Глава 2

Эд

– Господин сын мой, мы с Вашей матерью, намеренны, серьезно с Вами поговорить.

– Слушаю, господин отец мой.

– Эдвард, Вам лучше присесть.

– На долго?

– Эдвард, Вы невыносимы. Неужели трудно, минуту посидеть спокойно?

– Не утруждайте себя, мадам, у него шило в заднице. Сядь! И так: Вы нас покидаете.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас я кликну палача с розгами. Вы с ним дня три уже не виделись. Обещаю Вам незабываемую встречу, если Вы тотчас не успокоитесь. Разговор действительно серьезный.

– Я весь – внимание. И даже присмирел.

– Мы намерены послать Вас в университет.

– Я не поеду.

– Не обсуждается!

– Но я не хочу!

– Ваши желания остались за порогом совершеннолетия, Эдвард. Вчера Вам исполнилось шестнадцать, с сегодняшнего дня придется соответствовать.

– Господин муж мой… может быть, нам действительно отложить разговор. Я боюсь…

– Мадам, Вы непозволительно избаловали нашего младшего сына. Ничего с ним не случится. Удар его уж точно не хватит. Не закатывайте глазки, юный лицедей, со мной этот номер не пройдет. Вы едете. Можете рассматривать это как приказ. Единственное, что я могу Вам позволить – выбор университета. Убрейя: управление, культура, политология, экономика, психология. Сарагон: химия, физика, математика, медицина, древняя и естественная история. Чем Вы хотите заниматься?

– Ни чем!

– Палач!

– Господин, муж мой, может быть, дадим ему подумать?

Шак ушел первым. Эд еще повалялся на травке, погрыз травинку, искоса наблюдая за девочками. Так и льнут к Сашке. А тот в книжку уткнулся. Гр-рамотей! Ну, да пусть его. Может, и правда чему научится.

Это я – со зла, – самокритично подумал Эд, – не иначе. Чего я вообще к нему привязываюсь? А того – кот, и все! Антагонизм.

Эд перевернулся на спину, раскинул руки, вприщур рассматривая небо. Бездонно, сине и безмерно. Так бы и лежал. Однако сам первый засуетился, первый почуял, что недалеко колготятся военные. Следовало разведать: кто такие.

Он легко поднялся, будто взмыл и канул в лесу. Ни одна веточка не шелохнулась; и понесся, лаской проскальзывая в редкие просветы сплошной зеленки. Подпрыгнул, сорвал листок. Просто так – засиделся в телеге. Ноги, пританцовывая, несли сами.

Люблю бегать. Да, я – собака. С-с-собака! Р-раз – перескочил через высоченный пень. И дальше, дальше. Заорать бы сейчас, завыть от полноты жизни. Пусть пичуги со страху обгадятся, а наземные братья меньшие попрячутся. Но это, пожалуй, лишнее. Лесной-то народ попрячется, а войсковой? Те как раз попрут на крик. Стезя у них такая. Услышал неуставной шум, топоры наголо, и вперед. К тому же, они недалеко. Справа, определил Эд. Рядом вода и дорога. Остановились в непосредственной близости от тракта. Зачем им в чащобу? В чащобе боязно. По опасному ничейному лесу только такие закоренелые как Эдвард Дайрен шастают.

А ведь когда-то он по этому тракту уже путешествовал. Теперь бы вспомнить рельеф и сообразить, с какой стороны лучше подбираться к кордону. Не выходить же к ним открыто. Я, мол, спросить интересуюсь: не меня ли ловите? Парни, конечно, встанут на вытяжку, топоры – на плечо: «Рады стараться, Ваше, и т.д. – конечно, Вас!

Нет, торжественная встреча ему на фиг не нужна. Лучше тихонечко, огородами, балочками… даже если придется ножки замочить. Они на ручье остановились под скалой. Поблизости другой воды нет.

Скала – одинокий монолит. «Ухо» называется. Интересно, они знают, почему ее так назвали? Если знают, – плохо, – будут сидеть немтырями. Другое дело, если не знают. Тогда можно тихонько подкрасться, залезть наверх и оттуда слушать.

О близкой дороге напомнил, запах дегтя, затертого тележного дерева, человеческой толпы и пропотелой конской упряжи.

Тракт проложили в незапамятные времена. Эдварду когда-то попался географический атлас двухсотлетней давности. На нем тракт был отмечен, как основная магистраль, связывающая центральную провинцию с западным сателлитом.

Тьфу! Он отвлекся и чуть не упал в овраг. Кусты подступали к самому краю. Нога заскользила по гладкой причесанной вниз траве. Но удержался. Он бы и на монетке удержался. Этому в университетах не обучали. Жизнь заставила, освоить. Ловок, ловок, похвалил себя Эд и пошел вдоль обрыва. Врожденные способности, опять же. У других они тоже присутствуют. У каждого свои: у Шака, у девочек, у котяры нового. Ух, котяра!

Их предыдущий кот смотрел на Эдварда исключительно снизу вверх. Только рыкнешь – под Риком лужа. Девчонки его тут же хватают и, давай, жалеть. Затащат в шатер и всю ночь над парнем измываются. Девочки с ним прощались – на весь лес ревели. На нового кота орать боязно. Гавкнешь, а он тебя одним росчерком когтя утихомирит до состояния полной немоты. Одно спасение – круглый пацифист. На долго ли?

Ноги таки пришлось замочить. Вернее, сапоги. На дне оврага доцветала мелкая лужа. Эд перебрел ее и осторожно полез на склон; вовремя заметил тонкую проволочку и дальше на посторонние мысли уже не отвлекался. Пост сел, не абы цветочки нюхать. Огородились. Пришлось сворачивать с торной тропы и по зарослям добираться до вершины.

Скала называлась Ухом не случайно. Если забиться на самом верху в косую расщелину, услышишь не только разговоры, которые у подножья разговаривают, но и гад морских подводные беседы.

Внизу возился один человек. Говорить с собой он или ленился, или не умел. Так что Эд на некоторое время остался в компании невнятных шорохов, и вполне внятных, сильно настораживающих запахов.

Воняло оружейной смазкой. Он мысленно присвистнул. Не обычная пехота пожаловала на трансконтинентальный шлях – герцогская гвардия. У обычных всего оружия – топоры да палицы. У герцогских – мечи, арбалеты, хитрые метательные звездочки и многозарядные пружинные рогатки, стреляющие свинцовыми шариками. Убить не убьет, но из строя на некоторое время вывести может. Еще герцогские гвардейцы использовали разнообразные приспособления для захвата живьем. Аркан из них самое простое. Короче, попадаться, не стоило. И какого, они сюда вообще нагрянули?

Эд скрипнул зубами. Когда вспоминал герцога, челюсти сводило само собой. Бесконтрольно. И бесполезно. И безвременно…

Так… надо остыть. Надо на время все забыть. Он – арлекин. Собака. На время? Возможно, навсегда. И не скрипи зубами! Не поможет.

* * *

– Господин Дайрен!

Эд вскинулся:

– Да, Ваша Ученость.

– Вы позволяете себе неслыханную роскошь – спать на моих лекциях. Но сегодня Вы переплюнули самого себя. Заснуть на зачете – это неслыханно.

– Я не спал, Ваша Ученость. Как Вы могли такое подумать! Я задумался.

– Над чем?

– Над Вашим последним вопросом.

– Кстати, напомните нам, о чем шла речь?

Заснул, конечно. Ну, виноват, был не прав. Однако сознаваться – дураков нет. Его Ученость господин Камибарам Мараведишь шибко зело въедлив и злопамятен. Не забудет. А пуще, не забудет, что студиозус не сумел выкрутиться. О чем бишь там говорили, пока Эда не сморило? География? Нет. Политика… тьфу. О – культура! Еще бы знать чья.

На помощь пришел Таль, – ой, дружище, век тебе не забуду, – прошептал одно слово: Камишер.

– Культура пограничного княжества Камишер имеет крестьянские корни, – выпалил Эд. Камибарам пожевал сухими губами и нехотя кивнул:

– А не поясните ли Вы нам, что бы это могло означать?

На ум пришло спасительное: я учил, но запамятовал. Не раз прокатывало. Тут не прокатит. Сейчас Камибарам вцепится в него как клещ. Но Эд же не виноват, что вчера так все сложилось.

Старший Пелинор ушел с друзьями в кабачок «Под вязами», а младший предложил пробраться следом. Кабачок служил местом сбора старшекурсников. Младших туда даже на порог не пускали.

Эд как-то завернул в вожделенную забегаловку, топнул ногой на швейцара, выпятил подбородок и уже шагнул через порог, когда его вежливо взяли за шиворот и выкинули на мостовую. Вышедший следом бык с естественного факультета посмотрел, как салажонок поднимается, как локти растопыривает, покивал шишковатой головой:

– Вставай, вставай. Пугать меня будешь? А? Да знаю я, кто ты. Не хорохорься. Хочешь – заходи. Только учти, с этой минуты и до окончания учебы никто с тобой двух слов не скажет. Знаешь, что такое «persona non grata”?

Эд огляделся. На улице никого. А бык продолжал:

– Это, когда ты есть, но для окружающих тебя как бы нет.

– Я прикажу…

– Где? – бык натурально удивился. – В Сарагоне? Ты, часом, провалами памяти не страдаешь? Дома приказывай. Тут – свободный университет.

Как то ни печально, титулованному салажонку осталось согласиться и валить по добру поздорову. Разгневанный бык мог нешуточно навалять.

Вчера младший Пелинор выслушал наставления брата насчет подготовки к зачету, покивал, клятвенно заверяя, что так оно и будет, но как только Влад шагнул за порог, выстучал в стенку Эда, и предложил:

– Пошли за ним. «Под вязами» сегодня собираются выпускники и кандидаты. Гулянка будет – ого-го!

– Нас все равно не пустят.

– А мы на дерево заберемся и посмотрим.

– Еще чего не хватало! Не буду я на дереве сидеть, – выпятил губу Эд.

– Ну, как хочешь. Такая вечеринка раз в год бывает. Сиди дома, историю зубри, раз тебе не интересно.

Эд соврал. Ему было еще как любопытно. Но сидеть на дереве и заглядывать в окошко, как там старшекурсники развлекаются, он почитал ниже своего достоинства. Ага. Так и просидишь с ним до третьего курса, с достоинством. Прав бык, тут университет. А титулы дома остались. Еще отец предупреждал: в Сарагоне ты – обычный студент. Учись сам за себя постоять. Или посидеть… на дереве? Очень уж хотелось.

Тык-мык. Иван Пелинор ждал. Душевные муки товарища были на лицо.

– Пошли, – наконец вымучил Эд.

Они дождались густых сумерек и подались в сторону вожделенного кабачка. Когда приятели подошли к каменной коробушке под высокой черепичной крышей, ее, что называется, уже качало. Старые вязы, ровесники университета, обступали домик с трех сторон. Младший указал на толстый сук. Они по очереди вскарабкались по стволу и сели у основания ветви. Отсюда действительно можно было разглядеть, творящееся внутри. А там!..

На столе плясала голая девушка! Совсем голая. Эд как увидел, чуть не рухнул на землю. Да еще Иван толкнул: гляди. Отплясывала, только черепки из под ног летели во все стороны. Голый по пояс Влад Пелинор размахивал в такт своей рубахой. Тут же мелькал давешний бык. И много других. Сигх с физического факультета охапкой держал женскую одежду. Вокруг стола сидели и крутились еще девушки. Окошко загородила узкая девичья, совершенно обнаженная, спина. Потом спину обхватили чьи-то руки и впечатали в оконный переплет. Переплет начал дрыгаться не в такт с музыкой.

– Что это они? – удивился Иван.

– Что, что! Трахаются, – пояснил, умудренный уже кое-каким жизненным опытом, Эд.

– Но там же… это. Там же… смотрят.

– Пошли отсюда, – Эду вдруг стало невмоготу.

– Давай еще посидим, – задышал ему в ухо Иван.

– Я ухожу.

Спустится на землю, мешал товарищ. Уходить он категорически отказался. Эд начал его обползать, потому как прыгать было высоковато – и ногу свернешь, и шуму наделаешь. Там конечно все пьяные, а вдруг кто заметит?

Но случилась досадная неприятность: на землю свалился Пелинор. Хоть и медведь. А собака Эд как раз удержался, чтобы из густой кроны увидеть двух старшекурсников. Вынесла их нелегкая на свежий воздух!

– Смотри! Салажонок! – заорал один.

– Лови! – подхватил другой.

– Убился. С такой высоты лететь!

– Давай посмотрим.

Они подбежали к мальчишке, начали переворачивать, тормошить. Эд затаился. В кратчайший срок надлежало решить: отсидится он на ветке, или придет Пелинору на помощь. Старшие, конечно, Ивана в чувство приведут, а там и набуцкают.

Эд приготовился. Пусть ему наваляют наравне с Иваном, но сидеть и смотреть, как бьют друга, он не станет. Однако, как только парня поставили на ноги, он резко крутнулся, раскидал, зазевавшихся спасителей, и дал стречка. Старшекурсники, естественно, погнались, только вернулись ни с чем. На их крики из кабачка вывалила целая толпа.

Эд быстренько перебрался на самую верхушку дерева. Там его уже точно никто не увидит. Другое дело, что придется сидеть тут незнамо сколько. С тоской вспомнился завтрашний зачет. Даже, погнавшее с ветки, возбуждение отступило. Так и сидел в развилке на вершине, пока не разошлась толпа. Удравшему Ивану и не снилось, чего Эд насмотрелся. Приятель от зависти завтра позеленеет. Другое дело, что отсидел себе ногу и спускался потом очень и очень долго. Домой он вернулся только под утро и упал в кровать как подкошенный.

А теперь надлежало быстренько вспомнить, что такое крестьянские корни. Таль, дружище, ты где? Эд обернулся. Сокол лихорадочно листал под столом учебник.

– Длительное время считалось, – наконец зашептал он на весь класс.

– А Вас, господин Таль, я попрошу удалиться. Зачет вы мне придете сдавать отдельно, – мстительно прошипел старый змей Мараведиш.

Таль захлопнул книгу, состроил печальную мину и пошел из класса.