в Сох его не водить. Если его и смущала непоследовательность собственного решения, то он пытался этого не замечать.

Ему порой казалось, что, когда он начинает думать о Сохе, в его голове появляется лёгкий туман, рассеивающий все его мысли принять правильную или более мудрую линию поведения.

«Почему бы совсем не заходить в Сох?» – иногда задавался он вопросом к самому себе, словно сторонний собеседник. И тут же начинал путано объяснять, зачем это ему надо или очень надо идти на явку, устроенную им в бывшем материнском доме.

Клоуда расценила задумчивость Свима по-своему и решила, что он уже достаточно подготовлен принять её подсказку по снятию проблемы Камрата.

– Знаешь, милый, – сказала она так, как будто идея только что пришла ей в голову. – Пока ты будешь находиться в Сохе, я могла бы побыть с малышом где-нибудь невдалеке. Тебе спокойнее и малышу будет с кем провести время.

– Прекрасное предложение! – воскликнула Гелина и спрятала лицо за плечо Харана, чтобы не расхохотаться, видя вытянутую от неожиданности физиономию Свима.

Поддержка Гелины его удивила – так думали женщины. Однако у Свима был свой резон:

– Ничего себе, побудешь. Камрата хоть охранять не надо, а тебя нужно. Уходя в Сох, я за малыша буду меньше бояться, чем за тебя. Он может постоять за себя и противостоять любому или незаметно уйти, если будет надо. А что он сможет, если ты останешься с ним?

– Ты прав, Свим, – вмешался в разговор Харан. – Тебе следует взять ещё Сестерция с собой. И Клоуде защита, и малышу компания. Сестерций ночью не спит, а днём всё видит

Свим долго и подозрительно смотрел на Харана, но тот остался под его взглядом невозмутимым.

– Ты это… серьёзно?

– Вполне, – кивнул Харан. – Торна здесь не следует оставлять. Что ему здесь без тебя делать? Он и так себя как в клетке ощущает. Думаю, без тебя он всё равно отсюда куда-нибудь уйдёт. Не уйдёт даже, а сбежит. Неужели ты не понимаешь, что он здесь только ради твоей команды? Ему нравится Камрат, в тебе он нашёл хорошего предводителя. Вот путры, те пусть, конечно, остаются. Даже К”ньец… Тем более К”ньец. У него, присмотрись, что-то, похоже, стало складываться с К”ньяной. Пусть они успеют договориться. А мы постараемся им не мешать. О Ф”енте, этом пройдохе, я не говорю. Да и навряд ли он сейчас согласился бы пойти с тобой. У него всё слишком хорошо, чтобы менять это на передряги дороги. Я бы тоже с тобой пошёл с удовольствием, и ты бы мне не запретил … – Гелина дёрнула его за рукав. – Если бы не Гелина, естественно. – Харан счастливо улыбнулся и прижал локтем руку любимой женщины покрепче. – Я тебя, кажется, убедил?

– Хм, – мрачно отреагировал Свим.

В словах Харана была логика, о существовании которой он не догадывался. Ясно, что Сестерций, оставшийся без дела, уйдёт, а Клоуда без него, а он без неё будут скучать. Мало того, предстоящая разлука таит в себе столько неопределенностей, и каждая из них способна разлучить их надолго, если не навсегда. Намного ли безопаснее оставлять Клоуду в подземелье, чем взять её с собой? Совсем нет. Отсюда рукой подать до дороги с тескомовцами, рядом Заповедник Выродков с непредсказуемыми обитателями… Распределители вдруг откажутся выдавать пищу… Да, мало ли что ещё может случиться?

С ним же Клоуда всегда будет у него на виду и не станет считать себя оскорблённой из-за того, что он покидает её одну на неопределённое время.

– Так, когда пойдёте? – как о совершенно законченном деле, спросил деловито Харан.

Свим поднял голову, хмуро посмотрел на него, на небо, вздохнул. Вновь приходилось принимать решение, когда никто тебе не может или не желает помогать, а сваливают на него эту неблагодарную работу. Так и сейчас ждут его слова.

Вначале он хотел отделаться какой-нибудь отговоркой, а потом подумал – нет смысла тянуть.

– Сегодня и пойдём, – сказал он. – Соберёмся вот… И так засиделись.

– Правильно, милый, – Клоуда благодарно взглянула на Свима, он ответил печальной улыбкой – ему всё-таки не хотелось брать с собой любимую женщину, выходя на рискованное дело.

– Надо об этом сказать… – начал он.

– Камрата позвать? – опередила его Клоуда.

– Грения будет безутешна, – заметила Гелина. – Она нашла в нём нечто такое. Он представляется ей предметом обожания и воина-защитника, который всегда будет с нею рядом. Однако он уходит… Я тут за ними понаблюдала и скажу, что Камрат тоже не прочь потакать всем её капризам.

– Ну да, – отозвался Харан. – Она заговорила его до смерти. Он будет рад удрать от неё куда подальше.

– Не примеряй этого на себя, – проговорила Гелина, – а то я обижусь.

– Я же говорю о Камрате. У нас с тобой всё не так…

– …она тогда говорит ему голосом искренней любви и душевной печали. Если, говорит она, ты, мой наречённый небом и временем, не убьёшь чудовищное чудо и не принесёшь мне его голову, то мы с тобой, говорит она, расстанемся навсегда, потому что так записано в наших анналах. А против них я ничего ни хорошего, ни плохого сделать не могу, пока не получу эту голову. Выслушав её, храбрый из самых храбрейших Белудин признался в своей любви к ней и тут же пошёл убивать страшного-престрашного Шуреку, а…

Камрат помотал одуревшей от постоянных повторов головой.

– Он что… Шуреку полюбил? – остановил он поток слов Грении, который день рассказывающей ему сегодня уже, наверное, десятое по счету приключение храброго храбреца и влюбленного Белудина из рода тысячеимённых Бланка, единственно достойных к упоминанию в различных сказаниях, быличках и сказках.

Рассказы Грении изобиловали именами, запутывающими и без того невнятное по сюжету повествование, бесконечными повторами и клятвами в любви то со стороны славной и небесно-прекрасной Гераны, слава о красоте которой достигла Луны, и храброго-прехраброго Белудина, словно встречались они каждый раз впервые и в первый раз влюблялись друг в друга, после чего он, этот храбрец их храбрецов Белудин, должен был убить очередное чудище страшное с именами самыми подлыми – Шурека, Ютилла или даже Яяванга. Они каким-то непонятным образом то ли мешали этой вечно повторяющейся любви, то ли являлись гарантом будущей совместной жизни двух прекрасных и славных юных сердец…

Этого понять не было никакой возможности.

– Разве он может полюбить Шуреку? – лицо девочки от удивления вспыхнуло румянцем, словно он сказал какую-то гнусность, глаза её сильно открылись, являя два глубоких синевой окна в неведомый для Камрата мир, в котором он тонул. Она же с ужасом смотрела на слушателя. – Он же любит прекрасную и славную Герану, дочь известного правителя бандеки, а Шуреку этого страшного он, наоборот, должен убить. Ты понимаешь, наоборот?

– Д-да, – неуверенно промямлил Камрат, совершенно не понимая как можно убить наоборот.

– Потом он сел на коня…

– Сел?.. На кого?

– И полетел во чистом поле, только едва касаясь ногами верхушек деревьев.

Камрат полностью потерял нить рассказа.

Приоткрыв рот, он ошеломлённо смотрел на Грению, уверенно и старательно перечислявшую те многочисленные немыслимые препятствия, которые с лёгкостью преодолевал храбрый Белудин Балерак Бланка, почему-то касаясь ногами верхушек деревьев, и всё это лишь для того, чтобы, в конце концов, добраться до страшного Шуреки, а затем его убить.

И не просто убить, хотя, как перед этим уверяла Грения, его убить нельзя, а ему, Белудину, оказывается, можно. Так вот, не просто убить, а отсечь голову и принести её для непонятных целей славной и прекрасной Геране, которой, возможно, даже не мнилось, что эта голова будет весить раз в двадцать больше, чем сам славный и храбрый Белудин…

Дети сидели на земле чуть ниже взрослых по косогору. Вторая девочка – Думара, – тихая, с белыми кудряшками и остреньким носиком, искренне сопереживала деяниям героев Грении всей душой. Она волновалась при каждом упоминании храброго-прехраброго, особенно при затруднениях, встающих перед ним через шаг, или когда он сам, что тоже было часто, в них попадал из-за собственной глупости, так казалось Камрату; горько плакала, если он вдруг почему-то умирал, и до слёз же радовалась его неожиданному чудесному воскрешению из мертвых. Думара всплескивала тонкими ручками, шмыгала острым носиком и, страшась страшного, без конца цеплялась сильными пальцами за плечо Камрата…

Камрат впервые попал в общество девочек, до того у него случались только мимолётные встречи с ними, но никогда ему не приходилось вступать с ними ни в какие разговоры, не говоря уже о более тесном знакомстве с кем-нибудь из них.

Правители и граждане Керпоса, как все люди на Земле, тщательно следили за соответствием новорожденных роду хомо сапиенс. Независимый Круг Человечности, в который входили специально подготовленные и безжалостные, по необходимости и по определению, граждане города, решал множество непростых задач. Но первым пунктом у него стояло самое важное, самое необходимое – это установить: жить новорожденному ребёнку или его следует уничтожить, как не человека, как существо, не имеющее на морфологическом, психическом или в целом на видовом уровне ничего человеческого. К ним относились генетические уроды, калеки от рождения, выродки выродков… Но и позже, но мере подрастания молодого поколения, Круг продолжал наблюдать за их развитием.

В Керпосе искони относились к детям с тщательной строгостью. Каждый ребёнок до пяти лет подвергался многократному тестированию на человечность. Особому контролю подвергались девочки – будущие матери новых поколений людей.

В городе дети лет до двадцати не имели прав гражданства и чаще всего проводили эти годы жизни в домах своих родителей. Появление детей на улице хотя и не запрещалось, но и не поощрялось, а девочкам практически такие прогулки были под запретом.

Конечно, все подобные строгости были не без исключения,

Сколько Камрат себя помнил, он всегда проводил своё время, не занятое хапрой и общением с бабкой Калеей, именно на улице, где неизменно встречал отпрысков Шекоты, своих противников, на которых, похоже, общее правило тоже не распространялось. Как Калея и тот же Шекота добились у кугурума и Круга таких вольностей для мальчиков, не достигших ещё возраста хотя бы относительной самостоятельности, можно было только догадываться. Вернее всего, все они – взрослые и дети – не были и не могли быть гражданами Керпоса, а проживали в нём лишь потому, что были людьми.

Бывало, обходя закоулки города, Камрат встречал ещё нескольких подобных ребят различного возраста, однако девочек – никогда.

Теперь вдруг, находясь в обществе двух девчонок, он попал в совершенно незнакомый мир странных и порой непонятных ему отношений и ощущений.

Грения и Думара всё время что-то рассказывали, взрывались смехом по всякому поводу и без оного, жеманничали, обижались, надувая губки и отворачиваясь друг от друга, а парой минтов позже как ни в чём ни бывало вновь смеялись и продолжали совместные игры.

Во все их перебранки, споры и примирения без особых ухищрений и каких-либо предварительных условий или хотя бы согласий был включён Камрат, но не как нечто одушевлённое, а как предмет или аргумент совместного пользования, служащий девочкам связующим – при одной ситуации, и разграничивающим – в другой, звеном между ними.