Глава 3

Главное сокровище Бургундии, её чудесные виноградники, щедро прогреваемые солнцем, овеваемые ласковыми тёплыми ветрами, отягощённые золотистыми гроздями, появились еще со времён кельтов. Потом они долго переходили из рук в руки: сперва галлам, потом римлянам, потом франкам… Пока, наконец, не вернулись под десницу и защиту Галлии. Да и помимо ценнейших лоз, одаривала эта земля многим. Непревзойдённые тонкие белые вина, жёлтые горчичные поля и изумительное душистое масло, Шаролесская говядина, Бресские пулярки и цесарки, рыба в реках, улитки в лозах… Если Лютецию по праву называли сердцем Франкии, Шампань – душой, то Бургундия заслуженно именовалась желудком, сытым, умиротворённым, знающим толк и в изысках и в простоте, любящим и ублажить себя, и побаловать соседей… Воистину, золотое графство.

И уж конечно, представлялось сущей глупостью отдавать такой лакомый кусочек тёмным эльфам лишь из-за того, что вздорной и истеричной Аквители Восьмой взбрело в голову нарушить договорённости стопятидесятилетней давности, якобы давно утратившие смысл, поскольку были заключены с иной правящей династией. Но всего лишь отказать эльфам и выпроводить назад, на Острова, было недостаточно. Требовалось убедить их в смехотворности претензий как таковых, и не только на ценнейшее графство, но и на соседние, в чью сторону остроухие могли обратить раздосадованный после неудачных переговоров взгляд. Не просто вежливо выпроводить, но и заказать дорогу во всю Франкию. Сотни лет эта земля развивалась и процветала без их участия, а теперь вдруг тёмные вспомнили, что первые их короли родились под местными дубами и мастерили свои первые луки из здешнего орешника! Подходящий повод, чтобы загрести плоды труда многих поколений. Ну, уж нет. Дудки.

Его светлость герцог Эстрейский, шипя сквозь зубы что-то явно неприличное, умывался столь яростно, будто желал содрать, счистить с себя всё, что налипло за сегодняшний день. От обнажённого по пояс тела только что пар не валил, настолько Жильберт д’Эстре распалился. Переговоры не сдвинулись ни на йоту. Ах, если бы он догадался сразу прихватить с собой Максимилиана Фуке! Может статься, по определённым причинам дело приобрело бы совсем другой окрас и пошло бы так, как изначально планировалось… Но нет, сам упёрся, что, видите ли, тут ему нужнее окажется Винсент, а Макс пусть разбирает бумажную круговерть и правит потихоньку, как это уже бывало в нередкие дни его отсутствия. Некоторые вопросы секретарю удавалось порой решить удачней, чем самому герцогу, и последний не раз вынужден был признать, что не додумался бы до подобных ходов. Надо думать, и здесь, в дипломатической миссии Фуке не подкачал бы, но… Он в Гайярде. Значит, работаем с тем, что есть.

По знаку камердинера двое лакеев поспешно вынесли из шатра лохань с тёплой водой. Мишель накинул на хозяина полотенце, приготовил чистую рубаху и камзол и бесшумно исчез, по опыту зная, что ещё с четверть часа герцог будет мрачно расхаживать по комнате… вернее, по отсеку шатра, выделенному под рабочий кабинет и спальню; потом завалится отдохнуть. И затребует ужин не раньше, чем через час. Потом будет думать, писать, отдавать распоряжения на завтра, вызывать к себе нужных людей, и угомонится лишь ближе к полуночи: темнота не помеха, были бы лампы. Так всегда в походе: ложится за полночь, встаёт с петухами… Хорошо хоть, в дороге не путались с обозами: д’Эстре предпочитал делать быстрые переходы налегке, загодя предупредив местные власти и распорядившись сделать необходимые к его приезду приготовления. Быстрый марш-бросок с одним-двумя перекусами почти на ходу – и, покинув Эстре в ночь, к вечеру следующего дня они были на месте, неподалёку от скромной деревушки между Аваллоном и Дижоном, где на обширной лесной поляне уже поджидали шатры, возведённые совместными усилиями властей обоих городов.

На другой поляне в полулье отсюда уже раскинулся, словно игрушечная деревушка, лагерь тёмных эльфов.

И началось…

Два дня без каких-либо результатов. Не удивительно, что его светлость пребывал в великом раздражении. Два дня переливания из пустого в порожнее! Лишь упрёки, надуманные обвинения, жалобы на тяжкую долю в изгнании… Да кто их изгонял-то! Сами после позорного поражения решили удалиться от людей, выбрали для жительства незаселённые Средиземноморские острова, да ещё обнесли магическим барьером, чтобы к ним никто не совался. До сих пор даже посольства свои держат практически в изоляции, не прорвёшься. Только и разговоров, что о высокой культуре и об избранности… Да, ещё о родословных, корнями уходящих в тысячелетья. Ну и что? Род человеческий вообще от Адама и Евы ведётся, а уж после них, много веков спустя, пошли такие смески, как эльфы, альвы, асы, дроу – от браков небожителей и земных людей. Но люди-то, как более старшие, своим первенством не кичатся, а эти… Сколько снобизма! Сколько амбиций!

Реванш. Им просто нужен реванш за то давнее унижение. После смерти мужа власть Аквители держится на волоске, и всё из-за её скверной репутации. Будь распутная эльфийка при этом ещё и неплохим политиком, ей бы прощались многие грешки, так ведь нет! Единственное, на что ей хватало ума – не разгонять советников мужа и действовать по их подсказкам; они-то и дёргали за ниточки, предоставляя так называемой королеве всласть упиваться привилегиями, а уж тяжкие обязанности взвалили на себя. Им удобна была эта королева. Умные люди… вернее эльфы, они предпочитали официально числиться на вторых ролях и не претендовали на трон. А вот чтобы спокойно из-за спинки трона управлять, нужно было, чтобы кукла сидела достаточно надёжно.

Им-то и понадобилась война. Пусть кровопролитная, пусть затратная – но обелившая сам вид дроу. Каламбур, да? Обелившая тёмных эльфов… Заставившая вернуть нации самоуважение. Ибо гонор, не подкреплённый чем-то конкретным, оставался всего лишь гонором, а вот вознёсшийся на плечах «отвоёванной в справедливой войне» Бургундии дал бы прочувствовать дроу свою значимость.

Эта идея герцогу не нравилась до отвращения. Впереться чужакам в самое сердце Галлии? Да никогда!

И уж совсем не нравилось, как оценивающе косилась на него Аквитель Поднебесная – наградили же прозвищем, будто и впрямь горстка небольших островов занимает всю вселенную! А взгляд у королевы, несмотря на присутствие и министров, и советников с обеих сторон, был порой настолько блудливый, что трое её походных любовников багровели от злости. Отчего атмосфера переговоров не освежалась, прямо сказать. Мрачная была атмосфера. Замораживающая любую надежду на мирный исход.

Не удивительно, что при первых же звуках до боли знакомого голоса, приглушённого парусиновыми стенами, сердце его светлости сделало кульбит, как певец серенады, в которого вместо гроша полетел от красавицы с балкона новенький золотой. И было чему радоваться.

– Винс! – гаркнул он, сшибаясь на входе с доблестным капитаном и стискивая того в железных объятьях. – Ну, наконец-то! Я тут скоро поседею без тебя! Но сначала – что в Роане? Что дома?

– И я рад, – скупо улыбнулся Винсент Модильяни. – Погоди, я весь пропылился, дай хоть напиться и помыться с дороги. В Роане порядок, оспа есть, но ветряная, оставил там Вайсмана с целой гильдией эскулапов. Разберутся. Вот тебе депеши, – вынул из-за обшлага два узких конверта, – рекомендую ознакомиться. Пока зачитаешь – приведу себя в порядок и доложу подробнее.

Герцог с жадностью схватил письма, просиял, углядев на одном личную печать, при виде второго нахмурился. Кивком отпустил Винсента. Поколебавшись, всё же начал с послания, отмеченного Ватиканским гербом.

Машинально придвинув ногой складное походное кресло, уселся. Перечитал. Потёр заросший к вечеру щетиной подбородок.

– С этим понятно. – И добавил туманно: – Что ж, может, и к лучшему… Решить всё сразу и…

Энергично рубанул рукой, словно утверждая «всё» и «сразу». Отложил письмо на складной походный стол – аккуратно, со всем почтением к отправителю – и вскрыл первое, что давно уже жгло колено.

«Драгоценный мой супруг!»

…и расплылся в блаженной улыбке.

Никогда ещё к нему так не обращались.

Не выдержав, оглянувшись украдкой, как мальчишка, прикоснулся губами к бумаге, на которой сохранился аромат фиалок от тонких девичьих пальчиков.

«Милый Жиль! Пишет тебе твоя маленькая неразумная жёнушка…»

И мир вокруг исчез. Не стало белых полотняных стен и круглых потолков, прогибающихся под напором осеннего ветра, окриков вооружённой охраны, лошадиного ржания, треска сучьев в разгорающихся кострах, звяканья железа (это Винсент по соседству, прежде чем приступить к омовению, снимал с помощью герцогского камердинера лёгкий дорожный доспех…) Всё пропало. Остались он – и родной милый образ перед глазами, и любимый её голосок.

«Я с самого утра страшно боялась, что не справлюсь. Но все меня успокаивали, и ты тоже, хоть далеко. Ах, Жиль! Милый!»

«Спасибо тебе за подарок. Он прекрасен. И фиалки. И стул в кабинете, который сменили нарочно для меня, чтобы был повыше. Я вот пока не поняла, как ты делаешь, чтобы появилась карта Галлии, ты потом научи меня, ладно?»

Непременно. Но о карте ли ты думала, милая, когда писала эти строки? Герцог лукаво усмехнулся.

«Мэтр Фуке учил меня отвечать на Высочайшие Прошения…»

Бедняжка Марта, она и впрямь думает, будто на её плечи легла вся провинция! Молодец, Макс. Пусть поддерживает в ней эту иллюзию, а сам, как обычно в его отсутствии, разбирается с делами. Девочке, безусловно, надо приобщаться к управлению, но постепенно, не сразу. Такими вот шажками.

«…А прошений было много, я просто вспоте…»

Не привыкла к разбору бумаг, голубка…

Страдания жёнушки над «иск…», «эск…», и, наконец, «експедицией» заставили его затрястись от еле сдерживаемого смеха. Рассуждение о ввозных пошлинах и «нашей монополии» умилили. История с многоженцем-рейтаром заставила-таки расхохотаться. Она приобщила к «Государственным Делам Особой Важности» даже архиепископа Эстрейского, его справедливая девочка! Жиль ничуть не сомневался, что Бенедикт добьётся продления папской буллы. Его высокопреосвященство, духовное звание коего усердная авторша так и не одолела при написании, ради прекрасных глаз герцогини и её обострённого чувства справедливости свернёт горы. Возможно, даже в буквальном смысле.

…Ага, вот как. Значит, старина Гийом провёл её по галерее предков. И Гайярд раскрыл перед ней скрытое крыло, в которое пускает только избранных. Что ж, после того, как он показал ей тайные ходы – удивляться нечему. Хотя, конечно, мэтр Франсуа наверняка был сражён наповал. И поспешил затем поделиться с прислугой своим удивлением и восхищением: замок окончательно признал хозяйку и пустил в святая святых! Помнит кто-нибудь, чтобы нечто похожее хоть раз случилось со злобной Анной, первой Анной, Анной неправедной? Не вспомнит, даже если бы сильно захотел. То-то и оно. Кто ещё хочет поспорить, которая из хозяек настоящая?

Прекрас… А это что такое?

«А ещё мы вместе с ним поднимались на Ту Самую Башню»…

Улыбка слетела с лица герцога. Сощурившись, он вчитался в зачёркнутые строки. Ноздри раздулись от сдержанного гнева. Прихлопнув злосчастным письмом по колену, вскочил.

– Винс! Винсент, где тебя носит?

И, не дожидаясь ответа, рванулся вон.

Шатёр герцога был ни чета прочим, обычным круглым, в которых его люди располагались по пять-шесть человек. Нет, его временный дом, хоть и возведённый при помощи таких же шестов, опор и парусины, был своеобразным домом, состоящим из нескольких «комнат» и даже переходов. Сообразно статусу; и, вдобавок, затруднял возможные попытки покушений, ибо можно было каждый раз на ночь располагаться в другой «комнатушке». Но сейчас – его светлость, рыча от нетерпения, едва не снёс плечом опору очередного купола.

– И ты оставил её одну? – взревел в негодовании. – Когда в небе летают чёрт знает какие монстры, чёрт знает кем посланные? Отвечай сейчас же!

Капитан не спеша перекинул камердинеру мокрое полотенце. Взялся за свежую рубаху.

– Всё в порядке, ваше светлость.

Ловко единым движением, выдающим военного человека, привыкшего одеваться по тревоге за секунды, накинул рубашку, перепоясался.

– Извольте следовать за мной, я сейчас вам кое-кого представлю… – Выждал, пока герцог с шумом выдохнет. – Это единичное происшествие, игнорировать которое, впрочем, было бы глупостью с нашей стороны. Поэтому, будьте уверены…

Кивнул Мишелю, показывая, что больше ничего не требуется, подхватил молочного брата под локоть, увлекая наружу.

– … я бы не оставил её светлость без надлежащего присмотра. Гарнизон на месте и бдит, ребята в казарме начеку, Макс на посту, к нему стекается вся информация о возможных странных происшествиях. Защита вокруг замка обновлена и усилена.

– Кем? – рыкнул герцог.

– А вот…

Часовые у входа отсалютовали шпагами. Жильберт машинально отмахнулся… и во все глаза уставился туда, куда приглашающе махнул рукой капитан Винсент.

Двое монахов, сложением более похожие на борцов, нежели на смиренных служителей Господа, мирно переговаривались с невесть для чего забредшим в лагерь эльфом. Собственно, заходить на чужую территорию никому не возбранялось, лес был нейтрален, да и войны между Островами и Галлией ещё не объявляли; но негласное правило: мой лагерь – моя земля, и чужим тут делать нечего! – соблюдалось. Что тут забыл остроухий фаворит Аквители – неизвестно, но только парочка служителей Божиих беседовала с ним, злобно шипящим, вполне доброжелательно. Но вот один из братьев-бенедиктцев приложил ладонь к груди, сдержанно поклонился – по-видимому, извиняясь, что не может продолжить беседу, и отошёл буквально на несколько шагов к штабелю массивных брёвен. Заострённые с одного конца, это были резервные заготовки для центральных шатровых опор, на тот случай, если вдруг возникнет нужда в дополнительных временных жилищах. Естественно, вновь прибывшей братии понадобился кров, поэтому-то один из них не торопясь взвалил на плечо брёвнышко – толщиной, пожалуй, с эльфа, чуть не брызжущего слюной от ярости… Остроухий вдруг поперхнулся словом и замолчал. Монах нёс мощное бревно на облюбованное место легко и непринуждённо, словно тренировочную деревянную пику. Потом, зайдя в солидный просвет между двумя палатками, прикинул центр будущего шатра – и так же легко, как и нёс, стащил дерево с плеча, перехватил поудобнее, приставил остриё к земле…

Возвёл очи к небу – как и полагается, прося благословение у Всевышнего перед любой работой…

И, хекнув, с силой вогнал бревно в землю, не меньше, чем на локоть. Как шпиговальную иглу в гуся.

Любо-дорого посмотреть…

Вот так, с одобрением, не обращая внимания на восторженные вопли рейтаров и охранников, и посмотрел на него сотоварищ, а затем перевёл взгляд на застывшего с отпавшей челюстью субтильного, как и все эльфы, королевского любимчика. И что-то сказал негромко, ласково.

Глаза у того остекленели. Неуверенно улыбнувшись, гость вдруг задумался… Впал в прострацию. Постоял с минуту, усиленно размышляя, затем, спохватившись, пробормотал нечто вроде извинений – и, церемонно поклонившись, развернулся в сторону эльфийского лагеря. Шёл он какой-то деревянной походкой, чудом избегая столкновения с попадающимися на пути деревьями. Монах сердечно благословил его вслед, покивал – и, подобрав полы сутаны, не торопясь двинулся к герцогскому шатру-дому.

– Что вы ему внушили, брат Тук? – любезно осведомился капитан Винсент.

– Ничего особенного, брат мой. Всего лишь открыл глаза на некоторые вещи и заставил пересмотреть свою жизнь.

– Всего лишь? – В синих глазах капитана блеснула смешинка.

– Не более. Куда уж мне. Вот отец Бенедикт, тот, ежели захочет, может из разбойника за несколько минут душеспасительной беседы святошу сделать, а я… всего лишь подправляю мировоззрение, убрав шоры с глаз. Смиренно и с оглядкой на советы наставников своих.

– Ну-ну, – капитан кивнул. – Позвольте вам представить, ваша светлость…

– Мгм… Я понял, – промычал герцог. – Наслышан. Брат Тук? Безусловно, рад видеть вас здесь, но как вы… Стоп. Винсент, теперь поподробнее: ты совсем недавно собирался мне сказать, что…

– Дюжина собратьев этого вот молодца оставлена для дополнительной охраны и сопровождения её светлости, – невозмутимо сообщил капитан. – Физические данные плюс магический потенциал, плюс духовные силы… Ну, ты сам только что видел. Лучшего и желать нельзя. Его высокопреосвященство охотно выделил наиболее способных своих людей, тем более что им время от времени необходима практика в миру. Говорит, засиделись в кельях-то, пусть подышат свежим воздухом.