Глава 4

(Nightilfe- AllIKnow)

Сильной быть легко – так мне всегда казалось. Я могла бы быть полководцем, вести за собой армии, мотивировать людей, находить верные слова, зажигать потухшие сердца.

Но сейчас я трусила. Сидела за рулем собственной машины, ощущала на лице ветерок, вдыхала запахи укрывшегося чернильной синевой города – практически стемнело. Город пах так многогранно – прогретым асфальтом, лужами, тертыми шинами, зеленым светом фонарей, шлейфом чужих духов. Подошвами пешеходов, далеким запахом молотого кофе, ветвями вязов. Я могла бы сидеть так вечно, просто вдыхать, вдыхать, лишь бы не думать о том, куда мне предстояло выдвинуться.

Я всегда избегала даже смотреть в сторону здания на улице Трейдана – гротескного квадратного сооружения из пяти этажей и множества окон. С единственным центральным входом, куда я никогда и ни за что не желала входить; всегда ощущала, что этот дом – иллюзия. В него никогда не забредали обычные люди, полагая строение не то заброшенной библиотекой, не то выкупленными некоей компанией офисами, свернувшей проект до заселения.

Но я знала, кто там. Темная аура, висящая над крышей и вдоль стен, напоминала струящийся живой кокон – адов щит.

Боялась ли я этого щита? Нет. Того, что во встрече мне откажет Дэйм? Нет. Того, что согласится помочь, того, что откажет, того, что попросит взамен? Нет.

Я боялась собственного к нему притяжения, вновь ощутить то, от чего последние месяцы бежала – внутренней зависимости. Проходили ли сутки, когда тот, кто назвался «моим мужчиной», не приходил в виде образа или ощущения в мою голову? Нет. Каждую минуту я помнила о его существовании, о том, что где-то на свете он есть. Тот, который, возможно, ждал меня, или же давно выбросил из памяти, выплюнул и растер…

Ясно было, что сидение на месте не добавляет мне ни решимости, ни сил.

Я ужасно боялась его увидеть и ужасно этого хотела, за что почти ненавидела себя – так страдает по дозе наркоман, зная, что она убьет его.

Заводя мотор, я в который раз удивлялась судьбе, которая пошутила так жестоко.

Широкое крыльцо в двадцать ступеней будто предоставляло выбор, словно напоминало о том, что еще не поздно уйти, повернуть назад. Но я упорно двигалась к двери. Толкнула ручку, уперлась в прохладное стекло и вошла в темный, без единой светящейся лампы под потолком холл.

Здесь, наверное, могло бы работать множество людей – пространство позволяло, но справа за стойкой охранника находился лишь единственный человек. Младший деймон, судя по интуиции. И он сразу, не глядя мне в глаза, произнес:

– Вам на верхний этаж. Лестница прямо перед вами.

Меня ждали, почему-то это не удивляло. Как и тот факт, что для нормальной видимости света хватало, хотя за окном почти ночь. Освещением здесь служила некая разлитая в воздухе сумеречная синька – прозрачная и нейтральная. Высокие стены, как ни странно, не давили.

И я двинулась вперед.

(SATV Music – Can't Catch Me)

Он ждал, да. Вероятно, чувствовал меня так же хорошо, как и я его – Главный деймон. Увидев его фигуру, я боялась делать шаги, но делала их. Чем ближе, тем слабее ноги. А когда поймала ледяной, изучающий взгляд, растеряла остатки храбрости.

Меня поражали в его присутствии собственные реакции – хотелось либо сесть на пол, как собачке, чтобы взгляд в пол. Либо бежать, спасаться, не разбирая дороги. Хотелось спечься в единый комок, лишь бы не стало больно, хотя видимой опасности не существовало. И все же я скорее предпочла бы ввязаться в рисковый поход, в котором ждали ловушки, отравленные стрелы и ямы, нежели стоять сейчас здесь.

Его аура спокойная, изучающая, почти равнодушная. А я понимала, что рядом с ним ты делаешься голым, лишенным регалий, внутренних резервов, условных заслуг, ты становишься никем. Обнаженным, без щитов, крайне уязвимым. Одно его слово – и тебе отсечет, как металлическим диском, руку, после вторую, ноги по колено. В его присутствии было страшно. И это притом, что Райдо на вид был обычным мужчиной, правда, достаточно высоким, отлично, я бы даже сказала сексуально сложенным, – широкий разворот плеч, мускулы под рубахой, сильные ноги. Красивая челюсть, правильный нос, губы, которые девчонкам снятся в мечтах по ночам.

И к нему, что хуже всего, тянуло – сбывался мой самый страшный сценарий. Бесконечно сильно хотелось подойти, опустить глаза, дать понять, что ты готов извиняться вечно, лишь бы он подарил тебе хоть один снисходительный кивок. И ты немо заорал бы от внутреннего облегчения, от горечи того, что слишком много пространства разъединяло вас раньше. А дальше готовность подписаться на всё, лишь бы он не изгонял из своего круга…

Вот это и было дозой, которая могла убить.

Дэйм молчал, смотрел прямо, и во взгляде его мне ощущались печаль и высокомерие. Так смотрят, когда хотят сказать: «Поздно. Для тебя в любом случае всё поздно». А я, как со змеёй, боролась с внутренним чувством – он все еще любит меня. Где-то, как-то, очень глубоко. Все потому, что раз за разом проигрывала бой с чувствами сама. Влюбленный человек никогда не верит, что это чувство может быть односторонним… Но ведь может. И поддаваться иллюзиям нельзя.

– Здравствуй.

Я не знала, что сказать. Мы находились в просторном кабинете, напоминающим больше пространство, в котором могло сформироваться всё, что угодно. Все так же темно, но света хватает, чтобы различать важное. Предметы, стены, однако, терялись, не угадывались даже по очертаниями. Хотя рядом с Райдо они были не нужны, рядом с ним не было нужно ничего, кроме него самого. Вероятно, позади него было окно – дальняя стена чуть светлее.

– Что привело тебя ко мне?

Он продолжал смотреть так, что мне хотелось сесть на пол. Никогда раньше я не испытывала этого желания, не казалась себе маленькой беспомощной девчонкой. Снова накрыло безумное желание «прыгнуть ему на ручки», оказаться в объятьях – там было безопасно. Наваждение, которое формировалось, стоило мне попасть под власть его ауры, мысль, которой всеми силами стоило избегать.

– Мне нужна… твоя помощь.

– Моя… помощь?

Эти два слова были произнесены с паузой, расстановкой и таким цинизмом, что металлический диск просвистел где-то рядом с ухом. Мол, ты уверена? Я – человек, которому ты отказала, помнишь? Ты просишь помощи у того, кому причинила боль, у того, кто может легко согнуть в ответ. Чья темная часть желает это сделать.

Как никогда явно ощутилось, что я во владениях Черного Короля. Одна единственная белая пешка, пусть даже Королева, а вокруг лишь вражеская свита и мрак. Что ж, я не врала Алану, когда говорила, что Вэйгард с удовольствием низвергнет остатки всего, что осталось во мне целым.

А как бы я себя ощущала на его месте? Если бы ко мне пришел мужчина, однажды произнесший «нет, никогда» в отношении истинной вязи? Мне не хотелось бы мстить? При всей своей гуманности, я не могла дать положительный ответ. Душевные раны – серьезные раны. Собственная вина давила хуже мрака у стен. К тому же часть меня, полюбившая деймона с первой встречи, до сих пор делала это – тянулась к нему, как тянет щупальца анемон к сверкающей рыбке.

Райдо знал мои чувства, он читал их через воздух. И потому сделал шаг вперед, затем еще один.

– Ты готова за эту помощь заплатить цену, которую я назову?

Если он приблизится, если позволит ощутить запах кожи, лосьона, жар тугих мышц, собственную мужественность вблизи, у меня схлопнется ум.

И я отступила. Нельзя, чтобы он приближался, ни при каких условиях – наша с ним связь до сих пор слишком сильна.

– Нет, не готова. – Тот, кого я жаждала и ненавидела, остановился, он увидел все, что хотел. И циничная усмешка отправила мне в затылок сотни невидимых игл.

При всей сложности нашего общения с ним мне следовало попробовать продолжить диалог. Убедить, выкрутиться, потому что я только что еще раз сказала «нет». И внутри делалось все муторнее.

– Возможно, я могу быть полезной тебе в чем-то другом. Когда-нибудь.

«Предлагаешь мне всё, кроме себя?»

У Дэйма жесткий рот и такая же жесткая усмешка, которая ощущается касанием металла по обнаженной коже.

Как бы я хотела на самом деле сейчас быть обычной девчонкой. Не Анной, не Нимфой, просто кем-то, кто мог шагнуть ему навстречу. Позволить приблизиться, позволить себе дышать им, пропитываться. И дальше хоть трава не расти. За один поцелуй я бы отдала столько, сколько не сумела бы заработать за жизнь.

– Ты все равно однажды сдашься мне. – Он не спросил, он не предположил, он выдал это, как чистое знание, которое всегда сидело в глубине наших сердец. – Понимаешь это?

Мне хотелось сделать это сейчас. Собственноручно войти в блок логики, выбить пинком дверь и вырубить все провода. Чтобы в башке погас свет, что меня попустило бы сделать шаг навстречу.

Деймон наблюдал за моими реакциями очень внимательно. С усмешкой, все с тем же снисхождением. Он знал о том, что притягателен для меня, очень сексуален, что я хочу вдохнуть его запах и утонуть в нем. А после позволить этим рукам зарыться мне в волосы.

– Значит, это будет мой последний день.

«Я сдамся» – вот что я ответила на самом деле. И ему хватило. Пока.

«Только пусть это произойдет лет через двести. Боги, дайте мне сил столько продержаться…»

– Какая помощь тебе нужна?

– Одна женщина в доме под номером двадцать шесть по Лейнтон-драйв сейчас спит и держит в руках медальон мертвых. Я не могу его… изъять.

– И?

Такое задумчивое «и», такое скучающее.

– Если его не изъять, к утру она умрет.

– Так дай ей умереть.

В этот момент я, как никогда отчетливо, вспомнила, за что я ненавижу деймонов.

Сдамся я ему? Черта с два…

Наблюдающий за моим лицом Райдо качнул головой.

– Зачем ты вмешиваешься в чужой выбор?

Ах, вот как?

– А вы, деймоны, никуда не вмешиваетесь, нет?

Напротив опять непроницаемый взгляд питона – зря я подняла эту тему. Я – единственное белое пятно на территории тьмы, и не мне им рассказывать о том, как кому-то жить. Даже затрагивать некоторые ниточки не стоит, не то что дергать за них.

Молчание было мне ответом – тяжелое, ожидаемое. Он жил по иным законам и принципам. Да, он был сексуален, как черт, он тянул к себе магнитом, но внутри он был не-человеком, руководствующимся принципами темной силы, а не гуманности.

Напряглась я, напрягся деймон. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы вспомнить о том, что, если сейчас он поддастся искушению, разрыв на ткани моей души станет больше. Или гораздо больше. Я однозначно не там, где мне следовало быть. Но я должна была попробовать.

Ощущая себя деревянной, не способной ни нормально мыслить, ни чувствовать, я произнесла:

– Прости за то, что потратила твое время.

«На пустое. И такое ценное мне».

Не о чем нам с ним было говорить. Я нагнула себя тем, что пришла сюда, позволила отыметь себя без вазилина, потому что снова поддалась этой тяге, потому что после получила отказ. И потому что буду продолжать грезить тайно о том, кого никогда не смогу выкинуть из головы. Шах и мат, и яма для могилы. Рядом с ним меня ждали вечные проигрыши и скулеж, лишь бы выпросить полуулыбку.

Пора было уходить.

Меня не попытались остановить.

* * *

В контору я вернулась раздраженная, поверженная, поддавшаяся, чего врать-то, унынию.

– И как? – спросил Алан с порога.

Я лишь отрицательно качнула головой; партнер все понял по моим потемневшим глазам.

– Не поможет, значит.

– Нет.

– Он не потребовал с тебя чего-то? Невозможного. Да… – понял сам. – Ты отказала?

– Отказала.

Каким бы потрясающим, красивым и могучим ни был этот черт, меня он не получит. Вот только уже тянуло назад канатом, шелковым рисунком невидимого платка, протянувшимся от этого здания до того, с крыльцом в двадцать ступеней.

– Ладно, хорошо, мы попробовали, – подытожил Ал, – дальше сами.

Почти сорок минут мы убили, выстраивая разнообразные планы и концепции. Предлагая один вариант за другим, отмахиваясь от нерабочих, как от трухлявых, схем. Мы фантазировали, напрягались, спорили, снова крутили посреди кабинета модель слепка энергии медальона, пока не выдохлись, пока Алан не налил мне из той же бутылки, откуда перед моим уходом выпил сам. Алкоголь на нас действовал слабо, разум не затмевал, мыслить не мешал и являлся больше средством ощутить вымышленное расслабление, нежели помогал реально.

– Ладно, хорошо, последняя идея… Она точно рабочая, – Алан сел после долгого кружения по кабинету в кресло, – но тебе не понравится.

– Давай, жги.

Это жесткое пойло, которое он достал из бара, теперь жгло мой язык и пищевод, – как люди умудряются это любить?

– Я стану её клоном, энергетической копией.

– Кого?

– Доры. Лягу рядом, и медальон переползет в мою руку, потому что не будет видеть в нас разницы. Но будет чувствовать, что я более заряжен, с меня можно больше взять.

Я поперхнулась виски.

– С ума сошел? А после я буду смотреть, как он вплетается в твои вены, высасывая жизнь? Буду тщетно пытаться тебя разбудить, а после точно нагну себя раком перед Вэйгардом, потому как за Дору я этого не сделаю, а за тебя – да! Ты это предлагаешь?

– Я предлагаю то, что её спасет, и даст тебе время…

– Идиотский план. Нет!

– Я говорил, тебе не понравится. Но он рабочий…

– Алан…

Мы, наверное, продолжили бы на повышенных тонах, но в этот момент в дверь кто-то позвонил несмотря на то, что звонок существовал для проформы. Входной замок никогда не запирался.

Приветствовать визитера отправился Ал, потому как я ощущалась себе в этот момент цементным мешком – нельзя за вечер проигрывать дважды. Визит к деймону – первая просадка. Медальон, сосущей жизнь из Алана, станет второй, фатальной для моей уставшей на сегодня психики. Тогда я сдамся деймону очень быстро, и это будет идеально просраный за всю мою жизнь бой.

Нужно придумать что-то другое.

За дверью мог оказаться, кто угодно – доставщик пиццы, перепутавший адрес (подобное случалось не единожды), очередной клиент с нераскрытым мистическим делом, бездомный, ищущий убежище на ночь. Но на пороге стоял некто незнакомый в темной одежде – курьер? И Алан после слов «это вам» принял в руки коробку без надписей. В каких иногда возили из магазина фарфор. Ни этикеток, ни опознавательных знаков.

– Что это?

Раскрытые створки, и после вытянувшееся от удивления лицо напарника. Именно такое, как сейчас, я созерцала впервые.

– Алан?

– Это… Он сделал это. Для тебя…

Во мне клубились предчувствия – почему-то радостные и очень страшные. Хотелось верить во что-то хорошее, как в детстве, но накрывала тревога.

– Кто?

– Деймон. В этой коробке… Грехт-куриллис.

Я даже отсюда ощутила ту самую поганую черную энергию. И потеряла дар речи.

– Он… с рукой?

– Что?

– С рукой… Доры?

Вот что меня пугало, что эта штука приехала вместе с ее отпиленной рукой.

– Нет, – с тем же удивлением, с которым до этого смотрел на медальон, Алан теперь смотрел на меня. – Даже без пальцев… И в защитном панцире из рун.

Вот это да.

Мне только теперь стало ясно, что этим вечером не нужно больше куда-то ехать, решать проблемы, искать ключ к сложнейшей головоломке. Можно просто еще раз выпить и выдохнуть. А деймон поступил чрезвычайно умно – он только что филигранно выиграл этот раунд, безмолвно оставив меня в «должниках». Потому что помощь он все-таки предоставил. Ведь только бессовестный урод скажет после такого «я никому ничего не должен», а человек совестливый будет понимать, что за «да» дают другое «да» – где и когда? Это уже вопрос.

Мне было сложно смотреть на Грехт-куриллис даже в коробке. Темные щупальца, казалось, трогают защитный кокон, силясь пробраться наружу. Редкая дрянь.

– Как он снял его?

– Я не знаю.

Одно мы знали наверняка – мы должны выехать как можно скорее и проверить Дору. Взглянуть на неё своими глазами, убедиться, что она жива и здорова. Помочь, если нужно.

Пока Алан возился в комнате для сложных артефактов, снимая с сейфа-шкафа защиту, а после устанавливая её назад после того, как водрузил коробку с медальоном на полку, я думала о деймоне. О том, как он, наверное, спокойно вошел в чужой дом, о том, как, не напрягаясь, магическим шепотом позвал артефакт к себе. Как тот безропотно подчинился, спрятал щупальца. Такому, как Дэйм, в этом мире могло подчиниться, вероятно, всё. А еще я думала о том, что в квартире Доры почую шлейф саркастичной и снисходительной улыбки, которая по обыкновению проникнет под кожу.

«Ты будешь думать обо мне ночью».

«Не буду», – я умела брыкаться и быть строптивой.

«Будешь».

Дэйм даже через воздух передавал не предположения, но знания.

Спустя минуту мой верный автомобиль опять летел по ночным дорогам, и развевались на ветру волосы. Наливались вдали тучи; к утру случится гроза.