Читать книгу «Бал Хризантем» онлайн полностью📖 — Вера Вьюга — MyBook.
image
cover



– У меня подружка поет, – и вдруг осмелела. – Влад! Возьмите ее на шоу. Послушайте. Она поет просто изумительно. Как Синявская и Каллас, и даже лучше Ваенги…

Мужчина вновь оторвал взгляд от глянца с парнями.

– Неужели лучше Ваенги? – в словах сквозила ирония, но Дора не замечала. Вот же он, шанс для Нинон!

– Лучше, лучше… У нее четыре октавы, – кивнула она. – Как у Лепса.

– Ваенгалепс, значит… А как зовут его?

– Кого? – Дора растерялась.

– Подругу вашу как зовут? – Неожиданно мужчина извлек из-под себя крошечную лысую собачку и прижал к груди. Собачка даже глаз не открыла.

– Нинка… – начала было Дора представлять свою подругу, но вовремя опомнилась. – Нинон Шербет.

Мужчина присвистнул. Интерес сверкнул в его пустых глазах.

– Нинон Шербет. Сама придумала?

– Папа с мамой. Это настоящая, не псевдоним. Звучит, правда?

– Правда. О’кей. Визитку?

Дора вернула. Мужчина быстро написал на обратной стороне цифры телефона и фамилию «Слонов».

– Вот. Скоро кастинг в вашем городе. Пусть позвонит по этому номеру. Скажет, что я просил прислушаться. А лет сколько?

– Тридцать семь…

– Ну, да. Самое время оставить кастрюли и выйти на сцену.

– Но…

Возразить она не успела. Алый плащ Снежаны Сергеевны, мелькнувший за дверями, сорвал Дору с места, и она, распрощавшись, поспешно вернулась за стойку, прижимая к груди заветную карточку.

Глава четвертая

– Любой на твоем месте лопнул бы от счастья! Это шанс! Шанс показать себя! Ты ж талант, а талант зарывать – грех. Давай, Нинон… Через неделю позвоним Слонову и…

– Не хочу, – вяло перебила, подцепила на вилку имбирный лепесток, сунула в рот и принялась посасывать его, точно леденец. – Ты ж знаешь, я пою, только когда выпью. А бухой меня на сцену не пустят.

– Вот ты дура, что ли? Я о тебе подумала, а ты о себе не хочешь! Так и будешь до пенсии киснуть среди старья. Я бы сама пошла, будь у меня хоть полторы октавы и дельфиньи легкие. Но я ж как мышь пищу. Даже пятидесяти баллов не набираю. Ну, девочка моя, давай попробуем. Это ж так интересно. Люди новые, тусовка, мужчины, – Дора отправила в рот рисовый комок. Энергично прессуя его зубами, она не переставала нежно уговаривать подругу. Но та с каменным лицом ковыряла имбирную горку. Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия – игра на самолюбии.

– И вообще, еще не ясно, возьмут тебя или нет. – Нинка встрепенулась и, бросив вилку на стеклянный столик, сдвинула брови. Она смотрела в упор. В глазах разгорался бесовский огонек. Дора мгновенно уловила это внутреннее преображение и с нарочитым равнодушием продолжила дразнить. – Знаешь, наверное, ты права. Куда тебе с такой жопой на сцену. Продолжай. Отсиживай ее в душном фонде. Наращивай капитал. К пенсии будешь шестидесятого размера. А попеть мы и в караоке сходим. – Она накрыла ладошкой, лежащую на столе визитку, собираясь ее скомкать. Но глянец был крепок и не поддался. Наоборот, ранил острым срезом нежную ладошку. Дора ойкнула и отдернула руку.

– Ладно. Давай, – зажав между двумя пальцами карточку, точно бритву, Нинка пристально разглядывала побуревший срез. – Если не пройду, вскрою ей вены.

– Нет, ну точно ду… Дурища! – поперхнулась Дора и поспешно выдернула карточку. – Конечно, пройдешь. Давай я позвоню. А то ты еще что-нибудь не то ляпнешь.

– Ляпну. Не сомневайся. Я ж бестолковая, как пень. Позавчера в «Трех поросятах» мы с Анатолием футбол смотрели…

– Сантехник?

– Да. Всем интересно, одной мне – нет. Отмучилась я там два часа. Если бы был какой-нибудь гном с кружкой, я б сразу ушла. А этот – богатырь. Жаром от него так и пышет. Рыжий, и хвост на затылке с мою руку. Прикинь, он про меня забыл.

– Как это?

– Так. Забила его команда на последней минуте. И там такое началось! Со всеми мужиками целовался-обнимался. А потом свалил. В общем, очередной козел.

– Может, ты на него не тем глазом смотрела, – хихикнула Дора, лизнув саднившую ранку. – Я ж тебе говорила. Левым. Левым смотри! А, может, правым… Не помню…

– Да я на него обоими таращилась. А он ни на секунду от экрана не оторвался. В перерыве подмигнул, правда. Говорит: «Подожди, Жанна, я сейчас». Я ему: «Нина я». А он десять минут отливал свои три литра. Пришел и снова в экран уставился. Козел.

– Ты, Нинон, достойна большего. Как запоешь, так все продюсеры, как тигры, у ног твоих сядут. Вот только трикотаж свой обтягучий – в топку. В таком виде на кастинг не нужно. Ты что-нибудь размахаистое купи. Чтобы загадка под фалдами. Чтоб не пугать сразу.

– У меня, между прочим, своя пятерочка. Так-то. Есть чем гордиться, – подбоченилась и выпятила грудь Нинка. Поначалу смурная, и вот уже залихватски веселая, готовая и петь, и даже плясать.

За окном быстро темнело. Поболтав еще немного, они расплатились и вышли на улицу. Дождь тихо сеял холодные капли. Вечер окутал город искусственным светом фонарей и витрин. Осень – безрадостное время. Но для тех, у кого в душе хотя бы покой, она не страшна и не уныла. Просто осень. Очередное время года. Ведь счастье не зависит от погоды. Подруги шлепали по лужам под одним зонтом и, кажется, были счастливы – счастливы от предвкушения какой-то неясной радости, затаившейся за горизонтом. За горизонтом, теперь очерченным глянцевой карточкой надежды.

Суета следующей недели сильно пошатнула бюджет Нинон Шербет. Ее скудный гардероб на сутки пополнился шикарным концертным костюмом ценою с холодильник. Комплект из шаровар и парчового кафтана цвета ржавой листвы, затканного турецкими огурцами, она купила с легкостью жены олигарха. Энергичная продавщица виртуозно ее облапошила. Расправляя складочки, одергивая полочки и разглаживая спинку, она вертелась осой вокруг потенциальной жертвы и все же смогла убедить, что вот этот костюм янычара сидит на ней изумительно.

И теперь не менее изумленная Дора молча ходила вокруг подруги, упакованной в искристый шик, недоумевая, как можно так заблуждаться насчет своего размера.

– Если честно, то вот эта скатерть, – она ткнула пальцем в кусок потертого сиреневого плюша с бахромой, укрывавшего круглый стол в Нинкиной гостиной, – смотрелась бы на тебе не хуже. А даже лучше. Зачем ты опять обтянулась?! Тебя точно нужно на другое шоу. А потом уже петь. Снимай это немедленно!

– По-моему, неплохо. Еще прическу… – упрямая Нинон подобрала тяжелые пряди, быстро скрутила в жгут и прихватила на макушке пластмассовым «крабом». Но они не подчинились и снова рассыпались по плечам. – Хотя и с распущенными неплохо.

– Плохо. Ты сейчас снимаешь все это, складываешь в пакет, и мы идем сдавать.

Нинон умоляюще глядела на подругу, но та холодно отсекла всякие возражения: «Я тебе добра желаю, а та тетка из магазина – бабла!»

Огорченная, уступившая, она аккуратно сложила на тахту и кафтан, и шаровары. На прощание погладила рукой колючую ткань и сунула в пакет. Одежда была близка ей по духу. Если б в той лавке продавался ятаган в качестве модного аксессуара, без сомнения, Нинон приобрела б и его.

Возврат проходил в менее радужной обстановке. Янычарские доспехи назад принимать не спешили, ссылаясь на отсутствие наличных и присутствие внутренних циркуляров. Пришлось попугать старшую из продавщиц Роспотребнадзором и судом. Она кривилась, кому-то долго звонила. Дозвонившись, говорила сбивчиво и быстро, то уходя от посторонних ушей в подсобку, то возвращаясь. В конце концов она открыла кассу, нервными пальцами несколько раз пересчитала купюры и, приняв заявление, рассталась с деньгами.

Теперь путь подруг лежал в менее пафосный магазин. В их спальном районе таких имелось в изобилии.

В торговом зале площадью с футбольное поле был найден наряд на порядок дешевле и скромнее. Весь перекрученный, вывернутый наизнанку, воткнутый как попало в плотный ряд таких же беспонтовых тряпок стокового маркета, он так бы и не дождался своего звездного часа, но Дорин талант отыскивать в куче хлама эксклюзив не дал ему затеряться. Вещица была – вау! – несмотря на обилие крестов перед «L» и надпись «made-in-China». Балахон а-ля Пугачева-80, пепельный с розовыми разводами, скрывал все, кроме головы. Нигде не жал, не топорщился. Напротив, легко и нежно струился, холодя тело.

В примерочной, бросив сумку на табурет, Нинка крутилась перед зеркалом. Вскидывала руку с воображаемым микрофоном, словно она уже на сцене, и низко кланялась, повернувшись к Доре задом – не слишком ли? Нет? Все нормально? Нигде не выпирает? Тебе нравится? Дора в кабинку не помещалась, да и Нинке в ней было тесновато. Неподалеку в зале сверкало зеркало. Нинон выбежала к нему, повертелась, сделала еще пару пассов руками под одобрительные хлопки подруги. И минуты не прошло, как она вернулась в примерочную. Стянула платье, уже надела свою кофту и тут заметила, что сумка расстегнута…

– А-а-а!!! – Утробное рычание взбешенной львицы напугало Дору. Она отдернула шторку. В углу на табурете сидела полуголая Нинка с выпученными глазами. На ее бледных ляжках лежала раскрытая сумка.– Кошелек спи… пи… пи… – заикалась она.

Не раздумывая, юркой мышью Дора неслась по рядам в надежде отыскать вора. Но куда там – его и след простыл! Недовольная кассирша вскинула брови: «Мы не отвечаем. За вещами смотреть нужно. А видеозапись только по требованию полиции. И вообще – сами виноваты».

– Концерт окончен. Гаснет свет… – неспешно выплывая из примерочной, почти басом подвела итог Нинка. Вешалку со злосчастным балахоном она оставила на ближайшей стойке и уверенно направилась к выходу. – Видно не судьба, видно не судьба… – тихо подвывала она.

Семенившая за ней Дора подхватила наряд.

– Как ты быстро сдалась! Ну, украли, и что? Не жить теперь? Знаешь, как евреи говорят? Спасибо, Господи, что деньгами! Подумаешь, пятнадцать тысяч. Я тебе куплю это платье.

Дора комкала злосчастный наряд, отыскивая бирку с ценой. Наконец нашла. – Всего-то полторы…

– Нееет! – гаркнула Нинка на суетливую подругу и, вырвав из ее рук балахон, кинула в корзину с носками. – Нет!

Брать снова – идти наперекор. Такие вещи с ней не проходили. Сказала – отрезала. Заявление в полицию писать не стала. Смысл? Если и найдут, то денег все равно не вернут. К тому времени они уже будут потрачены.

Неудачный день подругам скрасил пакет жутко кислых «Жемчужных слез». Та еще дрянь. Поначалу Айседора хотела утешиться любимым мартини, но кассирша никак не могла найти ключи от витрины, за которой прятали благородный напиток от любителей распивать в торговом зале.

«Фиг с ним! Берем бумажное», – распорядилась Нинон и цапнула со стойки ординарное в тетрапаке.

Разлитые по стаканам, «Слезы» хорошо пошли под золотистые оладьи из хека. На душе сразу потеплело и захотелось любви и песен. Любить было некого, и они спели. Успешно. Соседи дружно аплодировали по батарее, и Нинон ответила им новым залпом из Ваенги!

Груди ее, стиснутые тугим лифчиком и полуприкрытые цветастым халатом, вздрагивали, когда она жадно хватала воздух. Отбивая ложкой по столу в такт любимой мелодии, Айседора подхватывала гласные и выдыхала их с трескучим звуком голодной саранчи. Допев, они выпивали и снова затягивали до дурноты надоевший шлягер с двумя гениальными строками в припеве: «А вокруг тишина, взятая за основу…»

Под конец банкета решено было, что петь Нинон будет, и даже неважно, в чем и что. Главное – как!

Позвонить Слонову хотелось немедленно. Спеть, поразить и застолбить место в «раю»! Но, к счастью, телефон его был недоступен. Случись теперь разговор под хмельком, неизвестно как бы сложилась певческая карьера Нинон Шербет. А пока у нее был шанс прославиться, пусть и попав в избранные через тайную дверку.

Дозвонилась Айседора на следующий день. Номер был секретным. Только для своих, а пароль «Влад Лошанский» гарантированно пропускал Нинон на первый уровень. Но лично присутствовать все равно придется, таковы правила игры. «Конечно, конечно… Придем и споем… Все, как полагается». Неудержимая радость звучала внутри высоким регистром. Дора, не мешкая, сообщила Нинон и день, и час Икс.

В назначенное время обе были на месте.

У крытого манежа – полицейское оцепление. Пестрая очередь, в самом начале – плотная как ртуть, в хвосте – почти рассеивается, скрываясь за поворотом. Раздувая паруса рекламных простыней, ветер воет грозным крещендо. Меченые логотипом конкурса флаги шумно бьют белыми крыльями. Вдоль ограждения шныряют странные личности, предлагая проспавшим рывок вперед на сто, а то и на триста позиций. У них тут бизнес. Неизменный денежный интерес.

Айседора набирает Слонова, и через несколько минут к ним в условленное место – под третий флаг – из толпы выныривает длинный парень в дредах. Ловко удерживая плечом телефон возле уха, он продолжает говорить. В руках бейдж на шнурке. Он пытается накинуть его на Дору, но та машет рукой – не я! Парню безразлично. Он вешает карточку с надписью «Проснись и Пой. Администрация» на шею Нинон и тянет ее за собой. Через минуту их проглатывает толпа.

Все, что остается Доре, – ждать. Кафе поблизости спасает от неминуемой простуды. Тепло, уютно, пахнет ванилью. Улыбчивая официантка. Чай с чабрецом обжигает. А те, за окном, похоже, совсем не берегут своих глоток. Да и зачем их беречь, если ты юрист, хирург, банковский клерк или чокнутый певун с Ютуба? Очереди, очереди…

Никто не придет и ничего не даст просто так. Желающих много, и побеждает не тот, кто тихо мечтает, а тот, кто действует.

Глава пятая

Казалось, тщедушный Слонов, получил свою фамилию в насмешку. Возможно, его далекий предок и походил на титана саванны, но постепенно родня выродилась в почти что пигмеев. Генеральный продюсер был мал ростом, словно его еще в детстве прибило деревянным ростомером: блестящий череп сверху изрядно приплюснут, зато затылок костист и могуч. Лицо гладко выбритое, без наждака модной щетины. Губы притягивали женственной красотой – четкой волной верхней и детской припухлостью нижней. Рот, созданный для поцелуев, – девичья мечта.

Слонов сидел в центре. За небольшим столом, справа и слева, пристроились еще двое из отборочной команды: немолодая женщина с усталым взглядом, который прятала за дымчатыми каплями очков, и слащавый вылизанный тип с «помпадуром» на голове.

Проводник в дредах позвал Нину в комнату, а сам по-кошачьи подкрался к Слонову со спины и что-то шепнул на ухо. Тот коротко кивнул и сделал жест, приглашающий претендентку на середину воображаемой сцены.

Она вышла.

– Нинон Шербет.

Слащавый откинулся в кресле, скрестив руки на животе. С нескрываемым интересом уставился на центнер, затянутый снизу в джинсы, а сверху упакованный в коротковатую толстовку с капюшоном.

– Вам сколько лет? – уточнил, скривив краешек рта.

– Тридцать семь. Мало? – ответила дерзко. Откинула упавшие на лицо пряди. Взглянула на головастого босса, как обожгла. Решила, что петь будет для него, а остальных будто и нет.

– Прошу вас, – мягко картавя, предложил Слонов, сразу расположив к себе строптивую конкурсантку. – Что будете исполнять? – добавил, разглядывая ее с интересом – цепкий взгляд из-под густых бровей.

Обычно резкая, не знавшая смущения Нинка потупилась. Одернула толстовку. Да уж что ей прикроешь…

Опустила голову. Густые пряди снова занавесили глаза. Пальцы в замок, руки опущены. Нет. Не волновалась. Просто не знала, куда их деть. Размахивать сейчас не к месту. Не та песня…

«Ой, да не вечер, да не вечер…»

Начала робко, словно двигаясь на ощупь. Так где-то в глубине земли зарождается родник, несет воды по глухим подземным коридорам и вдруг вырывается к свету. Звонкий, чистый. Льется, не уставая, превращаясь в реку. Широкую, неудержимую, мощную… Пела легко, раскатисто: «Ой, пропадет, он говорит, твоя буйна голова…»

И вдруг голос стал тихим, невыносимо щемящим, нежным вроде мать над колыбелью баюкает дитя – любимое, желанное…

Слонов прикрыл рукой намокшие ресницы. Ему было неловко за внезапную сентиментальность. Сколько прошло мимо его ушей претендентов всех мастей и голосов… Да как же так! Он резко поднялся и вышел из комнаты.

Растерянная Нинка смотрела в проем распахнутой двери. Она ждала вердикта.

Оставшиеся двое переглянулись, коротко пошептались.

– Можете идти. Мы вам позвоним, – женщина приподняла очки, возможно, желая лучше рассмотреть обладательницу слезных чар.

Нинка простилась и вышла. Вернее выбежала, яростно проталкиваясь сквозь толпу. Она уже жалела, что поддалась на уговоры и приперлась в этот балаган тщеславия и зависти.

Дора доедала второе пирожное, когда в кафе появилась Нинон. Намокшая – как всегда забыла зонт! – потерянная…

– Выпью, замерзла, – чашка с чаем зажата в руках, бледные пальцы не ощущают жара.

– Пей, конечно, я сейчас еще закажу. Как? Как прошло? Что Слонов сказал?

Нинка немного успокоилась, согрелась. Опустила чашку.

– Я спела. Но никто ничего не сказал. А Слонов твой вообще ушел…

– Ушел? – недоверчиво переспросила.

– А что ты пела?

– Да не стала я Ваенгу… Я русскую спела – «Ой, да не вечер»…

– И что?

– Сказали, перезвонят.

– Странно… Мы ж вне конкурса шли… Может мне набрать Слонову? Пусть скажут, что там по тебе решили. Берут или что… – Дора наливает из чайника в чашку и заботливо подвигает к Нинке пирожное. – Поешь сладенького, полегчает.

Нарядное пирожное – в розовой мастике, с клубничной шапкой, приторное и вредное – пропадает в считанные секунды. Нинка запивает его чаем, и взгляд ее светлеет.

– Хорошо, что ту хламиду не купили. Хотя денег жалко… Я, пожалуй, попою в «Шахерезаде». Мне Тариэл обещал три за вечер и чаевые, – она скребет пустое блюдце. На ложке остается розоватый след мастики.

– Какая «Шахерезада»! Ты в уме, нет?! – возмущенно и даже зло протестует Дора. В руках ее телефон. – Я звоню Слонову!

– Звони, – безразлично машет головой.

Очередь за окном не становится меньше. Кажется, что она приросла хвостом еще на сотню метров. Тонким, безнадежным…

Дора тараторит в трубку. Губы резво шевелятся, но Нинка не может разобрать слов. Уши ее прикрыты ладонями, локти на столе, а взгляд через голову – за стекло. В темную очередь.

«Слонов, Слонов! – спустя несколько секунд энергично шепчет Дора, делая ужасные гримасы. – Тебя хочет! Поговори!»

Она берет трубку молча слушает. На лице ни единого знака, чтобы определить настроение. Наконец Нинка бросает краткое «да» и возвращает телефон.

– Что? Что сказал?

– Сказал, что поражен… Что пела я не связками. Душой пела… И вообще – меня берут… – шепчет, пугаясь собственных слов, и закрывает лицо руками. Под ладонями непонятно, смеется она или плачет от радости.

– Аааа! – приподнявшись, Дора тянется через стол, отнимает руки. Нинка корчит ей забавную рожицу и обе хохочут. Ах, какая теперь жизнь начнется! Какая жизнь! Нужно срочно покупать платье! То, пепельное…

В магазин отправились немедленно. Стеллажи и полки обшарили с тщательностью опергруппы, выехавшей на место преступления, но, увы, тщетно. Подруги заглянули и в детский, и в мужской отделы. Проверили корзины для белья, обследовали эмалированные ведра, рюкзаки – пусто.

Уставшая, отчаявшаяся отыскать свой концертный наряд Нинон плюхнулась на банкетку возле полок с обовью, стянула с ноги кроссовок и попыталась сунуть отекшую ногу в сплетенную из тонких замшевых ремешков босоножку. Надела другую, потопталась возле напольного зеркала.