Глава 2 Вера

Не все итальянцы одинаково прекрасны. Думаете, потомки древних римлян поголовно стройны как кипарисы, обладают рельефными торсами, богатой тёмной шевелюрой и томными глазами-маслинами? Вы ошибаетесь.

Если ты – нелегальная иммигрантка, авантюристка в поисках лучшей доли, то, скорее всего, тебя будет лапать своими потными ручонками какой-нибудь лысеющий мужичок низкого роста с отросшим пузом. Ты будешь ловить на себе похотливые взгляды его поросячьих глазок и выслушивать сальные шуточки в свой адрес. И ты не сможешь послать его куда подальше, потому что теперь твой кров и еда зависят от него.

Ах, да! Забыла представиться. Меня зовут Вера. Я – куртизанка, жрица любви, элитная проститутка, если хотите. И это моя история.

Я приехала в Италию три недели назад. С билетом в один конец. Ну, технически, у меня был обратный билет, но я не собиралась возвращаться в Россию. Моя двоюродная сестра настойчиво приглашала меня к себе на протяжении последних двух лет. Рассказывала о прекрасной сытой жизни в Милане, о роскошных мужчинах, подкрепляя свои восторги фотографиями на фоне умопомрачительных пейзажей и памятников архитектуры. Правда, её итальянский муж слабо походил на альфа-самца из влажных женских грёз. Зато, по словам Нины, был человеком добрым, заботливым и богатым.

С Нинкой мы выросли вместе, если так можно сказать. А точнее, будучи на десять лет старше, она вырастила меня. Мы жили в богом забытой деревушке, детьми в которой (к счастью или нет) социальные службы не интересовались.

Мои родители пили по-чёрному. Мать, пока была жива, ещё иногда выныривала из синей реки забвения, а отец… Его я помню штрих-пунктиром. Он то появлялся, то исчезал. И неизвестно, что было лучше. Ибо когда папа воссоединялся с семьёй, то есть с нами, первые два дня царила идиллия, а потом – ругань, побои, сломанная мебель и разбитая посуда. После его уходов мать рыдала и пускалась в продолжительный загул.

Во всём этом адище единственным светлым пятном оставалась Нинка. Её родители тоже не были идеальными, но, по крайней мере, у них всегда находилась еда и одежда для меня.

С двоюродной сестрой мы держались друг за друга, вернее я за неё. Поэтому, когда три года назад она объявила, что уезжает в Италию работать "баданти" (прим. автора badante – сиделка, ухаживающая за стариками) для меня это стало настоящей трагедией.

Нина всегда говорила, что я способная, и настояла на моём поступлении в педагогическое училище после девятого класса. Сама она нигде не училась, но к тому времени устроилась разнорабочей на фабрику в районом центре.

Жили мы в общаге от этой самой фабрики. Крошечная комнатушка с щербатым столом, колченогим стулом и табуреткой, незакрывающимся шкафом, двумя кроватями с панцирными сетками, насквозь пропахшая сигаретным дымом и прогорклым жиром, запах которого просачивался из общей кухни сквозь щели в фанерной двери была отдельным предметом гордости Нины. Именно из-за жилья сестра не хотела менять место работы, хотя зарплаты разнорабочей ей хватало ровно на неделю.

Нина любила шиковать. Ну, настолько, насколько тогда я имела представление о "шике". Сестра покупала косметику, духи, одежду, украшения «под золото», телефоны последних моделей, тусила в местном баре и на дискотеке. Я могла только догадываться, откуда у Нинки берутся деньги. Частенько она не приходила домой ночевать, но я никогда не задавала лишних вопросов. Она говорила, что остаётся у своего жениха. Я ей верила. Так было проще.

Новость об отъезде Нины прозвучала как гром среди ясного неба. Помню, что даже расплакалась. Но пробивная Нинка каким-то загадочным образом договорилась с комендантом общаги, чтобы меня не выселяли до окончания учёбы. Правда, на место сестры хотели поселить другую девушку. Жить в одной комнате с чужим человеком было страшно, но гораздо страшнее – оказаться на улице.

А вскоре выяснилось ещё одно «незначительное» обстоятельство: проживание в общежитии стоило денег. Да и запасы макарон и гречки, оставшиеся от Нинки, стремительно заканчивались. Так я пошла работать посудомойкой в бар, а потом перевелась на должность официантки.

Первое время Нина часто писала. В Италии ей пришлось несладко. Итальянский язык давался с трудом. Родственники старика, за которым она ухаживала, свалили на неё всю работу по дому, но платили только двести евро, аргументируя это тем, что Нинка живёт у них и питается. Никогда неунывающая сестра клялась, что как только закончится её контракт, вернётся в Россию. И видела она эту заграницу в гробу и в белых тапках.

А потом Нина пропала. На сообщения и звонки не отвечала. Я жутко переживала, даже ходила в полицию. Хотела подать заявление в розыск. Но надо мной только посмеялись: мол, проститутки часто исчезают. В то, что Нинка уехала работать сиделкой, никто не поверил.

Вдруг спустя год она объявилась сама. Уже в новом статусе «синьоры», абсолютно довольная жизнью.

– Начинай учить итальянский язык, – первое, что сказала сестра. – Закончишь свою шарагу, я заберу тебя к себе.

Мне не очень хотелось ехать в другую страну. Там всё казалось чужим, непонятным. Но смерть мамы, когда я училась на последнем курсе, сыграла свою роль. Я осталась одна на всём белом свете, а Нинка, единственный близкий человек, жила в Италии и постоянно приглашала к себе.

Так я оказалась в аэропорту Милана.

– Чао! Чао, дорогая! – закричала Нина, смешивая русские и итальянские слова. – Я так рада тебя видеть! Наконец-то ты приехала!

Её муж стоял рядом и откровенно разглядывал меня, словно перед ним была диковинная обезьянка.

– Познакомься, это – Джино, мой муж, – продолжала тарахтеть Нинка.

– Очень приятно, – ответила я, вспоминая слова из разговорника итальянского.

Джино был почти в два раза старше Нины, но её это абсолютно не смущало. Он занимался ресторанным бизнесом, как рассказывала сестра. А на деле оказался владельцем небольшой траттории, куда меня и пристроили работать.

С утра до вечера я чистила овощи, мыла полы, выполняла самую грязную работу. В зал к посетителям мне было запрещено выходить. Нинка тоже работала в траттории, но на должности администратора. Джино занимался закупками продуктов, бухгалтерией, однако большую часть времени вальяжно прохаживался по своему заведению, приветствуя особо важных гостей.

Траттория находилась на первом этаже здания, а на втором жили мы. Ну как жили… Мне выделили коморку, которая, очевидно, не предназначалась для людей, потому что в ней не было окон. Но я всё равно была счастлива. Тогда я верила в лучшую жизнь.

Тревожный звоночек прозвучал почти сразу. Однако я его не распознала.

– Вера, пойми меня правильно, но пока зарплату мы тебе платить не будем, – строго сказала Нина в первый же день. – Ты живёшь у нас, кушаешь и вообще я тебе прислала свои сто евро на визу. Были бы мы в России, всё бы было по-другому. Но здесь все просто помешаны на деньгах. Джино сказал, что мы начнём тебе платить через месяц. Я не могу перечить мужу.

– Ну…хорошо, – согласилась я, промолчав о том, что до этого момента великолепный Джино преподносился как самый щедрый и добрый человек в мире.

А дальше стало ещё «веселее». Помощник повара отправил меня набрать овощей в подсобке. Тут-то я и познакомилась с мужем Нинки так близко, как не рассчитывала.

Джино зашёл в складское помещение и захлопнул дверь. Без церемоний схватил меня за задницу и, обдавая не самым свежим дыханием, просипел:

– Хочу тебя!

– Что? Что ты делаешь? – я оторопела настолько, что была не в состоянии пошелохнуться.

Итальянец расстегнул пояс моих джинсов и бесцеремонно засунул руку в трусики. Потрепав половые губы, поднёс пальцы к своему носу:

– Ммм! Охренительно пахнешь, – произнёс Джино с закрытыми глазами. – Почти как целка. Но ты же не целка, верно? – с хрюкающим смешком добавил он.

– Пожалуйста, не надо, – я вся сжалась.

– Всё равно тебя трахну. Рано или поздно. Но скорее всего рано. Уж больно хорошие у тебя сиськи, – итальянец больно ущипнул меня за грудь.

– Да как ты смеешь! – ударила его по руке. Моему возмущению не было предела. – Ты же муж моей двоюродной сестры!

– Ага, муж. Как же! Хочешь я и тебе таким же мужем стану? – заржал Джино.

Чуть позже я узнала, что они с Нинкой жили вместе, но итальянец был женат и разводиться не собирался. А пока мне хотелось закрыть уши руками, чтобы никогда не слышать следующей фразы:

– А может, возьмёшь в рот? Прямо сейчас. Давай! – он начал расстёгивать ремень на своих брюках. – Обещаю, в горло глубоко пихать не буду. Ну же, уважь меня. Я всё-таки как-никак дал тебе работу и кров.

– Я обо всём расскажу Нине, – моя угроза прозвучала жалко. Джино знал, что я её не выполню. Хотя бы из-за того, чтобы не причинять боль сестре.

– Да пожалуйста! Беги, жалуйся, – оскалился итальянец. – Я буду всё отрицать. Скажу, что ты сама ко мне на член прыгнула. Вот и проверим, кому она поверит. Вмиг останешься на улице без работы.

К счастью, в коридоре раздались шаги. Джино замер. Воспользовавшись моментом, я схватила корзинку с овощами и пулей выскочила из подсобки.

С того дня я стала избегать мужа сестры. Но он всё равно находил способ шлёпнуть меня по попе, ухватить за грудь или «случайно» потереться, проходя мимо.

Мои мечты в светлом будущем тускнели прямо на глазах. В голову всё чаще приходила мысль свалить из дома Нинки, пока меня ещё не оттрахал её престарелый похотливый мужик. Но как свалить, если нет денег?

Через две недели я решилась на разговор с сестрой. Прикрываясь фразочкой «мне неудобно вас стеснять и быть обузой», попросила выплатить зарплату за вычетом еды. Сказала, что хочу уйти, а сто евро верну, как только устроюсь на новую работу. Нина разозлилась и пристыдила меня:

– Неблагодарная! Как ты смеешь заикаться о деньгах после всего, что мы с Джино для тебя сделали? Думаешь, уйдёшь от нас и сразу найдёшь работу? Ха-ха! Ты же нелегалка! Кому ты нужна? Виза-то у тебя была туристическая и всего на неделю. Вызовут полицию и дело с концом. А знаешь, что делают полицейские с такими как ты? Пустят по кругу, а потом сдадут в бордель. Радуйся, что мы тебя прикрываем на свой страх и риск.

При слове «полиция» у меня внутри всё сжалось. Я не знала законов Италии, но перспективы, нарисованные Нинкой, были отнюдь не радужные.

– Но хоть через месяц можно рассчитывать на зарплату? – робко спросила я.

– Вот через месяц и поговорим. А пока иди, работай!