(Paul Cardall – Gracie's Theme)
Утро нового дня я проводила в отличной компании – компании Бернарды.
– Смотри, нижний отсек, как у обычного холодильника – в нем низкая температура. А наверху вовсе не холодильная камера, как может показаться.
– А что?
– Космический агрегат!
И Дина – мягкая, домашняя и по-уютному взъерошенная – сделала комично-напуганное лицо, а после рассмеялась.
– Шутишь?
– Нет! В том-то и дело, смотри…
Мы стояли у «чуда технического производства» – нового серебристого холодильника, выше меня сантиметров на тридцать.
– В дверцу вмонтирован экран, на котором можно сначала выбрать название ресторана, откуда хочешь получить еду, затем просмотреть меню, нажать на картинку с блюдом. И – вуаля!
– Что «вуяля»?
– Это самое блюдо – с пылу, с жару – поступит прямо в отсек, где обычно располагается морозильная камера.
– Из ресторана?
– Да! Это и есть та самая «фишка» – в этот холодильник вделан «телепорт» для еды. Такой же теперь установлен в лучших ресторанах города. Не во всех еще, только в десяти, но этого хватит для того… той, у кого пока нет своего повара. Здорово?
Здорово? Да просто крышесносно! Горячая еда домой?
– Прямо здесь и появится?
Я открыла дверцу и заглянула внутрь серебристой «коробки».
– Да. Так мне сказали.
– А другие предметы отсюда обратно на кухню ресторана тоже можно запустить?
– Что, например? Свои грязные носки?
– Письмо со словами: «Спасибо, повар»?
– Нет, только их пустые тарелки. На все остальное «телепорт» не сработает. А то множество всяких вещей люди начали бы перемещать бесконтрольно.
– У тебя такой же холодильник дома?
– У меня дома Клэр! – И смешинки в глазах, мол, она никогда не допустит, чтобы еда дома не готовилась на печи и в ней, а прилетала неизвестно откуда. – Она чувствует себя ужасно важной оттого, что готовит сама.
– Ничего себе… – Это я все еще про «агрегат», произведенный комиссией. – Вот это прогресс! Чай будешь?
Свою предыдущую кухню в квартире Айрини я никогда не любила, а эту, новую и просторную, обожала до восторга в кончиках пальцев. С деревянным паркетом, выпуклым альковом, высокими окнами и «островом» для расслабленного чаепития – овальным столом, окруженным двумя мягкими диванами. На них мы теперь и расположились.
– Я довольна. Теперь ты будешь сытой безо всякого повара. А потом наймешь, если захочешь.
Вот уж подарок так подарок!
– Спасибо. Может, опробуем новинку вместе?
В Бернарде боролось любопытство и чувство долга.
– Мне скоро идти, хочу проведать в своем мире бабушку, давно у нее не была. А она всегда меня кормит, знаешь… как на убой.
Бабушки на то и бабушки, чтобы баловать. Я улыбалась.
– Значит, сейчас отправишься в свой мир?
– Ага.
Родные люди – это очень здорово. И чудесно, когда увидеть их можно в любой момент.
– Лекций с утра нет?
– Нет, у нас… с преподавателем… гибкий график.
Преподавателем. По довольному лицу видно было, что занимаются они с ним не только лекциями, но и практикой. Кстати, я ведь теперь в родном теле и тоже могла бы начать искать кого-нибудь не только… для души.
Всплыл перед глазами Кайд.
Э-э-э, нет. Хоть и притягательно.
– Кстати, угадай, кто ко мне вчера заходил?
Валил за окнами пушистый снег – особенность погоды в Нордейле. Только здесь я видела столь частые «невесомые» снегопады, когда ваты из облаков много, а сугробы на обочинах всегда одинаковой средней величины. Кажется, отделом синоптиков заведовал комиссионер-эстет.
– Кроме нас?
– Кроме вас. Кстати, как там Дэйн после вчерашнего?
– На седьмом небе от счастья. Он ведь «подержался». А если серьезно, то очень вдохновлен.
«Спасибо. Мы все порадовались».
Без проблем.
– Так кто заходил?
– Кайд.
– Кайд? Не может оставить в покое?
– Не может.
– Чего хотел?
– Извинялся.
Дина долго молчала. Смотрела хитро, довольно, проницательно.
– Дальновидный поступок для того, кто решил не оставлять в покое.
– Я тоже так подумала. Пришел, смастерил мне в зимнем саду стационарный Портал на пятнадцатый, ждет в гости.
Она смеялась так открыто и весело, как умеют только дети. Со слезами на глазах, с длинным выдохом в конце и утиранием ресниц.
– Молодец!
Похвалила не то с иронией, не то с искренним восхищением.
– А сама, что думаешь по его поводу?
Я вздохнула. Потому что тут уже не столько весело, сколько грустновато.
– Думаю стереть его из своей жизни.
– Каким образом?
Хорошо, когда есть с кем поговорить, хорошо, когда знаешь, что поймут.
– Как обычно стирают нежеланный элемент с полотна жизни? Тебе ли не знать?
– Ну… я не уверена.
– Представь, ты приходишь в магазин, и тебе постоянно попадается кассирша, которая грубит. Или неприятный бариста в кофейне, которую ты очень любишь. Как будешь изменять ситуацию?
– Отправлю этому «баристе» любовь? Попробую договориться с ним мысленно?
– Можно. Но сработает не наверняка.
– Тогда… Попытаюсь понять, что он, как «зеркало», мне отражает – какое неприятие себя, какие стрессы. Распутаю клубок и тогда перестану реагировать на «возбудитель».
– Мысль верная, но это долгий путь. А вот про «перестану обращать внимание» – совершенно точно. Это как раз самая короткая дорога.
– Игнор?
– Точно. Нет внимания к проблеме – нет проблемы. Это закон. Все то, откуда ты убираешь луч внимания, деактивируется. Как если бы реальность состояла из крестиков и ноликов, и ты решила смотреть только на нолики.
– Крестики тогда исчезли бы?
– Да, лишились бы энергетической подпитки.
– Забавно. И ты решила игнорировать Кайда?
– Да. Не столько внешне, типа молчания, но заняться «не реагированием» на него внутренне.
«Не пукнешь от натуги?»
Теперь улыбалась от взгляда Бернарды я. И знала, откуда у такой реакции растут ноги – на Кайда сложно «не реагировать».
– Думаешь, сможешь?
– Попробую. И если закон работает для всего, почему бы ему не сработать в этом случае?
– Потому что ты этого не хочешь?
Ну, тут мне придется разобраться. Однако внимание буду переключать на простые и приятные вещи так часто, как смогу.
– Все равно, он – молодец. Теперь ты можешь просто погулять по Лоррейну.
– С выходом через его квартиру? Нет уж, спасибо.
И вообще, у меня другие планы: хочу уже открыть, как раньше, агентство, начать принимать клиентов, погрузиться в любимое дело. Вспомнить про удовольствия в своей жизни, такие как покупка игрушек и мишуры к Новому году, прогулка по отделу посуды – нужен кофейный сервиз. Испробую вечером сауну. К двум часам сегодня привезут и установят рекламную стрелку с названием агентства у ворот, после я дам объявление в пару местных газет. В общем, дел много и все приятные.
Я уже хотела предложить Дине вторую чашку чая, когда она вдруг решилась. Хлопнула по столу ладошкой и заявила:
– Давай пробовать!
– Холодильник?
– Холодильник.
– Давай…
Чтобы покинуть диванный остров, нам понадобилось три секунды.
– Так, что здесь есть?
Мы внимательно читали меню ресторана «Планкиз».
– Блюда из мяса с гарниром и овощами, салаты, супы… Надо выбрать что-то, что готовится быстро, – говорила сама с собой вслух Дина, – и еще то, что Клэр обычно не готовит.
– Картошку?
– Точно, картошку фри! Тут она называется «по-фермерски». Решено!
И мы отправили космической станции свой первый в жизни заказ на две порции. Уставились на экран, прочитали слова: «Принято. Время ожидания: 5 минут».
А спустя те самые пять минут с удивлением и восхищением созерцали стоящие на металлизированном поддоне внутри «телепорта» два пакетика с картофельными дольками. Солеными, горячими, пахнущими так вкусно, что выступила слюна.
– Какой запах!
От волнения у меня даже голос охрип.
– Работает! – обрадовалась Дина.
– Пакетики им назад отправлять?
– Не нужно, это ведь не посуда.
– Слушай, а платить как? – насущный вопрос для того, кто собирается еду постоянно заказывать на дом.
– Никак.
– В смысле?
– Шеф-поварам этих ресторанов платит Комиссия. Из цены за холодильник.
– А какая там цена – тоже космическая?
Я впервые задумалась о том, сколько же он стоил Бернарде – этот подарок?
– Какая разница? Не больше денег, которых у меня достаточно. К тому же, я всегда могу этих самых комиссионеров из лаборатории попросить напечатать еще. У меня для этого персональное разрешение.
Заводные глаза, широченная улыбка, совершенно счастливый и беспечный вид.
– А ты хитрюга!
– А то! И уже очень хочу попробовать эту картошку. Доставай!
Уровень 14. Реактор.
(Phoenix Music – Rising Champion)
В кабинете полутьма; запущены множественные процессы сканирования – Дрейк распознавал их все одновременно.
Кайд сидел на специальном стуле. Прежде чем допустить его к полноценной работе, Начальник должен был убедиться, что «сбоев» не предвидится – слишком большая нагрузка и еще большая ответственность.
Приборы показывали, что сила Дварта возросла, а ведь она и так была запредельной. К тому же так и не ушел окончательно начатый два месяца назад процесс, висел на фоне как бы невзначай, продолжал набирать обороты – теперь в разы медленнее, но все же.
Дрейк неслышно вздохнул.
«Что за человек такой?» Все не как у людей. Собственно, «обычным» Дварт не был даже в родном мире – там он являлся одним из двенадцати Менторов, наделенных особенной властью «столпов», распределяющих энергетические потоки. Управлял единым банком памяти: блокировал ненужное, наделял яркостью важное, накладывал вето на чужую силу, контролировал доступ к Пране – их центральному ядру планеты. Очень странный мир со сложным устройством – Дрейк таких не видел ни до, ни после. Общий информационный поток для социума, один для всех потенциал, раздаваемый местной «инквизицией». Почти что бред, возведенный в ранг гениальности.
Кайда он забрал на Уровни раненым. Сговорились и нанесли удар свои же, боялись, что вскоре их «коллега» получит самую высокую должность – пост главного. Что ж, однажды Дварт вернется и наведет порядок – не скоро, когда завершит самосовершенствование на Уровнях. Насколько сильным он станет к тому возвращению и предполагать тщетно.
Сейчас важно другое – «пациент» стабилен, спокоен и собран. Можно отпускать «в свободный полет».
– Все в порядке. Тесты пройдены.
«Не в порядке». Но про затаившийся процесс набора многомерности Начальник умолчал – будет наблюдать.
– Выхожу на работу?
– Да.
Придется загрузить Кайда по полной, чтобы не слишком направлял внимание на Эру. При таких мощностях опасно.
«Надо же, случилось», – фыркал Дрейк мысленно.
Он всегда незаметно присматривал за личными взаимоотношениями сотрудников. Чтобы избежать сложных ситуаций, предупредить нежелательное развитие событий – вмешивался, правда, редко. К тому же Кайд и сам с женщинами был осторожен – для большинства слишком «фонил», а заниматься любовью при закрытых щитах все равно, что пытаться онанировать в облачении космонавта поверх гидрокостюма. Дрейк об этом знал не понаслышке.
За всю свою жизнь на Уровнях Дварт лишь трижды допускал «перепих» – еще в те времена, когда надеялся, что кто-нибудь сможет его «принять». Чуть-чуть открылся лишь однажды с Викторией, которая наутро попыталась вскрыть себе вены – передышала любовником, заявила, что отныне они всегда должны быть вместе, получила отказ.
Викторию спасли; Кайд себя виноватым не чувствовал – собственно, он им и не был, – однако осадок остался. Далее на женщинах крест – много лет тишины.
И вот… Эра.
Занесла же издалека нелегкая.
Не зря занесла, если так случилось.
Только все равно придется временно «нейтрализовать» верхний отряд (попросить их принудительно отдохнуть), чтобы больше работы пало на одного.
– Я могу идти?
– Можешь.
«Ментор» из чужого мира поднялся со стула, размял плечи, втянул воздух.
Глядя на бегущие по синей радужке искры, Дрейк думал о том, что уже много лет собирал вот таких вот странных личностей под крышей родных Уровней. Для чего? Чтобы усложнить себе жизнь?
После мысленно махнул рукой – все рано или поздно разбираются с собой. Разберется и этот.
Земля. Ленинск.
Бернарда.
(Minxz – Orenda)
Я поймала бабушку на выходе у дверей – уже проворачивался, запирая квартиру, в замке ключ.
– О, Динушка? А я собралась уходить. Что же без предупреждения?
– Прости, ба, хотела сюрпризом. Просто выдался свободный час, вот и…
– Так вместе тогда сходим, да?
– Конечно, а куда?
– Ну, сначала в магазин, а то у них всегда чего-то не хватает…
– У кого?
Мы спускались по узким лестничным пролетам типичной «хрущевской» пятиэтажки: неторопливая и осторожная бабушка в пальто и старых сапогах – первой, я – бодрая и молодая, но вынужденная сдерживать темп ходьбы, – следом.
– У кого? У пенсионеров.
– Мы идем к кому-то из твоих друзей?
– К Лиде…
Хм, «Лиде». Почему-то я никогда про нее не слышала.
– А она далеко живет?
Таисия Захаровна с ответом замешкалась. Смутилась как будто.
– Увидишь.
В ближайшей «Пятерочке» мы купили три пачки чая, бюджетного печенья, пряников и немного диетических конфет; пакет несла я. Здесь царила та странная погода, когда не то снег, не то бурая грязь, местами похожая на перелопаченные подошвами дюны. А под ней лед.
– Температура скачет – то холод, то тепло, так и тает все бесконечно. Не поймешь.
Бабушка держалась за мой локоть. День пасмурный; минус четыре.
– А Лида… Мы с ней на заводе работали, дружили. Потом у нее сын служить ушел, да так и не вернулся. Квартиру отняли какие-то службы – не те бумаги сослепу подписала, вот и живет теперь в «Березках»…
«Березками» оказался дом престарелых – неприглядное двухэтажное здание, окруженное чахлой березовой рощей. Внутри хуже, чем снаружи: выкрашенные до середины зеленой краской стены, розовые в клеточку шторы на окнах. Старые советские тумбы у стены, видавшие виды диваны. Комнаты на три-четыре человека походили на палаты; большинству за семьдесят – на лицах смесь безнадеги и печали.
– Мы ненадолго, – переживала за меня бабушка. Ей не хотелось вести меня сюда, но так уж случилось. Есть вещи, которые мы, скрываясь за своим позитивным мышлением, не хотим видеть никогда, но существовать они от этого не перестают. Что ж, если я сегодня здесь, значит, это зачем-то нужно. Хоть и невесело.
– Она сына ждет, никак успокоиться не может. Уже болеет вся, помирать пора, а верит, что объявится.
– Может и правда объявится?
– Да кто его знает – живой или погиб. Чего ж тогда ни весточки? А у ей больше никого нет. Вот и хожу раз в две-три недели, навещаю.
Мы, обутые в бахилы поверх уличной обуви, шли коридорами. И от вида немощи, смирения и плакатов на стенах «Старость в радость!» хотелось вытирать мокрые веки.
– Тая! Как я тебе рада!
При имени Лида почему-то всплывает в воображении лицо молодой розовощекой девчонки-комсомолки и красавицы, но нас встретила худая и сгорбленная старушка. С впалыми щеками, подслеповатыми глазами, в бордовой кофте, с пестрым подолом платья, в платке.
– Таюшка… А это кто, внучка твоя?
Слова звучали скомкано и съедено – «внуфька», «Таюфка»; постоянно тряслись старческие руки.
– Внучка, да. Дина.
– Красивая!
Я была уверена, что Лида меня почти не видит. Да ей и не требовалось. Ее радовало наличие гостей; лежала у юбки раскрытая книга.
– Ты читаешь, что ли? Достоевского?
Мы пододвинули стулья, уселись напротив.
– Да не читаю почти, глаза не видят. То ли очки испортились, то ли зрение совсем…
Они говорили. О погоде, о ноющих суставах, о лекарствах и ценах на них. Хвасталась мной бабушка – гордилась, что внучка переводчица, за границу часто ездит, много языков знает.
Сидели поодаль седые и лысоватые деды – смотрели телевизор; стояло у стены два продавленных инвалидных кресла.
Я созерцала собственные руки. Слышался звук раскладываемых на столе прямоугольников домино, кто-то кашлял; тянуло из кухонной зоны супом с кислой капустой. Действительно, много ли нужно, если проводишь здесь двадцать четыре часа своей жизни? Тогда и черствые пряники в радость, и люди «с улицы» словно давние и очень желанные знакомые. Они приносили вести с воли, со свободы, оттуда, где качает ветви деревьев ветер. Многие здесь «доживали» – чувствовалось по лицам.
В какой-то момент зазвучало:
– Вот Миша мой приедет и тоже заберет… Скоро уже, я знаю.
Бабушка погрустнела; прятали глаза остальные старики – никто не пытался разубеждать Лиду, что сын вернется. Но никто и не верил.
– Вот он… Мой Миша.
Мне вдруг протянули фото: на нем молодой еще парень – рослый, темноволосый, симпатичный. Лицо с правильными чертами, челка чуть вьется, глаза зеленоватые. Не красавец, но симпатичный.
Шевельнулось внутри неясное… Кого-то он мне отдаленно напомнил.
– Миша… приедет скоро. И я тоже буду дома…
Она жила этой мечтой – о встрече с сыном, о родных и теплых стенах, о заботливых руках. Кем-то сваренном супе – для нее, не для «всех», – о налитом чае. О том, что не упрекнут за разбитую чашку, о том, что вдруг снова не одна на свете.
Разговор опять уехал в сторону – его намеренно перевела бабушка. Принялась рассказывать о семенах помидоров, которые недавно нашла у знакомой, о том, что кусты вырастают такие высокие, что в теплицу не помещаются. О теплых валенках, которые купила недавно на рынке – но вот беда, слишком сыро пока для них…
А потом стариков звоном поварешки позвали обедать, зашевелилась в кресле Лида. Протянула руку, чтобы не забыть вложить в книгу любимое фото, я ей его протянула.
Протянула и… неожиданно поняла.
Миша напомнил мне Мака. Отдаленно. Конечно, Мак шире в плечах, грациознее, красивее, «породистее», что ли… И все же…
Странная мысль. Бессмысленная.
Березовую рощу мы покидали с пустыми пакетами под звук скрябающих по железным тарелкам многочисленных ложек. Почему-то в молчании.
Уровень четырнадцать. Нордейл.
Тремя часами позже.
Знакомое уютное кафе «Лемьер» после «Березок» казалось неоправданно роскошным и дорогим. Все чересчур, все мимо, если людям нужно там мало.
И сидел напротив Мак. Пил уже вторую чашку кофе, а я все никак не могла собраться с мыслями и начать разговор. За окном давно уже не Ленинск с его бурым снегом, а белоснежный чистый Нордейл, а в голове будто связавший два мира воедино платок бабы Лиды – зеленый, с золотой нитью. Один конец здесь, второй там.
– Ты за этим меня позвала?
У Чейзера выходной, но все же вторая чашка кофе в полной тишине непривычно даже для него.
– Для чего?
– Чтобы помолчать?
О проекте
О подписке