Глава 1. Движение вверх

Притча

Как-то иностранный турист посетил знаменитого старца и с удивлением обнаружил, что его жилище состоит лишь из одной комнаты, уставленной иконами и книгами.

Стол, лавка – вот и вся мебель.

– Где же твоя мебель? – удивился иностранец.

– А твоя?

– Моя? Но я здесь проездом. Я турист!

– И я тоже, – ответил старец.

***

Будущей  послушнице

(Посвящение А.)

Нерешительный искусник

Всё сомненья немощь грызли:

 Бросить мир? Начать – Сначала?

Бледный лоб сокрытых мыслей.

Выход в чёрное. На белом

Имя новое напишет,

Со Христом соединившись,

Полетишь над талой крышей.

Дрожью колокола грянешь!

Око, сердце, воздух, скулы

Зажимает перекрёстом.

Век отмершего отмерян.

***

До монастыря я как-то не задумывалась над семантикой слова «подвижник». Всему приходит своё время. И однажды, пробегая из одной части монастыря в другую по важному послушанию, я услышала от встречной бегущей сестры неунывающий возглас: «Движение – жизнь!»

Эврика! Вот оно! Подвижник – значит движение! Движение: двигаться, стремиться, изменяться, лететь на огромной скорости! Не оставаться на одном месте, не застревать!

А как быть монаху, который изо дня в день трудится в иконописной мастерской или шьёт облачения? Где сокрыто его движение? Но ведь и он, внутри своего сердца, незаметно для окружающих, летит и меняется. Движется к

Царству Небесному или прочь от него, чтобы совершить духовный кульбит («упал, отжался, встал») и вновь войти на нужную орбиту. Его порыв к Господу порой вспыхивает маяком на скале или, напротив, тлеет, подобно угасающему угольку. «Ни минуты покоя, ни секунды покоя!», – повторяю я вслед за «Весёлыми ребятами». Сам собою сочиняется «девиз подвижника»:

«Будь собран, бодр и весел! Как зря ты нос повесил!

Молись, трудись, расти! Нам к Счастью по пути!»

***

Жизнь по вере – это непрестанное общение с Автором нашего мира, с Его Пречистой Матерью, с ангелами и святыми. И, конечно же, Сам Господь присылает нам встречи с людьми. Иногда, в особо многолюдный день, бегу по монастырю и радуюсь – Господи, скольких сегодня Ты к нам привел! Пусть люди почувствуют Твое присутствие! Пусть душа их ощутит красоту!

В древних стенах обители заключена какая-то тайна безвременья. Мы, сестры, опытно знаем, что молятся за нас не только святые, но и предыдущие поколения монахов, ведь монастырь построен их крепкими мужскими руками. Среди братии было немало подвижников, чьи косточки мы невзначай откапываем; держишь в руках или золотистую кость, или часть черепа и вспоминаешь цитату, размещенную над входом в костницу афонского Пантелеимонова монастыря:

«Мы были такие, как вы, а вы будете такие, как мы».

***

В 19 лет я попала в мой монастырь вместе с подругой. Узнав, что древний город, назовем его Крестовск, готовится встретить юбилей, мы решили заехать на пару дней, остановившись в какой-нибудь обители.  Поезд  высадил нас в 2 часа ночи на низкой платформе вокзала, и до рас- света мы дремали в зале ожидания под звуки сериала «Сталин life» на канале НТВ. Наконец, в 6 утра мы выдвинулись пешком в монастырь, сверяя свой маршрут по старой советской карте. Романтика, да и денег в обрез. Студенческая бедная пора.

В джинсах и футболке с надписью «Алиса», в вязанной разноцветной шапке и немыслимых кроссовках шла я вместе с подругой Дашей по городу и его и деревенским предместьям.

Пятница, 27 августа 2010 года, врезалась мне в память поминутно. В то время, как сёстры в монастыре на полунощнице уже пели тропарь преподобному Феодосию Киево-Печерскому.

– А ведь преподобный Феодосий юношей тоже шёл в будущую Киевскую Лавру пешком, ты знала? – спросила впоследствии Даша.

Рассвело. У меня зародилось чувство, что в этом городе я проведу значительный период жизни, если не всю её. Проходя мимо спящих домов и их обитателей, я думала о том, что, возможно, за этими или теми окнами спят мои будущие друзья и знакомцы, ученики.

Мы шли по советской части города. Но амбары, заводы, дома культуры, обшарпанный вход в парк не мешали мне ощущать сокрытую старину Крестовска. Мой жизненный опыт был невелик, и я смотрела вокруг во все глаза с радостным ожиданием.

Мы прошли по мосту через реку, вглядываясь в очертания Монастыря, видневшиеся в утреннем тумане. Его невозможно было не узнать и не увидеть издали.

Мы решили спуститься с моста и пойти через деревни напрямик. О, это была незабываемая прогулка!  На  пути нам встречались буераки, ямы и канавы. Наши чемоданы буксовали в грязи, на третий час пути сломались колёсики. Заспанный деревенский пастух гнал на прогулку козочек. Из-за заборов свешивались ветви яблонь и слив и слышались кое-где голоса полусонных дачников, слушающих программу «Доброе утро!».

Выйдя на просвет, мы увидели свозь кусты в восьмистах метрах от себя громадину монастыря. А забор всё тянется. Захотелось зайти там, где ходят люди, официально, а не с чёрного хода, и мы зашагали дальше по обнаруженной нами сельской дороге. Идём уже десять минут сквозь перелесок, не обнаруживая никаких поворотов. Странно. Кажется, что мы уходим всё дальше и дальше.

Свернув, наконец, влево по наезженной колее мы заметили асфальтированную аллею и перекрёсток. Вдалеке привиделось что-то похожее на забор. Отмахали мы, оказывается, лишний километр, две юные мечтательницы!

Как-то не похож был вход в обитель на широкие праздничные ворота, которые я видела в других монастырях. Несолидно, больше на какое-то советское учреждение похоже: на базу оптовую или шиномонтажную мастерскую. Это точно вход или снова обходить?

Подумав несколько секунд, мы перекрестились и вошли… в своё будущее. Впереди нас ожидало ещё окончание университета, но про него думать в тот момент не хотелось. Перейдя черту, мы одновременно почувствовали, что пришли домой и отсюда, из этих стен, никуда не денемся.

Глава 2. Призвание

«С ранних лет мое отношение к человеческой жизни полностью совпадало с августинианским постулатом предопределенности. Несмотря на все бессмысленные, тщетные сомнения – а они продолжают терзать меня и поныне, – я ни разу не отклонился от своего детерминизма, почитая любые колебания за духовный соблазн. Можно сказать и так: мне вручили меню, в котором значился перечень всех моих бед, еще до того, как я научился читать. Оставалось лишь повязать салфетку и садиться за стол». Юкио Мисимо «Исповедь маски»

«Господь начертал дорогу для каждого человека в мире, остаётся только найти её. И суметь прочитать то, что прописано именно для тебя». Паоло Коэльо «Алхимик».

***

Не могла я не прийти сюда. Не пришла бы – не родилась. Мы стоим у входа в монастырь,  и  я  потянула  на  себя ручку боковой входной двери, расположенной рядом с во- ротами для транспорта. Дверь поддалась, впустила нас, и мы шагнули вперёд. В свой дом, в свою колыбель, в свою духовную академию, в свою семью. Мы шли через центральную проходную, отделяющую мир от монастыря и передо мной пролетела вся моя девятнадцатилетняя жизнь.

***

10 августа 1988 года. Тельце увезли в морг, его так и не увидела оглушённая болью и страхом девчонка. Она ещё металась в забытьи, в галлюцинациях, под наркозом, когда врач извлёк из её утробы задохнувшегося ребёнка.

«Не надо ей это видеть», – осипшим голосом произнес кто- то в белом халате, и то, что было задумано стать человеком, унесли. А за девчонкой в полусне гнались черные тени. Она бежала по улицам и паркам, по скверам и площадям и прижимала к себе крохотную душу. Не успела. Отняли.

Вырвавшись из страшной реальности, она ощутила режущую боль, холод и влагу, шум. Плакали новорожденные младенцы. Шептались над ними их матери. Оля протянула руку и нащупала стерильную люльку рядом с собой. И поняла, что больше ничего не будет.

Мать и муж встретили её буднично. Новые пелёнки и кроватка – первое, что она увидела, переступив порог. Почему их не убрали? Подкосило. Забыли. Витя чмокнул неловко, принёс воду из уличной колонки, наколол дровишек. Вера затопила печь и укутала озябшую доченьку старым шерстяным одеялом, принесла клюквенный морс…

Проходили дни. Девочка научилась  переключать мысли, давая сердцу короткий отдых. А после, отвернувшись в угол, вновь билась в истерике. Доктор предупредил: «Забудьте теперь про детей надолго». Она молчала часами, оставаясь в старом доме в одиночестве. Зрелость и мудрость матери, молодость и ласки мужа не могли залечить рану не воплотившегося материнства. Не могли вернуть малышку. Она её даже не увидела. Маргарита, «жемчужина» – так хотела назвать она свою деточку. На полке пылится книга. Почему она её не читала никогда? Это же прабабушкина дореволюционная Библия. Читанная-перечитанная, намоленная. Забралась в кровать с ногами, обернулась в плед. Взяла в руки, стала листать. В душу вернулся мир.

***

Через два года, осенним утром 1990 года, черный запорожец, прозываемый «гробом», без глушителя, мчался по спящему Ленинграду с окраины в Центр. Три ближайших от Володарки родильных дома оказались закрыты. Схватки начались с вечера, но ехать было решено, когда станет совсем уж невмоготу. Сонный папка завёл "кабриолет" и так началось моё первое путешествие по дорогам земной жизни. Я появилась на свет в знаменитой питерской Снегиревке – родильном доме на улице Владимира Маяковского в день памяти святителей Московских, в четверг 18 октября в 5 утра 20 минут. Акушерке очень хотелось курить. Она просила Олю немного потерпеть, не рожать  так быстро. Когда меня обмыли и показали мамочке, в её голове зазвучало только одно слово: монахиня. А затем это слово забылось, и лишь только когда я в 14 лет заявила, что непременно уйду в  монастырь,  мама  Ольга  задумалась,  вздохнула и улыбнулась: «Благословляю, ты для этого родилась».

– Я молилась тогда, держа в руках прабабушкину Библию, – признавалась мамочка, – молилась впервые в жизни Господу о том, чтобы он дал мне дитя. «Как Иоаким и Анна, дождавшиеся на закате лет утешения, стали родителями Божией Матери, как Анна пророчица, родившая Самуила, получила просимое: так и меня услышь, Господи! Дай ребёночка. А я его посвящаю Тебе. Я его Тебе отдам».

***

Меня крестили в 1992 году, в петергофском соборе святых Петра и Павла, вместе с полусотней орущих младенцев и скучающих взрослых. Перед уходом в монастырь я впервые после своего крещения вновь вошла в этот храм ощутив особенную благодать и душевный подъем.

***

С 13 лет каждое воскресенье я смотрела на образ Крестовской Богоматери, привезённый моим духовным отцом и наставником  из паломнической поездки. Большая икона в деревянной раме под стеклом стояла на видном месте в классе воскресной школы, и мы всякий раз начинали урок с молитвы Господу и Божией Матери. Однажды я взяла эту икону в руки и не смогла её удержать. Батюшка улыбнулся: «не спроста».

***

И вот мы в монастыре. Сосны и трава в половину моего роста. Где-то в отдалении золотом горят купола. На скамье под дубом сидит с закрытыми глазами монахиня в клобуке и рясе, перебирает чётки.

– Простите, мы приехали дня на три, хотим пожить, потрудиться!

Матушка открыла глаза, доброжелательно посмотрела на нас и неспешно достала из недр облачения кнопочный мобильный телефон «Nokia». Я уже бывала в монастырях и знала, что монахи и монахини пользуются современными технологиями,  оставаясь при этом духовными людьми. Ну и что – телефоны! Подумаешь, нашли чем смущать! Видно сразу – территория огромная, не набегаешься.

– Сестрички, – ласково обратилась к нам монахиня, поговорив с кем-то, – поднимайтесь в горку направо и идите в гостиницу, там вас встретят. Скажите, что вас благословила мать благочинная. В тот момент мы подумали, что перед нами и была монахиня, исполнявшая непонятную должность. Первые дни, встречая её на богослужениях, мы были уверены, что это и есть благочинная, из-за чего несколько раз попадали в курьёзные ситуации.

Поднялись в горку и увидели паломнический корпус. По дороге нам встретилась тоненькая приветливая сестра с велосипедом, инокиня Маркелла, она проводила нас до гостиницы. Звонок на руле весело тренькал. Нам показалось, что эта монахиня – ангел во плоти. Тоже самое мы думали первые недели пребывания в монастыре обо всех насельницах (продолжаем думать так и сейчас, спустя много лет). Уже через час мы  с Дашей мыли пол  в  храме. Я  пребывала в состоянии культурного шока. У меня не было слов, способных описать  первые впечатления от  увиденного в обители. Это рай! Я нырнула в свою стихию. Я задышала. Во мне забилось новое сердце.

Войдя в великолепный Летний собор, мы увидели следующую картину: хрупкая послушница стоит на пожарной лестнице гигантского размера и проворно протирает лампочки на центральном необъятном паникадиле. Внизу по храму летает необыкновенной красоты молодая, статная монахиня. Она переносит вазы с розами и лилиями, ставит их на подставки перед иконами.

Мы приложились к мощам, представились монахине Ольге, а это была именно она, сказав, что нас направили на помощь, и тут же были отправлены под храм за вёдрами. Натирая полы, мы параллельно рассматривали фрески, иконы, монахинь. Всё для нас было внове.