– В том-то и беда, что искать меня не будут. Даша, давай, прервемся.

– Ну, хоть откуда ты?

– Есть такой известный каждому интеллигентному человеку в нашей стране город – Урюпинск. Слышала?

– А есть еще Мухосранск. А в Урюпинске я была. Там раньше стояла танковая дивизия. Мой двоюродный дядька генерал ей командовал. Могу сказать только одно: исключая моего дядьку и его жену, держать вилку в левой руке, а нож в правой умеют там от силы человека три. Да и на казака ты не похож.

– А там живут казаки? Не знал. Как ты сказала: Мухосранск? От него на северо-запад, как раз будет город, из которого я приехал. А причина… причина банальна: меня подставили.

Он как-то так это сказал… в тональности мелькнуло нечто, некий скорбный флер. Будто бойкое вранье превратилось в проникновенную легенду, как только автор поведал о себе страшную для себя самого правду.

– А у тебя дядька точно генерал?

– Он давно на пенсии. Меня к ним мама один раз на лето отвозила. Я еще маленькая была.

– И как там, в Урюпинске?

– Пыльно.

Даша выбралась из кресла, отнесла, сполоснула и поставила в шкаф антикварную чашку, зашла в ванную и открыла кран. Все время пока набиралась вода, она просидела на бортике ванны. Разговор с Сергеем отравил что-то внутри. Расхотелось продолжать.

А что, – спросила она себя, – было бы лучше, окажись он замешанным в криминал? И вообще, ты непростительно распустилась. Разнюнилась. Два года жизни на периферии нормальных человеческих отношений, кажется, должны были закалить, нарастить шкуру, что бы никакие сантименты не пробивали. Есть жизнь, а есть книжки, в которых про нее все врут. Вот и живи себе: утром работа, вечером – бабский романчик в мягкой обложке. Все остальное – лишнее.

А по утру Даша проснулась, лязгая зубами. Пока лежала, закутавшись в пуховое одеяло, все казалось нормальным. Но стоило выбраться, моментально замерзли плечи и нос. С вечера она не стала добавлять отопление. За ночь в природе произошел отрицательный сдвиг. Сплошная серость за окном – что сверху, что снизу – сменилась тусклой белизной. И нешуточной стужей.

Сунув ноги в теплые тапочки и закутавшись в халат, она побежала в бойлерную. Гость спал, с головой накрывшись одеялом. В довольно просторном холле было еще холоднее чем в спальне. И сыро. Стены не успели как следует просохнуть. От них несло стылостью.

Термометр на панели котла отопления показывал двадцать пять градусов. Вчера этого было вполне достаточно для комфорта, сегодня – только чтобы не замерзнуть. Не дрогнувшей рукой Даша перевела стрелку на цифру пятьдесят. Со счетом за газ в конце месяца она рисковала вылететь в трубу, но мерзнуть, кутаться в три кофты и греть руки о чашку с чаем, как в прошлом году – больше не собиралась.

Весь предыдущий год прошел под очень большим и очень вопросительным знаком надежды. Достроит, не достроит, успеет сделать крышу, не успеет, проведет отопление, не проведет? Успела, достроила, провела. А свист в карманах – дело привычное. Она перетерпит трудные времена, как уже бывало, и заработает.

– Мне мерещится, или стало теплее? – спросил Сергей из одеяльного кокона.

– Угу. Вылезайте.

– Что за бортом?

– Зима.

Двор занесло. На газоне лежал пухлый сугроб. Дорожка напоминала блестящий поток замерзшего молока. К этому бы светопреставлению, да солнышка! Но в небе оставалось тускло, а над землей завывал ледяной ветер. Соседский банан, который еще вчера выстреливал из-за забора фонтан листьев, исчез – замерз, сложил крылья в неравном бою с морозом.

– И чем это нам грозит? – поинтересовался гость, высовывая из одеяла нос.

– Вам – ни чем. А мне пора на работу.

Даша нашла трубу и позвонила в регистратуру. Два вызова оказались рядом, на соседней улице, еще два – ближе к центру. Добраться туда по обледенелым горкам без посторонней помощи было невозможно. Хорошо, что у нее давно и прочно сложились отношения с МЧС. Шеф спасателей выслушал ее причитания, поговорил с ребятами и велел выходить. По вызовам она поедет на вездеходе.

За рулем сидела Ванек. Даша вскарабкалась на высокую обледенелую ступеньку, и почти ползком забралась в кабину. Ванька и не подумал помочь, дождался, пока Даша заберется, поржал над ее неловкостью и двинул машину на разворот.

– Злой ты, Ваня, – констатировала Дарья.

– Неа. Я справедливый. Ты бы видела, как я на твою горку пер. Все, думал, прындец, снесет к епоной матери. Еп – тыть! Держись!

Махина военного газона не поехала, а заскользила по крутой наклонной плоскости, помаленьку набирая скорость. Даша зажмурилась. Они точно разобьются. Высокий каменный забор впереди станет ее последним пристанищем.

Она до онемевших пальцев вцепилась в скобу на передней панели, и, когда катастрофы не последовало, даже немного удивилась. Машина вырулила из узенького переулка на обледенелое, но уже присыпанное песочком шоссе.

– Боисся? – ехидно поинтересовался Ванек.

– Боюсь, – честно призналась Даша.

– Так отказалась бы. Ваши ни один сегодня на работу не вышел. Все по домам сидят. Ты одна у нас, мать, героиня.

– Мне никто не сказал… а теперь уже все равно.

– За что я тебя люблю, так это – за покладистость.

Даша постоянно и неизменно отказывала Ваньку во взаимности. Тот по началу удивлялся, а потом устроил из своих притязаний что-то вроде куриных гонок – не догоню, так согреюсь.

– Я тебя тоже люблю, – торопливо согласилась Даша. – Останови за поворотом. Подождешь?

– Если Палыч по авралу не погонит, дождусь. А, может, поедем ко мне? Банька, там… то, се…

– Тогда можешь не дожидаться. Дальше я как-нибудь сама.

– Ну шо ты сразу в бутылку лезешь? Я ж так – по-дружески.

Даша неловко совершила обратный маневр и свалилась на оледенелую дорожку.

– Не убилась? – донеслось из кабины счастливое ржание Ваньки.

– Да тебе-то что! – она кое-как встала на ноги, стиснула зубы и посеменила на вызов. Побаливал ушибленный локоть. Ноги разъезжались.

Все коллеги, оказывается, дружно засели по домам. Она одна такая правильная. А на планерках, что ни понедельник заведующий отделением обязательно либо делал замечание, либо вообще выговор. Даша по началу отбрехивалась, потом сообразила, что это стиль руководства: найти козла – в данном случае козу – отпущения и демонстрировать свою власть. При том, что сам начальник являл пример туповатого, жадного, молодого карьериста. Будучи лет на семь моложе Дарьи, он не упускал случая указать ей кто в отделении хозяин, хотя толком ни кардиограммы ни рентгенограммы прочитать не мог.

Больной оказалась бабушка слегка за восемьдесят. Первым делом она сообщила Дарье, что вызывает милицию.

– А что у вас случилось?

– Это у вас случилось! – заорала глухая старушка. – Я когда врача вызвала? А вы когда пришли?

– На улице гололед, – попробовала успокоить ее Даша. – Добираться трудно.

– Я вам устрою! – Не сдавалась бывшая фронтовичка. – Я вам на работу напишу, чтобы вас пропесочили, как следует.

– Что у вас болит?! – тоже заорала Дарья.

– А ты на меня не кричи! Моду взяли, кричать. У меня все болит. Голова болит, ноги болят, спина болит…

Было бы странно, если бы у тебя ничего не болело, – про себя огрызнулась Дарья, присела за стол и достала из сумки фонендоскоп, тонометр и книжечку рецептов. Даша выслушала еще вполне крепкое старушечье сердце и померила давление. Пациентка результатом оказалась недовольна и опять понесла медицину по кочкам. На крики из кухни вышел внук Валентины Макаровны. Он был ровно в два раза моложе бабки, и трезвым его Даша пока не видела.

– Че орешь? – спросил он бушующую родственницу, почесав грудь под синей линялой майкой. – Слышь, докторша, она таблетки от давления потеряла. Выпиши рецептик. И мне чего-нибудь.

– Ей – вот. – Дарья протянул заполненный бланк. – А вам в любом магазине без рецепта дадут.

– А-ха! – оценил шутку внучок.

Пока Валентина Макаровна рассматривала рецепт, Даша быстро оделась и пошла к выходу. На улице оказалось хорошо и звонко. После вонючей влажной духоты захотелось вдохнуть поглубже, чтобы выплюнуть потом грязный воздух.

– Ну, – спросил Ванек, – куда дальше?

– Улица Коммунальная. Залезем?

– Начало или конец?

– Дом номер три.

– В легкую.

По указанному адресу проживала вполне себе дама. Но врач понадобился не ей, а мужчине.

– Это мой брат. В гости приехал, а полис дома забыл, – пояснила Раиса Карповна, потряхивая пережженной рыжей химией, – Вот мой полис. Лечите по нему.

– Так нельзя, – отказалась Даша. – Если нет медицинского полиса, давайте номер паспорта. Я потом по базе данных пробью.

– Нет, вы только на них посмотрите! – начала ни с того ни с сего возмущаться хозяйка, – моего полиса им мало. Так и скажите, что денег надо. Только и умеете, что бабки тянуть из людей.

– Рая, – позвал мужчина, присаживаясь в кровати, – она права.

Квадратные плечи, темная майка, коротко стриженая голова, крутой лоб и черные буравчатые глаза. Чисто выбритые щеки больного полыхали. На висках блестели капельки пота. Даша разглядела темные разводы на майке.

– Кашляете? – спросила она, проходя к пациенту, этому по крайней мере действительно нужна была помощь. – Снимите майку, я вас послушаю.

Все время пока Даша производила необходимые медицинские действия, Карповна буквально дышала ей в затылок.

– Доктор, – предупредил пациент, – я не переношу… – и назвал весьма экзотический препарат.

– Хорошо, я не стану вам его назначать. Тем более, в наших аптеках его скорее всего нет. Вот. Будете принимать по две таблетки четыре раза в день. А с завтрашнего дня еще и это. Теплое питье, малина, мед. Дня три, думаю, и вы поправитесь.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Больной тяжело завозился, устраиваясь в постели, а Даша под гробовое молчание хозяйки дома оделась и вышла вон.

Ей стало противно. Весьма состоятельной Карповне, оказалось невмоготу заплатить врачу. Выпроводив доктора, дамочка, поди, в пляс пошла от радости, что так ловко вывернулась: и брата полечила, и деньги целы.

Плюнь, приказала себе Дарья, ты обязана помогать. Это – главное. Самое смешное, что такая мысль не была рисовкой. Доктор Горчевская действительно так считала. Когда прессовало начальство, когда хамили пациенты, когда ежемесячно снимала в банкомате зарплату, которая больше походила на оскорбление.

Она сегодня помогла по-настоящему больному человеку – уже хорошо.

– Закругляемся, – сообщил Ванек, как только Даша распахнула дверь кабины. – Палыч вызывает. В ауле кому-то рожать приспичило. Скорая не пройдет. А-то поехали с нами?

– Ню, ню, ню! У меня еще два вызова. Но рядом с домом. Обратно, откуда взял, увезешь?

– Забирайся быстрее, кабину выстудишь.

Неповоротливый газон задом выпятился из улицы Коммунальной, гулко развернулся и покатил в сторону дашиной горки.

– Шо, Райка заболела? – поинтересовался Ванек.

– Брат. У такой… дамы и такой приличный родственник оказался.

– Да какой родственник! Бич! Она его осенью наняла на работу, и, гляди, прижился!

– А ты откуда знаешь?

– У меня сеструха рядом живет. Она все про всех знает. Никакой это не брат. Она его кормит, а он ей отрабатывает. Ха-ха! Смотри, врача вызвала. Об саму-то только поросят колотить.

Ванек был веселый, светловолосый, простецкий, хитроватый и, в общем-то, добрый. Он не пил, за что высоко ценился начальством, хозяйственно прибирал к рукам все, что плохо и даже не особенно плохо лежало, имел мастеровые ухватки… то есть являлся мечтой любой местной девицы от пятнадцати до пятидесяти. Гулял, конечно. Но, как говорят: не мыло – не сотрется.

– А может, я к тебе вечерком заскочу? – поймал он Дашу за руку на прощание.

– Я тебя умоляю! Сказано же, отвянь! Давай любить друг друга на расстоянии? Все. Пока. Мне работать надо.

– Подумай! – не обидевшись, прокричал ей в след водитель, сорвался с места и газанул на выезд.

Последние два вызова прошли под слаженное бухтение стариков на погоду, цены, и плохих врачей. Ничего нового. Даша привычно выписывала рецепты и давала советы, которым никто не собирался следовать. Ну, в самом-то деле! Разве заставишь соседа Ивана Христофоровича, принимать два раза в день контрастный душ, или заниматься дыхательной гимнастикой? У дедка по имени Дядь Вань вообще было особое хобби: в летную погоду он с утра выкатывал со двора тачку и шел по местным помойкам. В, поселке не то что в больших городах, они не были распределены между бомжами. Дядь Вань в трех ближних кварталах был их единственным распорядителем и владетелем. Добычу он вываливал возле дома, а когда куча вырастала вровень с забором, несколько недель заботливо сортировал и раскладывал все, что накопилось по отдельным кучкам. От Даши он неизменно требовал таблетку от артрита. Нет таблетки? Да пошла ваша медицина! Только деньги брать умеете. При всем при том, что Даша ни гроша с него не брала и даже намеков никогда не делала. Что значит агитация и пропаганда! Насмотревшись телевизора, дед готов был обвинить ее во всех грехах вплоть до изъятия органов.

Даша быстро разобралась с обоими и побежала в магазин. Там она полюбовалась на пышные седые кудри дяди Пети, который, по-прежнему в одиночестве скучал за прилавком, подобрала остатки съестного с полок и уже за дверью поймала себя на мысли, что торопится домой. Перед глазами тут же встало красноватое широкое лицо Раисы Карповны – хваткой бабы, собственницы и скупердяйки – и крутолобая голова ее примака с внимательными воспаленными черными, похожими на провалы в другую вселенную, глазами.

Подобрала, пригрела. Она его кормит, а он ее… ха-ха!

Даша постояла, сообразила, что готова разреветься, одернула себя и тяжело потащилась в горку, стараясь попадать ногами на чистые плешки асфальта, с которых выдуло снег. На самом верху уже начало подтаивать.

В прежней жизни бывали длительные морозные периоды. Однажды дней десять стояло ниже сорока. Но там мороз воспринимался как нечто естественное, неотъемлемое и обязательное. Здесь плевая по сути температура вгоняла в стресс, оказывается, не только разнеженных местных, но и ее. Вон и таять уже начало…

Нога подвернулась на ледяной корке, и Даша, махнув сумками как крыльями, рухнула носом вниз.

За калиткой ближнего забора раздалось скрипучее карканье с присвистом. Соседка высунула нос в щель и продолжала хихикать, пока Даша поднималась с четверенек и собирала, разлетевшиеся продукты.

– Морду разбила? – тявкнула бабка напоследок и хлопнула дверью.

Всю оставшуюся до дома дорогу, все тридцать шагов, Даша, стискивала зубы до ломоты в скулах.

Ну, упала. Подумаешь. Подумаешь!!!

– У тебя кровь!

Сергей стоял за дверью. Наверное, спустился, как только увидел ее в окно.

– Уйди! – сквозь зубы выдавила Даша. Звуки получились до странности похожими на скрежет железа по железу. Или они так отдавались в голове? – Уйди куда-нибудь с глаз. А лучше вообще!

– Хорошо, – холодно согласился Сергей. – Как только растает, я исчезну.

И, не оборачиваясь, удалился по лестнице. Дарья сначала прислонилась, а потом и вовсе сползла по стене. Ее колотило.

За что ее обижают? За что на нее сегодня наорали, оболгали и обвинили? Почему с таким удовольствием смеялась гадкая бабка?

Как хорошо было, пока в доме не появился посторонний человек. Можно было забиться в угол и плакать, да хоть выть в голос, пока не пройдет, и постепенно все забыть. Одной легче. Перед посторонними следует выглядеть. А ей не хочется! У нее просто нет на это сил.

– Ну-ка поднимайся.

Даша уже не тряслась. Просто сидела на полу с закрытыми глазами, смотрела во внутреннюю тьму.

– Вставай. Давай курточку снимем. Ты где поцарапалась? И коленку разбила. Скользко, да?

У нее не осталось резерва, чтобы его еще раз прогнать, заткнуть, выключить, чтобы не подходил, чтобы дал пережить внутренний раздрай.

– Пошли, пошли. Забирайся в ванну. Пока ты оттаешь, я поесть приготовлю.

Холл и распахнутая дверь ванной комнаты косо поехали в стороны. Слез не было. Случилось короткое, судорожное искажение пространства. Потом дверь приблизилась. Даша не сразу поняла, что она уже на пороге. Дверь закрылась. За спиной клацнула защелка. В ванне парила вода.

Одежда поползла на пол. Брюки на коленке прорвались. Край дыры испачкался кровью. Даша перешагнула через бортик и, не чувствуя боли, опустилась в воду.

И неподвижно лежала. Вода остывала, Дарья открывала кран, поджимала ноги и добавляла кипяток, пока не стало ясно, что беда миновала, кризис преодолен, сделался смешным недоразумением.

– О, живая. А я уже прикидывал, как буду объяснять полиции твое самоутопление в ванне.

– Не дождутся, – сварливо заявила, укутанная в халат и полотенце Дарья. – Еда где?

– На кухне. Ничего, что без крахмальных салфеток? Устриц тоже нет.

– Безобразие!

– Любишь гадов? В смысле морских?

– Терпеть не могу.

– А что ты любишь?

– Жареное мясо на косточке, сыр, виноград и красное вино.

В прошлой жизни Витюша гастрономические предпочтения жены считал чистым плебейством. Питаться следовало исключительно вегетарианской пищей, дополняя стол изысками японской кухни виде суши и сашими.