В науковедческой и философской литературе наряду с наукой выделяются различные сферы вненаучного знания, в которое разные авторы включают искусство, мораль, область практической жизнедеятельности человека (экономику, политику, инженерное дело) (М.М. Бахтин; Г.Г. Гадамер; В.А. Канке; А.А. Потебня и др.), мифологию (А.Ф. Лосев; Б. Малиновский; Дж. Фрэзер и др.), религию (Н.А. Бердяев; С. Булгаков; В.В. Зеньковский; С.Л. Франк; В.Ф. Эрн и др.). В книге «Философия и методология науки» подчеркивается, что знания возникают в различных сферах деятельности человека, хотя их получение вне пределов науки не является главной целью: искусство направлено в первую очередь на создание эстетических ценностей, в нем отсутствуют четкие критерии истинных и ложных идей; практическая деятельность человека, опираясь на знание о действительности, ориентирована прежде всего на получение полезного результата, направленного на освоение и преобразование действительности (Философия и методология науки, 1996). В.А. Канке разделяет понятия «наука» и «не‐наука», относя к последней обыденное знание, определяемое «как знание, используемое людьми в обиходе» (Канке, 2000, с. 158). Он анализирует спектр дефиниций, вводимых для обозначения сферы обыденного знания, и обосновывает правомерность использования в этих целях термина «неВ частности, в качестве неадекватного оценивается словоупотребление «ненаука» в силу его чрезмерно резко негативной смысловой нагрузки, означающей фактически противопоставление науки и вненаучных сфер познания. Указывается, что «уроки ХХ в. таковы, что они подчеркивают дополнительность науки и ее окружения, связь, соотносительность одного с другим. Не‐наука – это ненаука, которая сохраняет соотносительность (эту позицию выражает дефис) с наукой» (там же, с. 157). Недостаточно точным для определения областей знания, выходящих за пределы науки, Канке считает также термин «вненаука» в силу его громоздкости и неправомерной отсылки «к феномену пространственности (вне)» (там же). Аргументы, касающиеся критической оценки термина «вненаука», представляются недостаточно обоснованными, что позволяет рассматривать понятия «не‐наука» и «вненаука» как очень близкие по своему семантическому значению. Таким образом, первый важный для нас вывод касается признания различных сфер человеческого познания, связанных с наукой, соотносимых с ней, являющихся питательной почвой ее становления и развития.
Более точное описание различных сфер познания достигается при рассмотрении границ и критериев научности знания. В решении этого вопроса в наукознании имеет место широкая палитра мнений – от резкого противопоставления науки и не‐научных сфер знания в сциентистстки ориентированных подходах до утверждения отсутствия их принципиального различия.
Наиболее продуктивным представляется рассмотрение указанной дилеммы на основе дифференциации понятий «наука» и «научность», «истинность» знания, логическим следствием чего является вывод об отсутствии монопольного права науки на научность идей, о возможности ее существования также во вненаучных сферах познавательной деятельности (В.А. Канке; П. Фейерабенд; М. Хайдеггер и др.). В.А. Канке справедливо утверждает, что, с одной стороны, «в самой науке недостижима стерильная чистота, внутри науки то и дело, особенно при новациях, обнаруживаются элементы ненаучности… Науку принято считать оплотом рациональности, который противостоит нерациональности (иррациональности). В действительности же наука является оплотом, как научной рациональности, так и научной иррациональности…» (Канке, 2000, с. 157, 158). Данный вывод подтверждается ссылкой на представленность в структуре научной мысли направлений и подходов, не отвечающих критериям научности. К ним относятся «квазинаука», или «мнимая, не настоящая наука» (образец которой – лысенковская сельскохозяйственная наука), «анормальная наука», или «наука вне норм, принятых современным научным сообществом» (например, астрология), «антинаука», под которой понимается «обскурантизм, крайне враждебное отношение к науке» и ее ценностям, а также близкое по своему смысловому значению понятие «лженаука», фиксирующее резко негативное отношение к тем областям науки, которые по тем или иным соображениям отвергаются (там же, с. 158). В то же время подчеркивается, что накопление научных идей может происходить и за пределами науки, в сфере развития обыденного знания, которое «может быть как научным, так и не‐научным, все зависит от уровня научной компетентности индивидов» (там же).
Близкие к этому представления развиваются и другими авторами. Так, в книге «Философия и методология» подчеркивается нетождественность понятий «истинное» и «научное», подтверждение чего усматривается в том, что, во‐первых, «вполне может быть получено истинное знание, которое, вместе с тем, не является научным»; во‐вторых, понятие научности применяется «в таких ситуациях, которые отнюдь не гарантируют получения истинных знаний» (Философия и методология науки, 1996, с. 9). В качестве критериального признака научности знания К. Поппер называет отсутствие абсолютной истинности и принципиальную возможность его фальсификации. Таким образом, второй важный вывод состоит в необходимости разведения понятий «наука» и «научность» и утверждения неправомерности сведения научного знания исключительно к сфере науки.
Насколько объективны критерии научности? Не есть ли это субъективно‐оценочная категория, зависящая от сложившихся на определенном этапе развития знания научных установок и господствующей в обществе идеологии? Очевидно, что представления о научности и ненаучности исторически изменяются, трактуясь по‐разному в те или иные периоды истории, в различных философских подходах и областях науки. Особенно остро этот вопрос встает относительно гуманитарного знания, не доступного для строгой опытной проверки. ХХ век в отечественной науке ярко обнажил эту проблему, обнаружив зависимость научных выводов и ориентаций от идеологических установок. Известно, например, сколь часто переписывалась история нашей страны и отечественной научной мысли, получая в различные периоды кардинально противоположные оценки. В связи с этим встает следующая важная проблема, состоящая в более детальном рассмотрении критериев научности знания.
История философии при определении критериев научного знания выдвинула проблему истины, хотя ее понимание на различных этапах развития философского знания и в разных концепциях существенно различалось. Согласно Платону, наука («эпистема») и «чистое знание» («ноэзис») – высшие уровни познания, включающие истинное и безусловное знание о вечных и неизменных идеях и противопоставляемые мнению – недостоверному, ошибочному знанию («полузнанию») об изменчивых процессах материального и чувственного мира. Отвлече ние от чувственного2 привело в учении Платона к смещению познания в область интеллектуального. «Иные из них губят себе глаза, если смотрят прямо на Солнце, а не на его образ в воде или еще в чем‐нибудь подобном,– вот и я думал со страхом, как бы мне совершенно не ослепнуть душой, рассматривая вещи глазами и пытаясь коснуться их при помощи того или иного из чувств. Я решил, что надо прибегнуть к отвлеченным понятиям и в них рассматривать истину бытия… именно этим путем двинулся я вперед, каждый раз полагая в основу понятие, которое считал самым надежным; и то, что, как мне кажется, согласуется с этим понятием, я принимаю за истинное – идет ли речь о причине или о чем бы то ни было ином,– а что не согласно с ним, то считаю неистинным» (Платон, 1999, с. 58–59). Сходное понимание истины дается Августином Аврелием.
В отличие от Платона Аристотель возвращает истину в реальный мир, связывая ее с бытием. Он считает, что задача познания состоит в установлении соответствия или несоответствия знания реальности, и именно таким путем человек восходит к истине. Он вскрывает особенности доказательного мышления, отличающего научное познание и состоящего в логической последовательности мысли, установлении связи между суждениями и определении степени их необходимости, выявлении причинно‐следственных зависимостей. Завершенным выражением научной мысли в логике Аристотеля выступает силлогизм, направленный на обоснование истинности входящих в него пропозиций и достоверность вывода. В связи с этим наука определяется им как доказательный вывод из предпосылок, или силлогизм. Наука, согласно Аристотелю, выявляет общее, то, что существует «по необходимости». Она относится к сфере рациональной мысли (есть «разумное нечто»). Наряду с доказательностью и логичностью, в качестве важной нормы науки Аристотель вводит также принцип непротиворечивости суждений. Таким образом, Аристотель выделяет те основные критерии научности, которые и поныне с определенными дополнениями и уточнениями рассматриваются в качестве ее важнейших атрибутивных признаков: рациональность, доказательность, логическую обоснованность и непротиворечивость.
Рационалистический подход в решении этого вопроса представлен в работах Декарта. Признавая роль чувств и опыта в познании, Декарт однозначно отдавал приоритет разуму. Он утверждал, что чувства часто обманчивы, являются источником ошибок и заблуждений. Истина открыта только разуму; лишь интеллект способен ее осознать, хотя при этом он опирается на помощь воображения, чувств и памяти. Декарт воспевает силу человеческого разума, говорит об его безграничных возможностях в познании истины, считает, что поиск истины – главная цель науки и ценность, и ничто не может быть с этим сравнимо по своей красоте. Опираясь на идеи скептицизма, развиваемые Э. Роттердамским и М. Монтенем, Декарт обосновывает философию сомнения как основу методологии научного исследования и поиска истины. Одновременно, стремясь предохранить истину и науку от дискредитации, он ставит задачу выявления исходных бесспорных истин как основания создаваемой им научной системы. Для этого он считает необходимым довести до логического завершения скептическую точку зрения, превратить сомнение в подлинный инструмент познания, критически оценить и отбросить все, что представляется недостоверным. Согласно Декарту, истины не порождаются данными органов чувств, не выводимы из опыта; они априорны. Врожденные идеи осознаются субъектом с помощью интуиции или состояния умственной самоочевидности, свидетельствующего о бесспорности и достоверности знания, присутствующего в уме и еще не доказанного. Истинно, по мнению Декарта, то, что воспринимается субъектом в наиболее ясном и отчетливом виде как нечто самоочевидное и не вызывающее у него сомнения3. Наличие сомнения – наоборот, признак ложного знания. Таким образом, вы сшим критерием истинности научного знания у Декарта выступает не бытие, а разум, «сомневающееся мышление».
И. Кант, признавая роль опыта как важнейшего метода научного познания, в то же время разрывал связь между чувственностью и научными идеями. Он утверждал, что чувственный опыт не дает знаний о предметах, которые возникают благодаря доопытным, априорным формам. «Строгая всеобщность» как предельный уровень и цель научного познания, согласно Канту,– признак априорного знания. Разум как высшая познавательная способность души, источник истинного знания, направлен не на опыт и предмет, а на рассудок. Вырабатывая общие принципы мысли, разум управляет рассудком. В разуме содержатся главные априорные идеи, и опыт не может ни подтвердить, ни опровергнуть их. Истина, таким образом, понимается Кантом как согласие мышления с априорными формами. «Все теоретические науки, основанные на разуме, содержат априорные суждения как принципы» (Кант, 1998, с. 7).
Г. Гегель, раскрывая диалектический подход к процессу познания, определял истину как соответствие понятия предмету мысли.
Субъективный идеализм трактует истину как соответствие мышления ощущениям познающего индивида (Д. Юм) или как согласованность ощущений (Э. Мах; Р. Авенариус).
К Ф. Бэкону восходит новое понимание науки и критериев научности. Он ставит задачу реформирования науки, ее постановки на службу человеку, «достижения всеобщего богатства и прогресса». Соответственно, оцениваться наука должна по ее результатам, определяемым Бэконом как «поручитель и свидетель истинности философии». С этой точки зрения, как бесполезные им определяются многие философские системы античности, включая учения Платона и Аристотеля. Идеалом научной мысли Бэкон считает естествознание, называя его «великой матерью всех наук». Путь реформирования науки, по Ф. Бэкону,– в преодолении «идолов» и ложных понятий, порабощающих человеческий дух и препятствующих поиску истины. Конечно, вряд ли можно согласиться со столь категоричным утверждением в оценке «предубеждений» (установок, гипотез, антиципаций), являющихся необходимой составной частью мышления человека и развития научной мысли в целом. Главное средство преодоления ошибок познания Бэкон видит не в их осознании, а в разработке нового метода, позволяющего человеческому уму достичь значимых результатов в познании. В качестве такого метода он обосновывает эмпирико‐индуктивный метод получения истинных обобщений из опыта. Согласно Бэкону, объект научного познания – природа; цель науки – господство над ней; задача науки – получение истинного знания; научный метод – опытное изучение явлений мира. Являясь одним из основоположников эмпирического экспериментального направления в науке, утверждая приоритет опыта в познании, Бэкон в то же время отвергал как голый эмпиризм, так и рационализм и выступал за союз разума и опыта. «Те, кто занимался наукой, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему усмотрению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознании нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей – опыта и рассудка» (Бэкон, 1978, с. 56–57)
Сциентистские идеалы научности утверждал Т. Гоббс, считавший образцом логического научного мышления геометрию, идеалом естествознания – механику. Начало познания он видел в чувственном опыте, в ощущении, источник которого – материальный мир. Но индукция и дедукция, чувственное и рациональное познание в методологии Гоббса не обособлены и не противостоят друг другу, а являются взаимосвязанными этапами познавательного процесса.
Апеллируя к субъективному чувственному опыту как источнику установления истины, представители материалистических течений философии в то же время выводили за пределы рассмотрения вопрос о соответствии знаний объективной действительности.
Логические (рациональные) и эмпирические способы получения и анализа знаний были по‐новому осмыслены как ступени единого процесса познания в русле диалектического материализма. Процесс познания здесь определяется как объектно‐субъектное взаимодействие, опосредованное предметно‐практической деятельностью. Именно активная деятельность субъекта, направленная на освоение и преобразование действительности, практика, выступает в качестве фундаментального основания формирования знания и критерия его истинности. Понятие «истина» трактуется как выражение степени соответствия знаний отражаемой им объективной реальности. Объективная истина определяется как содержание знаний, не зависящее от человека и че ловечества. Диалектика понятия объективной истины как постоянно развивающего и преобразующегося содержания знаний проявляется во взаимосвязи относительной (зависящей от конкретно‐исторических условий и определяемой ими степени точности и полноты отражения мира) и абсолютной (представляющей всестороннее и полное знание об исследуемом явлении) истины. Обосновывается путь познания истины: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины…» (Ленин, 1965, с. 152–153). Таким образом, критерием истинности (научности) знания, с точки зрения диалектического материализма, выступает его соответствие объективной действительности.
О проекте
О подписке