Как справедливо отмечает П. Рихте, по сути, идея этической найтральности науки освобождает ее от ответственности за то, кто и в каких целях использует достижения научного прогресса (Richta, 1977). Это приводит к игнорированию тех сторон социально-культурной и духовной жизни, которые не поддаются научной рационализации, к абсолютизации идеи «чистой истины», утрате целостности и фрагментации человеческого знания. Наука рассматривается не как часть цивилизационного процесса, а как самоцель, по сути, отвергающая человека с его интересами и культурными потребностями. «Если первобытный человек погибал из-за недостатка научных знаний и технических средств, то ныне люди гибнут также и от избытка научных знаний» (Pulparampi, 1977, р. 14).

Очевидно, что идея этической нейтральности науки носит антигуманистический характер и выражает ослабление общественной регуляции и контроля над ее развитием, так как только на уровне общества обеспечивается разрешение противоречий между рациональностью научного прогресса и социальными ценностями человеческой жизни, задаются морально-ценностные требования и нормы развития научной мысли. Острота проблемы ценностной нейтральности науки обусловлена ее кардинальной противоположностью идеалам отечественной науки, традиционно постулировавшей направленность научной мысли на служение обществу, прогрессу, формирование новых потребностей, общественных целей и ценностей человеческой жизни.

Второй тенденцией, отчетливо проявляющейся в современной мировой науке, является растущий нигилизм в оценке интеллектуальных возможностей знания, определяемый А. В. Юревичем как «кризис рационалистической методологии». Утверждается, что научное знание лишено «подлинной объективности» и истинности, обосновываются релятивистские представления о зыбкости, ненадежности, текучести научных построений; само понятие «научная истина» либо устраняется (К. Поппер), либо переводится из сферы ее соотношения с объективной реальностью в область интерсубъективных отношений познающих субъектов и трактуется как установление согласия между учеными (Т. Кун, Б. Барнс). Так, Б. Барнс определяет науку как чисто общественный институт, не имеющий оснований в объективной реальности. Ее субъекты действуют в особом мире, где господствует механизм «временных соглашений», консенсуса. Соответственно разум рассматривается не как инструмент познания мира, а как средство объединения представителей научной дисциплины. М. Роче характеризует данную тенденцию как «эпидемию антирационализма» в мировой науке (Roche, 1977, р. 74).

В современной науке также возрастает вес дезинтеграционных моделей ее развития, ярким образцом которых выступает концепция «методологического анархизма» П. Фейерабенда, абсолютизирующая плюрализм подходов и методов, а также принцип безграничной свободы в выборе критериев науки, что чревато утратой специфики научной деятельности.

В русле постмодернизма возникают «декадентско-нигилистические идеи и взгляды, черпающие вдохновение из нисходящих, разрушительных процессов социокультурной жизни… В своих крайних, предельных формах, демонстрируемых отдельными представителями постмодернизма, нигилистическая критика высших ценностей цивилизации и культуры оказалась возведена в ранг своего рода “философии антифилософии”» (Канке, 2000, с. 6). Эти и другие процессы, происходящие в мировой науке, требуют серьезного методологического осмысления.

Важной методологической проблемой является оценка современного состояния психологической науки. Правомерно ли его определение как кризисного? И если да, то каковы причины и проявления кризиса психологии?

Ответ на этот вопрос опирается на анализ состояния кризиса в мировой психологии конца XIX – начала XX века в работах К. Бюлера, В. Кёлер, Н. Н. Ланге, С. Л. Рубинштейна, Л. С. Выготского, П. Я. Гальперина, А. Н. Ждан, М. Г. Ярошевского, А. Н. Леонтьева, Л. И. Анцыферовой и других отечественных и зарубежных ученых. Большинство исследователей усматривают проявления кризиса в отсутствии целостности психологии, ее «атомизации», разделении на ряд противостоящих конфронтирующих друг с другом течений и научных школ. Наряду с этой внешней стороной кризисного состояния выделяются и его сущностные внутренние причины – недостаточность глубины теоретико-методологического рассмотрения природы психического и способов его объективного изучения. Так, характеризуя состояние психологии конца XIX – начала XX века, Н. Н. Ланге отмечал отсутствие «общепризнанной системы», теоретическую разобщенность, неопределенность в трактовке психологических категорий, понятий и терминов (Ланге, 1914, с. 110).

Методологическая природа кризиса глубоко раскрыта С. Л. Рубинштейном. Согласно его мнению, сущность кризиса состоит в отсутствии целостного онтологического понимания объекта и предмета психологического исследования, расчленении «реального сознания и реальной деятельности живого человека как конкретной исторической личности» (Рубинштейн, 1973, с. 23). Психический мир человека оказался «разорванным» и фрагментарно исследуемым различными направлениями психологии: интроспективная психология ограничивается изучением психики в ее непосредственной данности сознанию, игнорируя все объективные опосредствования психического; поведенческая психология рассматривает деятельность, поведение в их отрыве от сознания; «психология духа» выдвигает в качестве предмета психологии явления субъективного духа. Соответственно выход из кризиса Рубинштейн видит в преодолении ограниченности атомистических подходов в психологии – не путем их механического слияния^[6], а посредством качественного преобразования понимания и сознания и деятельности. «Путь для разрешения кризиса, выражающегося в борьбе этих направлений, может быть только один: только радикальная перестройка самого понимания и сознания и деятельности человека, неразрывно связанная с новым пониманием их взаимоотношений, может привести к правильному раскрытию предмета психологии» (там же, с. 24).

На методологическую природу кризиса психологии указывает Л. С. Выготский, отмечая, что «психология в своем фактическом продвижении вперед, в свете требований, предъявляемых ей практикой, переросла возможности, допускавшиеся теми методологическими основаниями, на которых начинала строиться психология в конце XVIII и начале XIX в.» (Выготский, 1960, с. 474). Прослеживая развитие новых направлений психологии, выдвинувших собственные программы, альтернативные тем или иным положениям концепции В. Вундта, Выготский доказывает бесперспективность предпринимаемых ими попыток разработки универсального подхода, создания общепсихологической теории, «их внутреннюю ограниченность и невозможность выйти за пределы кризиса». Он делает вывод, что «круг этого кризиса очерчен таким образом, что он вытекает их самой природы того методологического основания, на котором развивается психология на Западе; поэтому внутри себя он не имеет разрешения… построение единой психологии на почве старых психологических дисциплин невозможно. Самый фундамент психологии должен быть перестроен» (там же, с. 480, 481).

Согласно П. Я. Гальперину, «подлинным источником кризиса буржуазной психологии был и остается онтологический дуализм – признание материи и психики двумя мирами, абсолютно отличными друг от друга» (Гальперин, 1980, с. 3).

Таким образом, основная причина кризиса психологии, согласно рассмотренным воззрениям, состоит в недостаточной разработанности теоретико-методологических основ психологии, а также в несоответствии существующих подходов потребностям развития науки и практики.

Осуществляя системный анализ проблемы кризиса психологии, А. Н. Ждан выделяет совокупность условий, предопределивших возникновение и развитие кризиса психологии 10–30-х гг. XX века: (1) общественно-исторические условия, связанные с обострением социальных противоречий в буржуазном обществе; (2) распространение антирационалистических и мистических течений в культуре, идеологии, философии и науке, развитие позитивизма и волюнтаристических идей; (3) внутренние противоречия в самой психологической науке. Последние состояли в том, что «в обстановке бурного развития экпериментальной психологии, накопления богатого фактического материала, не соответствующего старым догмам о сознании и психофизическом параллелизме, психология подошла к кризису своих исходных позиций, и прежде всего концепции сознания. Надо было менять эти исходные позиции, эти исходные представления. Основным содержанием периода открытого кризиса было возникновение новых психологических направлений, оказавших и продолжающих оказывать большое влияние на современное состояние психологии» (Ждан, 1980, с. 11).

Обобщая различные точки зрения на определение кризиса психологии, А. В. Юревич выделяет следующие его «симптомы»: «отсутствие единой, общеразделяемой теории; разобщенность на психологические “империи”, такие, как когнитивизм, психоанализ, бихевиоризм и т. п., каждая из которых живет по своим собственным законам; отсутствие универсальных критериев добывания, верификации и адекватности знания; его некумулятивность, объявление каждым новым психологическим направлением всей предшествующей ему психологии набором заблуждений и артефактов; раскол между исследовательской и практической психологией; расчлененность целостной личности на ведущие какое-то странное самостоятельное существование память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции; различные “параллелизмы” – психофизический, психофизиологический, психобиологический, психосоциальный, которые психология осознает как неразрешимые для нее, говоря словами Т. Куна, “головоломки”» (Юревич, 2003, с. 349).

В последние годы, по мнению автора, особенно остро проявляется «кризис рационалистической психологии», состоящий в «легализации и институционализации парапсихологии, в появлении откровенно мистических школ и направлений»^[7]. Причину этого явления он видит в общем кризисе рационализма в современном мире, а также в «позитивистском перенапряжении» психологии, выражающемся в «неспособности следовать позитивистским стандартам, оформившимся в результате неадекватного обобщения опыта естественных наук» (там же, с. 350).

А. В. Юревич делает вывод, что в основе трактовки состояния психологии как кризисного лежат, в первую очередь, не когнитивные, а психологические предпосылки – неадекватность «самовосприятия» психологической науки как якобы принципиально отличной от естественных наук, допарадигмальной, а потому незрелой и ошибочной. Соответственно путь преодоления «перманентного кризиса психологии» он видит в ее «рациональной методологической терапии», ориентированной на избавление психологии от ее методологических комплексов.

Экстраполируя результаты проведенного анализа на оценку состояния современной российской психологии, следует выделить и рассмотреть ряд положений.

Прежде всего, требует уточнения само понятие кризиса науки. В научной литературе под кризисом понимается «перерыв в функционировании какой-либо системы с позитивным для нее или негативным исходом» (Политология, 1993, с. 148). Соответственно кризис науки можно охарактеризовать как прекращение нормального функционирования сложившейся на определенном историческом этапе научной системы. Именно так определяется кризис науки в концепции научных революций Т. Куна, в которой данная проблема разработана наиболее полно. Кун отвергает кумулятивистскую модель развития науки, представляющую научный прогресс как постепенный прирост знания и накопление научных открытий. В его трудах обосновывается новый образ науки как системы, развивающейся посредством коренного преобразования своих базовых основ и последовательного перехода от одной парадигмы к другой в ходе научных революций. Центральным в концепции Куна, таким образом, является понятие «парадигма», определяемая как общепринятый образец научной деятельности, «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (Кун, 1977, с. 11). Именно наличие парадигмы, согласно автору, является признаком зрелости любой науки и конституирует ее наиболее эффективное, «рабочее состояние», именуемое им как «нормальная наука». Следствием «нормального развития науки» выступает создание гомогенного профессионального сообщества, объединение исследователей вокруг признанных преобладающим большинством его членов научных достижений. «Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки, т. е. для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления исследования» (там же, с. 29). Эффективно функционирующая парадигмальная научная система, согласно Куну, отличается углубленным и детальным изучением рассматриваемых явлений. Она представляет собой «единый монолит», «в высшей степени кумулятивное предприятие, необычайно успешное в достижении своей цели, т. е. в постоянном расширении пределов научного знания и в его уточнении» (там же, с. 76, 79).

Кризис науки оценивается Куном как переломный момент в ее развитии, подготовленный «деструктивно-конструктивными» изменениями в парадигме и обнажающий ее неспособность справиться с возникающими «техническими задачами», успешно решать новые проблемы, выдвигаемые наукой и практикой. Кризисное состояние характеризуется определенной динамикой и может иметь различные исходы. Наиболее радикальный результат научного кризиса – смена парадигм. Рассматривая кризис как естественный момент в развитии науки, своеобразную «прелюдию к возникновению новых теорий», Кун, таким образом, подчеркивает его продуктивный смысл: «Значение кризисов заключается именно в том, что они говорят о своевременности смены инструментов» (там же, с. 121, 109).

Представляет интерес также предпринимаемая Куном попытка объяснения причин кризисов и смены старых теорий не только внутренними законами развития науки, но также социальными и психологическими (уровнем осознания учеными научной состоятельности парадигмы и их реакцией на ее кризис) факторами^[8].

Следует отметить, что в психологии сложились разные представления относительно применимости к ней выдвинутых Куном положений. Наиболее сопоставимыми с идеями Куна являются взгляды американских психологов М. Маркса и В. Хилликса, считающих, что главным внутринаучным фактором, определяющим развитие психологии, диктующим выбор объектов и методов ее исследования, объединяющим разрозненные направления и подходы в психологические системы, выступают «супертеории» (Marx, Hillix, 1973). С этой точки зрения возникает возможность рассмотрения «супертеорий» как своеобразных парадигм, задающих нормативные требования и правила осуществления научной деятельности^[9]. В то же время очевидно, что речь идет о той или иной совокупности «супертеорий», противостоящих друг другу и не образующих единой системы психологической науки, что противоречит исходному постулату концепции Куна.

Не желая признать психологию «незрелой наукой» и обосновывая ее парадигмальный статус, Д. Палермо выделяет две основные парадигмы, лежавшие в ее основе и предопределявшие ее развитие в исторической ретроспективе: интроспекционистскую и бихевиористскую. Как считает Палермо, современный бихевиоризм переживает состояние кризиса и в перспективе должен быть заменен новой парадигмой (Palermo, 1971).

Иное мнение высказывает Л. Брискман, отмечая неправомерность определения интроспекционизма и бихевиоризма в качестве универсальных нормативных моделей психологического исследования (Briskmann, 1972).

Плюралистический характер психологии, ее дисциплинарную раздробленность подчеркивает американский ученый З. Кох, делающий на этой основе вывод, что она принципиально не может быть когерентной наукой (Koch, 1970). Разнообразие научных дисциплин, направлений и ветвей психологии, разнонаправленность их развития, по мнению Б. Ф. Ломова, обусловлены широтой решаемых ею практических задач, а также внутренними потребностями развития науки. Это, в свою очередь, определяется сложностью и многогранностью объекта психологического исследования. «По-видимому, возможность многообразия проблем и задач, с которыми сталкивается психология, вытекает из самой природы психических явлений… Трудно назвать другую систему – объект научного исследования, – сопоставимую по уровню сложности с человеком» (Ломов, 1999, с. 59).

В последние годы в науковедении утверждаются подходы, обосновывающие принципиально отличные от модели Куна положения о продуктивности дезинтеграционных процессов в науке: принципы конкурентности идей (П. Фейерабенд), стимулирования научного дискурса (М. Фуко), признания права на существование различных научных подходов (Ж. Деррида). Все более популярными в науковедении становятся идеи научного плюрализма и методологического либерализма. По мнению А. В. Юревича, именно в множественности различных подходов и теоретических интерпретаций психической реальности состоит преимущество психологии, ибо наиболее ценное знание возникает в «зазорах» между конкурирующими теориями. Соответствующей поступательному развитию науки Юревич считает стратегию «методологического либерализма», открывающего возможности для сосуществования «различных уровней детерминации» психического (феноменологического, физического, биологического, социального), их интегрирования в построении системы психологического знания. Это, в свою очередь, определяет перспективность комплексных межуровневых объяснений, «в которых нашлось бы место и для смысла жизни, и для нейронов, и социума, и для эволюционной целесообразности» (Юревич, 2003, с. 356). С этой точки зрения по-новому трактуется само понятие кризиса – как состояние стагнации, научного застоя, отсутствия борьбы мнений. Соответственно отказ от гносеологического монизма и выход в пространство широкого и свободного научного дискурса, возникновение различающихся по своим методолого-теоретическим основам подходов и течений рассматриваются как предпосылки преодоления кризиса науки, условие ее эффективного развития.

Состояние кризиса как сложного и многоаспектного явления требует системного рассмотрения и может быть понято и раскрыто на основе многомерного анализа – выделения разных его форм и уровней, совокупности показателей и факторов возникновения.

Формы проявления кризиса науки многообразны: кризис может быть организационным, методологическим, структурным, а также охватывающим разные стороны функционирования науки, системным.