Часть вторая
Страж Заката

1
Мастер

Диамни прислушался – за ним никто не шел. Художник невесело усмехнулся своей осторожности – стража у холма Абвениев никогда не стояла, это место защищало само себя, а охранять Капкан Судьбы и вовсе глупо. Случайный человек ко входу в Лабиринт в ночь после казни тем более не потащится. Нет, опасаться некого, по крайней мере, из числа смертных.

Мастер взглянул на небо: полночь давно миновала, но до рассвета далеко – самый сонный час. И самое подходящее время для свидания, только здесь ли Ринальди? Дождался или решил, что новоявленный любимец анакса забыл о своем обещании или струсил?

Проклятую решетку окружал лиловатый ореол, едва заметный в холодном лунном сиянии. Луна светила художнику в спину, тянула любопытные лучи в глубь пещеры. Уже по-летнему теплая ночь отнюдь не была темной, хотя любая темень наверху не сравнится с непроглядной вечной чернотой. Ринальди был смел до безрассудства, но от Эрнани мастер Коро знал, что подземелий эпиарх-наследник не любил. Не любил и по закону вселенской мерзости угодил в самое страшное из них! Художник подошел вплотную к невысокому каменному порогу, теперь между ним и заклятой решеткой оставалось не больше ладони.

– Эпиарх… Мой эпиарх, ты здесь?

– Ты пришел?

Рассеченное тенями лицо казалось мраморным.

– Как я мог не прийти?

– Так же, как все остальные, – глаза Ринальди сверкнули странным зеленовато-лиловым огнем, какого художник ни разу не замечал у людей. Только у кошек. И еще подобный отсвет порой появляется на шеях сизых голубей, когда они разгуливают по освещенному солнцем двору. Видимо, дело было в лунных лучах, смешавшихся с окружавшим решетку сиянием.

– Вот воровской кинжал, – мастер торопливо раскрыл свой ящичек. – В ручку вставлена отмычка. Мой эпиарх сможет открыть замки?

– Попробую.

– Я подожду.

Ринальди возился долго, очень долго. Диамни успел проклясть все на свете и перемолиться всем богам. Если эпиарху не удастся снять цепи, ему не выплыть.

– Готово, – Ринальди делано засмеялся, – никогда не думал, что быть вором так трудно.

– Для таких, как эпиарх.

– Эпиарх умер и похоронен, – резко бросил пленник Лабиринта. – У эпиарха была прорва приятелей, сотни друзей до гроба, десятки любовниц и три брата… Не осталось никого… Но Чезаре и Анэсти мне бы поверили, клянусь тебе, поверили бы! Только Анэсти мертв, а Чезаре где-то носит, хоть бы только жив был…

– Не думай об этом! – прикрикнул художник. – Держи. Сначала меч. Осторожно!

– Я осторожен, как кот на кухнях. Никогда не тянуло превратиться в статую, а теперь и подавно.

– Ножны… Пучок лучины, вокруг я намотал веревку, мало ли что… Сандалии… Еще лучина… В кольце – яд, надеюсь, не понадобится… Дротики… Второй кинжал… Пояс… Проклятье, боюсь, он заденет решетку…

– Обойдусь, я уже приспособил цепи. Очень удобно, а яд забери.

– Ты прав. Фляга… Вторая… Масло… Если натереться, будет не так холодно, а вот это – самое важное. Мастер Лэнтиро два дня вспоминал все, что известно о катакомбах и подземных реках. Здесь приметы, которые должны указать дорогу. Учитель уверен – стоит найти ручей, и все будет хорошо.

– Значит, найду… Я, пока тебя ждал, пытался думать. Похоже, первый раз в жизни. Я был дураком, а без дела стал еще и гулякой, но по большому счету никому не причинил зла, клянусь тебе! Тем более женщинам… Я с ними спал, но я их не принуждал и не обманывал. Они знали, чего от меня ждать, а жениться без одобрения анакса и высших эориев наследник не может, это всем известно. Мастер, то, что со мной сделали, – не месть. Целили не в меня, а в брата. Эридани – прежде всего анакс, а потом уже все остальное, но он меня любит! Бедняга пытался меня вытащить, а до меня не дошло. Понимаешь, брат думал, что я виноват, и все равно хотел меня спасти, а я… я ведь знал, что не трогал эту девку…

– Еще бы тебе не знать!

– После Террасы Мечей я чего только не передумал… Даже то, что она затащила меня в постель во время карнавала, только нет! Как бы я ни напился, на такую засушину меня бы не потянуло. Не представляю, как это устроили, без магии точно не обошлось. Мастер, если я не выберусь… Постарайся помочь моим братьям, особенно Эрнани, теперь наследник – он.

– Обещаю, – твердо сказал Диамни, – и я все расскажу Лэнтиро. Он решит эту загадку, но ты выберешься. Не смей даже думать о другом. С завтрашнего вечера жду тебя у водопада. И учти, тебе придется позировать – долго и много. Мы с учителем тебя просто так не отпустим.

– Вот они, художники! – Ринальди с готовностью подхватил незамысловатую шутку. – Чтобы заполучить натурщика, они пойдут против воли анакса и всех Абвениев!

– Искусство превыше всего.

– Не только искусство. Ну, – эпиарх вымученно улыбнулся, – я пошел.

– Ради Абвениев, будь осторожен, не торопись. Рассмотри свиток как следует.

– Еще бы! За кого вы все меня принимаете?! Я не сумасшедший, и я хочу жить.

– Если в этом мире еще осталась справедливость, ты выберешься.

– Если справедливости нет, я тем более выберусь. Диамни!

– Мой эпиарх?

– Да хватит уже «эпиарха»! У меня не осталось никого, кроме тебя и твоего учителя, мастер Диамни. Зови меня братом. Если, конечно, тебе не претит брататься с насильником.

– Я – счастливый человек, – задумчиво произнес художник. – Своих родителей я не знаю, но Абвении сначала послали мне великого отца, а затем благороднейшего из братьев. Мастер Лэнтиро… Он сказал, что у тебя золотое сердце и стальная воля.

– Передай мою благодарность великому Сольеге. Если сумеешь найти слова. Или… нарисуй.

– Сам поблагодаришь. При встрече.

– Я постараюсь. Дай руку!

– Ты с ума сошел! Решетка…

– Ничего… У тебя тонкие пальцы. И у меня тоже.

Это не было рукопожатием в прямом смысле этого слова. Просто прикосновение. Последнее тепло перед уходом в могильный холод. Пальцы Ринальди были горячими и сухими. Только бы он отыскал подземную реку… О том, что вода может заполнить весь тоннель, Диамни старался не думать, все равно другой дороги наружу нет.

2
Эпиарх

Несмотря на ночное время, сквозь распахнутые окна доносились то размеренные шаги совершающих обход воинов, то стук открываемой двери и быстрый топот очередного посыльного – Эридани часто работал ночами, а теперь ему будет особенно трудно засыпать. Жрецы твердят, что чистая совесть помогает превозмочь любую боль, их бы на место осудившего собственного брата анакса! Или хотя бы на место эпиарха-наследника…

Эрнани было жутко в собственной спальне, всегда казавшейся надежным убежищем. Новоявленного наследника охраняла многочисленная стража, но что она могла? Страх гнездился не в пустых комнатах Ринальди и не в отражавших друг друга зеркалах, страх был в нем самом, это младший из братьев Раканов осознавал совершенно отчетливо. Эпиарх с грехом пополам добрался до стола и зажег светильник. Налитое в украшенный золотыми фигурками сосуд масло весело вспыхнуло, трепещущий огонек осветил разбросанные книги, незаконченные рисунки, яшмовую чернильницу… Черный, отливающий синевой глаз казался дырой в вечную тьму. Ту самую.

За дверью глуховато звякнуло, и еще раз… Ах да, меняется стража. Значит, уже четыре утра. Эрнани повернул светильник и пододвинул к себе старые рисунки. Последним не исполнилось и недели, но они были старыми, ведь на них лежал отблеск прошлой жизни, завершившейся сухим щелчком Капкана Судьбы.

Вглядываясь в собственные тертые-перетертые художества и легкие, стремительные наброски мастера, юноша в который раз позавидовал Диамни. Если б и он мог думать лишь о живописи! Хотя эпиарх-наследник не имеет права даже на это – у Эридани остался только один брат, значит, урокам конец. Преемник анакса, пусть и временный, должен знать, что творится в Золотых Землях, а его с рождения держат в кукольном доме. Теперь придется учиться слишком многому, и времени на живопись не останется. Может, оно и к лучшему – после того как Диамни, ломая от возбуждения грифели, зарисовывал казнь, Эрнани расхотел видеть его рядом с собой, но мастер, по крайней мере, не притворялся, а вот остальные…

Юноша потер разнывшийся от духоты висок и, чтобы себя занять хоть чем-то, изобразил две фигуры – отца и мать, а под ними еще четыре, две из которых аккуратно крест-накрест перечеркнул, скомкал рисунок и с силой швырнул на пол. Больше всего эпиарху-наследнику хотелось вернуться назад и остановить время. Чтобы проклятое утро у Рассветной башни никогда не наступило. Чтобы не было темных лохматых кипарисов, пролетевшей сквозь арку белой острокрылой ласточки, ощущения непонятной тревоги, выбежавшей из-за угла Беатрисы… Эрнани взял еще один лист и набросал женскую фигуру – лохматую, с тонкими ногами и руками и уродливо выпирающим животом; такую непохожую на мраморные изваяния, которые он с помощью Диамни пытался рисовать. Нагота статуй была целомудренна и прекрасна. Беатриса с ее испятнанными синяками руками и кроваво-красными пятнами сосков на даже не белой, а синеватой, словно снятое молоко, коже вызывала жалость и… отвращение. Это было уродливо, гадко и незабываемо.

Второй рисунок юноша сжег – не хотелось, чтобы видели вышедшую из-под его грифеля жуть. Когда от злополучного наброска остался лишь пепел, Эрнани вспомнил, что создавать, а потом уничтожать изображения кого бы то ни было почитается преступным, поскольку наносит вред изображенной особе. Сжигая портрет Беатрисы, он об этом не думал, все вышло само собой, но как было бы хорошо, если б старый Лорио не привозил в Гальтары юную тихонькую жену.

Снова звон, скрип двери, знакомые тяжелые шаги.

– Я увидел у тебя свет.

– Не спится.

– Мне тоже. – Анакс зажег еще два светильника и присел прямо на край стола. – Вторая ночь еще хуже первой. Тяжело… Тяжелей, чем тогда.

Брат не уточнил, что имеет в виду, но Эрнани понял – он говорит об Анэсти. Когда тот погиб, им всем было больно, но смерть была просто смертью, хоть и нелепой и неожиданной. Анакс по праву слыл отменным наездником, тягаться с ним мог разве что Ринальди, и все-таки брат не справился со взбесившейся лошадью и вместе с ней на глазах многочисленной свиты рухнул с обрыва. В пору зимних дождей вода в озере Быка стоит высоко… Сам Эрнани никогда не покидал Цитадель, но Лаисса Марикьяре всегда умела рассказывать. Юноше казалось, он сам видит сомкнувшуюся над упавшим голодную воду и бросившегося вслед за Анэсти Рино. Думали, что погибли оба, но Ринальди умудрился выплыть и вытащить тело анакса.

– Ринальди всегда кидался на помощь, – они с Эридани опять вспомнили одно и то же! – Не представляю, что на него накатило. Наверняка между ним и Беатрисой было что-то, чего мы не знаем.

– Я думаю об этом, – признался Эрнани, – все время думаю. Наверное, началось с Чезаре, то есть с Горусской арки… Они же с Рино спасли Лорио, а тот согласился… согласился остаться на арке без них. Ринальди могло прийти в голову… отплатить. Ты же знаешь, женщины ему не отказывали…

– До Беатрисы. Может, ты и прав, теперь ничего не поймешь и не исправишь. Страшно признавать такое, но я был бы спокойнее, если бы знал, что Рино мертв. – Эридани вскочил, пересек комнату, повернулся и встал, прислонившись к стене. – У него для бегства была целая ночь, а он остался! Ты веришь в то, что говорят про Лабиринт?

– Про тварей?

– Нет, про заключенную там смерть, с которой можно договориться.

– О таком я не слышал, но ведь… Рино не первый.

– Не сравнивай тех двоих с Ринальди! Я весь вечер копался в хрониках – осужденные были жалкими людишками, не способными ни на настоящую ненависть, ни на упорную борьбу. Я боюсь, Эрно, очень боюсь… Моим долгом было спасти старика Борраску и остальных судей. Ринальди, дорвись он до меча, прикончил бы, не задумываясь, их всех. Казнить эпиарха, как простолюдина, нельзя, и потом… что бы Рино ни натворил, обречь его на публичные истязания я не мог.

– Ты мог его изгнать.

– Нет, и ты знаешь почему. Лорио бы нам такого не простил, а без его меча мне пришлось бы…

– Что?

– Неважно. Не могу выбросить из головы один разговор… Рино был пьян, но… Он подбивал меня прогуляться по катакомбам. Я на него рыкнул, этим и кончилось, так мне, по крайней мере, показалось.

– Ты думаешь, он все это… сделал, чтобы… чтобы попасть… туда?

– Нет, конечно, но, когда так совпало… Злость, упрямство, страсть к риску. Ты припомнил мне эту злосчастную арку. Да, тогда Рино с Чезаре сотворили невозможное. Вопреки здравому смыслу, опыту, логике, а удача распаляет и развращает. Лорио считал, что этих двоих из армии лучше убрать, и я с ним согласился. Озарения хороши для стихотворцев, а не для стратегов и анаксов, потому-то я и медлил с обучением Рино. Доверять ему Силу мне казалось преждевременным и опасным, и в этом, к несчастью, я не ошибся.

– В этом?

– Хотел спросить, «если не в этом, тогда в чем»? – Анакс попробовал усмехнуться. – Отправляя Рино вниз, я выбирал меньшее из зол, а теперь не могу отделаться от мысли, что выбрал большее.

А что тогда было меньшим? Добить осужденного? Вообще не доводить до суда? Но Рино на побег не пошел. Анакс думал, как сохранить меч Лорио и честь Раканов, и додумался. Иначе было нельзя, только эпиарху-наследнику никогда не забыть хищного блеска Капкана Судьбы, мертвенного огня, охватившего решетку, жутких, холодных слов. «Мы, Эридани Ракан, властитель Кэртианы, наследник Абвениев и исполнитель их воли, говорим: мой брат и наследник Ринальди покинул нас, судьба его отныне не в нашей власти. С сего мгновенья нашим наследником становится наш брат Эрнани…» Он не хочет быть наследником, и он не сможет быть анаксом, хотя у Эридани еще будут сыновья, много сыновей!

– Мой анакс! – На ворвавшемся в спальню воине не было лица. – Ты здесь! Какое счастье…

– Что случилось, Хаи́ни?